Читать книгу «Япония в раннее Средневековье VII-XII века. Исторические очерки» онлайн.
Осенью и в начале зимы в городе наступало оживление. В 10–12-м месяцах из провинций привозили натуральную ренту; в район, где находились амбары финансового и фискального департаментов, пригоняли коров и лошадей, на которых привозили рис и ткани, приходили крестьяне, переносившие грузы на себе. Зимой в Хэйдзэй было много крестьян, отбывавших отработки на строительстве [207, с. 87–91].
Власти насаждали среди чиновников конфуцианство, в школах для детей знати изучались конфуцианские книги и практика применения конфуцианских идей в государственном управлении (кэйгаку), двор требовал соблюдения этикета (ли) в присутственных местах. Но если в служебных отношениях чиновников принципы конфуцианства так или иначе соблюдались, то жизненной моралью, нормой личной жизни знати оно не стало.
В начале VIII в. идеалом японской аристократии стал тип «благородного мужа» (миябио), нашедший отражение, в частности, в поэтических антологиях VIII в. Признаком благородства были сезонные любования природой и садами, светские приемы и пиры, чувственная любовь [281, с. 267–268]. Развлечением на приемах были стихи и песни; в некоторых домах знати по вечерам читали книги при свете масляного светильника. Угощение на пирах было весьма обильным. В источниках упоминаются овощи, мясо, птица, морская трава, ракушки и рыба. Поскольку Хэйдзэй находился сравнительно далеко от моря, то последние употреблялись, как правило, в сушеном или соленом виде. В повседневной жизни и знать, и крестьяне чаще всего ели рис.
Питание у всех классов общества было двухразовым; крестьяне питались почти исключительно рисом. В императорских указах регулярно говорилось о буддийском запрете уничтожать живое, однако на жизни аристократии это не отражалось. Знать требовала от крестьян соблюдения запретов, но сама употребляла в пищу мясо [207, с. 145–146].
Большой ущерб наносили обществу стихийные бедствия и болезни. В «Продолжении анналов Японии» отмечаются довольно частые землетрясения и эпидемии, во время которых погибало множество людей — и крестьян, и знати. В столице и провинциальных центрах жили лекари, лечившие феодалов, но против эпидемий они были бессильны. Рабы изготовляли и продавали крестьянам какие-то таблетки и порошки, однако, судя по источникам, это было мошенничеством — такие лекарства в лучшем случае оказывались безвредными. В правительственных указах больным крестьянам строго запрещалось употреблять такие таблетки и порошки.
Одной из самых губительных была эпидемия оспы, начавшаяся в 735 г. на о-ве Кюсю и за два года распространившаяся на всю страну. В 6-м месяце 737 г. правительство разослало во все провинции инструктивное письмо о лечении оспы, поручив губернаторам сообщить его содержание всем крестьянам. В письме подробно описано течение болезни: сильный жар, сыпь, появляющаяся через несколько дней на 3–4 дня, жажда, которую нельзя утолить, понос, начинающийся после того, как пройдет сыпь и спадет жар. Болезни могут сопутствовать кашель, рвота, кровохарканье, кровотечение из носа. Основной метод лечения — диета и тепло: необходмо хорошо укутывать живот и поясницу, ни в коем случае не переохлаждаться, не лежать на земляном полу; кормить больного надо жидким рисом и супом из проса. Нельзя есть свежую рыбу, холодное мясо, сырые овощи, фрукты, пить сырую воду. При поносе необходимо как можно больше употреблять вареного лука и лука-порея, но если жар не спадет, то можно пить только морковный отвар. Диета должна соблюдаться и 20 дней после выздоровления. В это время нельзя переохлаждаться, находиться на улице под дождем и при ветре. Через 20 дней можно есть хорошо прожаренные рыбу и мясо, но следует воздержаться от употребления скумбрии, ставриды и вяленой рыбы [207, с. 314–316].
С эпидемией 735 г. связано усиление социальной роли официального буддизма. Разумеется, эпидемия была только одним из поводов для развернувшегося строительства новых храмов. Более глубокие причины заключались в стремлении пресечь отмеченное выше антиправительственное религиозное движение, подавить чувства народа величием огромных храмов и буддийских статуй. Это отвечало и желанию императора Сёму — поклонника буддизма, приблизившего к себе монаха Додзи, который, в частности, настаивал на повышении роли монахов в государстве. Сказалось и китайское влияние.
В 737 г. было учреждено правительственное ведомство по созданию буддийских статуй, начальником которого назначили Косэ-но Надэмаро [281, с. 283–284]. В том же году был издан указ о создании в каждой провинции по одной статуе Будды и по две статуи бодхисаттв [37, т. 1, с. 143].
Вслед за этим началось строительство официальных провинциальных храмов (кокубундзи), в каждом из которых устанавливалась статуя сидящего Будды высотой 4, 8 м (дзёроку) [27; 415; 240; 229]. Главным из этих храмов стал столичный Тодайдзи; в основном его здании (высотой 49 м) и ныне находится самая крупная в Японии 16-метровая статуя Будды Вайрочана (Бирусяна). Императорский рескрипт о создании статуи датируется 10-м месяцем 743 г. [37, т. 1, с. 175].
Строительство храмов сопровождалось ростом их земельных владении не только за счет освоения целины, но и в результате императорских пожаловании из государственного и общественного фонда. Так, в 12-м месяце 749 г. храму Тодайдзи было передано 4 тыс. крестьянских дворов в качестве бенефиций и, кроме того, подарено 200 рабов [31, т. 1, с. 206].
Создание статуи Большого Будды Вайрочана было завершено в 752 г. По этому случаю император посетил Тодайдзи |31, т. 1, с. 213–214], где состоялась торжественная церемония с участием знати и 10 тыс. монахов. Китаяма Сигэо с полным основанием видит историческое значение создания Большого Будды в слиянии государства и буддизма, в объединении правящих кругов и верхушки буддийских монахов, в ослаблении религиозного движения крестьян [281, с. 291–293].
Кроме официальных строились родовые храмы аристократии (удзидэра), религиозных организации монахов. В Хэйдзэй были перевезены также крупнейшие храмы из Фудзивара — Кофукудзи, Якусидзи, Дайандзи и др. Усиление роли буддизма объективно способствовало развитию архитектуры и скульптуры [105; 342; 338; 354; 228].
Буддийские статуи стали изготовлять в Японии начиная с 50-х годов VII в. Ранее всего распространилась бронзовая и деревянная скульптура, в 70-х годах VII в. — начале VIII в. — из папье-маше и глины. В VIII в. главное место занимала скульптура из бронзы, папье-маше и глины, изготовлялись также деревянные и каменные. Большинство сохранившихся до настоящего времени статуй, датируемых VIII в., изготовлено в упомянутом правительственном ведомстве, но в Хэйдзэй существовали и не связанные с ним цехи.
Бронзовая скульптура конца VII — начала VIII в. представлена известной триадой (сандзон) из храма Якусидзи, изображающей будду Якуси, излечивающего людей и предотвращающего стихийные бедствия, и обычно сопутствующих ему бодхисаттв лунного сияния (Гакко босацу, справа) и солнечного сияния (Никко босацу, слева). Храм построен в конце VII в. по указанию императора Тэмму в связи с болезнью его жены (позднее — императрица Дзито), а в 710 г. перевезен в Хэйдзэй. Письменные источники сообщают, что статуя Якуси изготовлена в 697 г. Этой же точки зрения придерживаются многие японские историки и искусствоведы. Одна к вопреки мнению Иэнага Сабуро [109, с. 61] она не является полностью доказанной. Ряд специалистов полагают, что статуя Якуси изготовлена в Хэйдзэй, т. е. после 710 г. Работы, в которых обосновывается данная точка зрения, продолжают выходить. В частности, Мацубара Сабуро высказал мнение, что вся триада отличается от раннетанского стиля и была изготовлена в 717–728 гг. [299].
Установление времени изготовления триады из храма Якусидзи имеет существенное значение для выявления процесса развития буддийской скульптуры в Японии. Нам, в частности, представляется наиболее обоснованной концепция Куно Такэси, сводящаяся к тому, что раннетанский стиль буддийской скульптуры определился в 644–658 гг. Особенности его — круглое лицо Будды, мягкое выражение лица, тонкая одежда Будды. К 675 г. формирование раннетанского стиля завершилось — лицо Будды приобрело черты взрослого, зрелого человека, стало глубокомысленным. В этом стиле, заимствованном Японией, и выполнена, по Куно, в 90-х годах VII в. триада из храма Якусидзи. Действительно, главная статуя (хондзон) Будды Якуси находится на постаменте, с которого низко свисает тонкая материя. Лицо Будды — круглое, волосы на голове уложены в форме ракушек. Щеки сильно напряжены, подбородок — двойной. Брови — тонкие, глаза — удлиненные, в форме разрезанного абрикоса (может быть, оттого что абрикос использовался как лечебное средство). Улыбка исчезает с губ, на лице нет страдания. Складки одежды близки к естественным. Фигуры бодхисаттв немного согнуты в поясе, одна нога согнута в колене, другая опирается на постамент. Для сохранения равновесия верхняя часть тела немного отклонена назад. Однако голова обращена прямо вперед, как у совершенно вертикальной статуи. По-видимому, это объясняется тем, что мастера скульптуры не научились еще передавать большую статую в движении. Наконец, лица Будды и бодхисаттв в отличие от более ранних статуй имеют уже не детский, а взрослый облик [288, с. 330–334].
Вершиной бронзовой скульптуры VIII в. являлась упомянутая выше статуя Большого Будды из храма Тодайдзи, первоначально отлитая под руководством скульптура Куни-но Кимимаро, потомка переселенцев из корейского государства Пэкче. Однако вследствие пожаров статуя неоднократно повреждалась, а затем восстанавливалась. Большая часть ныне существующей статуи изготовлена в XVII в., с VIII в. сохранилась только часть колена и лепестки лотоса [288, с. 337].
Широкое распространение получила в VIII в. скульптура из папье-маше (кансицудзо), технология изготовления которой была заимствована в Китае. Поскольку термин «кансицу» употреблялся для обозначения двух типов скульптур — из папье-маше и деревянных с лакированным покрытием, то для уточнения в первом случае иногда применяется заимствованный в Китае термин «даккацу» (даккацу кансицудзо). Скульптура этого типа изготовлялась следующим образом: сначала лепилась глиняная основа, на которую с помощью лака в несколько слоев плотно наклеивалось полотно. Сверху наносился слой размельченной в порошок глины, а затем — несколько слоев лака, в котором предварительно хорошо размешивался порошок шлифовального камня. После этого внутренняя глиняная основа извлекалась, и скульптура отделывалась, рисовались брови, зрачки, ресницы.
Ценность представляет скульптура небольшого зала Санга-цудо в храме Тодайдзи. В настоящее время там находится 14 статуй VIII в. — из папье-маше и глины. Глиняные статуи перенесены в этот зал в связи с повреждениями или разрушением залов, в которых они находились прежде. За исключением одной, относящейся к 822 г., все они изготовлены во второй половине VIII в. Скульптуры из папье-маше созданы до 748 г. под руководством Куни-но кимимаро и с самого начала были установлены в Сангацудо. Крупнейшая из них — четырехметровая статуя одной из семи бодхисаттв Каннон (Авалокитешвара) — Каннон с поясом (Фукукэнсаку Каннон), стоящая на лепестках лотоса. Величавая поза, живое лицо взрослого, зрелого человека. Губы сжаты. Три глаза. Одежда тонкая, через нее виден изгиб колена. С груди свисают украшения. Слегка расставленные ноги и согнутые колени говорят о тяжести верхней части тела, имеющей шесть рук. Шапка украшена 30 тыс. драгоценных камней, в ее передней части — маленькая серебряная статуя Будды. В руках — цветок лотоса, буддийский посох — предостережение силам зла, с рук свисает широкий пояс — символ спасения всего живого. Эта статуя представляет зрелый стиль японской буддийской скульптуры VIII в. [288, с. 338–339].
Справа от Каннон в настоящее время находятся глиняные статуи бодхисаттв Никко и Гакко (высота — 206,8 см). Тела их пропорциональны, одежда производит впечатление тонкой. Изящные лица очень похожи — видимо, статуи были изготовлены в одной форме, а затем подправлены. Они еще оригинальны, впоследствии же, во второй половине VIII в., в связи с ростом числа буддийских статуй усиливается их формализация, типизация. В это же время распространяются деревянные статуи с лакированным покрытием (мокусин кансицудзо). Для их изготовления из дерева вырезалась форма, на которую затем наклеивалась материя и наносилось несколько слоев лака. И наконец, в конце VIII в. начинает широко распространяться чисто деревянная скульптура (из дерева хиноки), которая в IX в. заняла главное место в японской буддийской скульптуре [288, с. 340–342].
Развитие духовной культуры японской аристократии в VIII в. тесно связано с письменной традицией. Здесь китайское влияние оказалось весьма плодотворным и неискоренимым (и в современном японском языке до 70 % слов, большая часть пословиц, поговорок, идиом имеет китайское происхождение) Заимствование сложной, многозначной, но удобной, богатой многообразными оттенками иероглифической письменности, где каждый знак — не просто символ, а передатчик смыслового значения (а нередко — ряда значений) и к тому же — богатый историко-культурный источник, дало толчок развитию литературы, образования, историографии.
Один из основных способов использования китайских иероглифов был заимствован в Пэкче и заключался в том, что к японским словам (сначала — к существительным, а затем и к другим частям речи) подбирались соответствующие по смыслу иероглифы. Этим способом, получившим название «манъёгана», написаны первый историко-литературный памятник японской письменности — «Хроника древних событий» («Кодзики»), поэтическая антология «Сборник множества стихов» («Манъёсю»). Вместе с тем среди знати получил распространение древнекитайский письменный язык вэньянь, именовавшийся в Японии, как и в Корее, «ханьским письмом» (камбун) [346; 345].
С развитием письменности связано распространение поэтического творчества и создание антологий. Стихи сочиняли феодалы, императоры, крестьяне.
Первая антология (на древнекитайском языке) — «Думы о ветре» («Кайфусо») — появилась в 751 г. и была составлена из стихов второй половины VII — первой половины VIII в. Более известна упомянутая выше вторая антология — «Сборник множества стихов», включающая около 4,5 тыс. стихов и песен, в основном VII–VIII вв. Имена составителей и точная дата завершения сборника неизвестны, но известно, что много сил в его подготовку вложил Отомо-но Якамоти (718–785).
Среди известных авторов песен «Сборника множества стихов» — Каки-но Мотохитомаро, Ямабэ-но Акахито, Нуката-но Окими. Круг авторов был весьма широк: члены императорской семьи, аристократы, монахи, крестьяне, воины. Содержание песен — красота природы, любовь, урожай, крестьянский труд [19]. Наряду с художественными достоинствами и бесспорной литературной, эстетической ценностью обе антологии содержат богатый материал о жизни, быте, обычаях феодалов и крестьянства, и с этой точки зрения тоже привлекают возрастающее внимание историков и этнографов [321].
Тогда же, в VIII в., были созданы первые исторические памятники — «Хроника древних событий» и «Анналы Японии». Попытки описать происхождение японского государства и передать потомкам знания о прошлом, как уже отмечалось, предпринимались и раньше, но до конца доведены не были. История создания «Хроники древних событий», судя по предисловию составителя Оно Ясумаро, восходит к указу императора Тэмму (672 г.), в котором говорилось, что в имеющихся императорских анналах и древних хрониках появилось много ошибочного и ложного и они утратили свой первоначальный смысл. Между тем эти документы — основа управления государством, деятельности императора и воспитания народа. Указ предписывал собрать сохранившиеся документы, исправить их и записать для потомков. Эта работа была поручена 28-летней придворной Хиэда-но Арэ, отличавшейся феноменальной памятью. Однако в то время хроника не была написана, ее по поручению императрицы Гэммё в 711–712 гг. составил О-но Ясумаро [48, с. 12–13; 119; с. 54–78].
Работа над «Анналами Японии» тоже началась в правление Тэмму. В 681 г. император собрал во дворце 11 принцев и аристократов и приказал им составить историю. Сначала использовались только императорские анналы, дневники и хроники, но затем количество источников возросло за счет документов правительства, буддийских храмов, дневников отдельных лиц, китайских и корейских исторических сочинении [234, с. 13–14]. Однако эта работа также осталась незавершенной. Она была возобновлена по указу императрицы Гэмме, изданном во 2 м месяце 714 г. [37, т. 1, с. 55], и закончена в 720 г. Руководителем подготовки «Анналов Японии» на заключительном этапе был принц Тонэри. Участие О-но Ясумаро в этой работе сомнительно. Во всяком случае, в «Продолжении анналов Японии», где говорится об этой работе, его имя в этой связи не упоминается. Ничего не говорится и о тех фактах, которые О приводит в предисловии к «Хронике древних событий».
Мифология, занимающая значительную часть «Хроники древних событий» и «Анналов Японии» и объясняющая происхождение Японии божественным творением, отвечала политическим интересам господствующих кругов. Как известно, до поражения японского империализма во второй мировой войне она использовалась империалистической пропагандой в целях обоснования превосходства японцев над другими народами. В остальном же она представляет интерес как с литературно-художественной точки зрения, так и для анализа мировоззрения древних японцев.
Сами по себе мифы как форма доисторического мышления не могли отражать реальных событии, но могли быть затем дополнены фактами, превратившимися в легенду. Однако в каждом конкретном случае подлинность такого факта, а тем более — аллегории, нуждается в тщательной проверке и доказательствах.
В японской официальной историографии последних десятилетии XIX — первых десятилетий XX в. наряду с верой в подлинность основания государства в 660 г. до н. э, мифическим императором Дзимму, восходящей к раннефеодальной традиции, распространилась плоская и бездоказательная рационализация мифов, начатая учеными-конфуцианцами еще в XVIII в. Основоположник научной критики письменных памятников VIII в. Цуда Сокити в ряде исследований, опубликованных во втором-третьем десятилетиях XX в., убедительно доказал, что нет оснований для такой рационализации. На базе анализа широкого круга источников Цуда пришел к выводу, что ни письменные, в частности китайские, ни археологические и другие источники не подтверждают реальности событий, которые обнаруживались конфуцианцами-рационалистами и их последователями в мифах и легендах «Хроники древних событий» и «Анналов Японии». Действительно, отождествление «небесной страны» Такаманохара с какой-то заморской страной, сказочной змеи Ямато-но ороти[25] — с племенем эмиси или попытка увидеть поездку принца Инахи за пределы страны в том факте, что он «вошел в море», — это не более чем произвольное, ненаучное толкование текста мифов, в лучшем случае не выходящее за пределы недоказуемой гипотезы [438, с. 5–7][26].
В конце VIII в., в 791–797 гг., была написана вторая из шести официальных историй — «Продолжение анналов Японии», охватывающая, как уже отмечалось, 697–792 гг. По сравнению с «Анналами Японии» — это более сжатые, сухие императорские анналы, содержащие краткие сведения об основных событиях при дворе и в стране, изложение императорских указов, сведения о награждении знати, присвоении рангов, официальных церемониях. «Продолжение анналов Японии», состоит из двух равных по объему частей, первая охватывает 61 год, вторая — 34, поэтому вторая часть несколько подробнее. Ее основным автором был правый министр Фудзивара-но Цугутада, умерший в 796 г. Работу над первой частью завершил воспитатель наследного принца Сугано-но Мамити. На первом плане, как и прежде, была морально-назидательная функция истории. Авторы «Продолжения анналов Японии» полагали, что история должна описывать лишь то, что имеет воспитательное значение, и то, что нравственно, а не жизненные подробности; именно поэтому была сокращена первая часть, сначала состоявшая из 30 свитков, а в процессе работы сведенная к 20 [207, с. 8–10].
[25] Ямато-но ороти, согласно легенде, — восьмиголовая и восьмихвостая змея, которую победил бог Сусаноо, извлекший из ее хвоста меч, одну из трех императорских регалий.
[26] Критика Цуда рационализации мифов не утратила значения и до настоящего времени. Однако Цуда полагал, что мифы были сочинены в V–VI вв. придворными Ямато в политических целях обоснования господства императорского дома. Такой вывод сам по себе не объясняет фантастичности мифов, многочисленных расхождении и противоречий между мифами «Хроники древних событий» и «Анналов Японии», не позволяет выявить их истоки. В 70–80-х годах Фурута Такэхико предложил новый подход к проблеме происхождения японской мифологии (см. 164 [416, т. 1–2]). Фурута, в частности, полагает, что многие мифы имели реальную основу, возникли до нашей эры, отражали исторические события, происходившие на Кюсю и в Кансай, и лишь после того, как в конце VII в. кансайский режим смог подчинить себе другие княжества (в частности, Кюсю), были использованы им в политических целях. Необходимо подчеркнуть, что реальную историческую основу могли иметь не мифы, а легенды, изложенные в указанных выше письменных памятниках, т. е. следует четко разграничить фантастические мифы и легенды, содержащие и подлинные факты, и вымысел. Концепция Фурута во многом гипотетична, но приводимые им многочисленные доказательства создают основу для последующих исследований и японских мифов, и легенд, и ранней истории Японии в целом.