Поворотясь к дверям, он выходит из комнаты и кричит во двор:
— Нянька, ходи до барыни!
Отец прощается с матерью:
— Пойду до роты Счастливо оставаться.
— С богом, ваше благородие…
Стешку отец на прощанье делает легонько «смазь», собрав в свою крепкую горсть мокрое от слез лицо сына.
Стешок спохватился, что дешево продал веселую игру, и пытается просить надбавки:
— Хочу к крестному на завод, на лодку хочу, на лоцию хочу! К адмиралу-дедушке хочу картинки смотреть!
— Еще чего? — улыбаясь и целуя сына в мокрые от слез глаза, спрашивает мать.
— На море хочу!
Мать вздрагивает и гневно сдвигает брови.
— Я тебя! Еще чего захочешь? Нянька! Где ж она?
— Есть! Вот и нянька в своем липе! — отвечает весело, вдвигаясь через дверь в комнату, матрос, невысокий, но зато широкий в плечах до того, что ему в дверь просунуться можно только боком. — Эге ж! — качая седой стриженой головой, говорит «нянька». — Благородный, а плачет! Где ж оно видано, чтоб благородные так себя аттестовали?..
У матроса по локоть засучены рукава, руки запачканы красным бузинным соком и мелом.
— Ничипор, сведи уж малого до Буга, — говорит мать. — Только смотри, к воде близко не подпускай. Да не вздумай опять в лодке катать…
— Есть!
Стешок соскользнул с колен матери и тянет няньку вон из комнаты:
— Идем, идем!.. На берег! На лодку! К крестному! На рыбный завод!.. К Бутакову!
— Да не долго гуляйте! Орешку еще набить надо. Не набил еще орешку? — кричит вслед матросу и сыну мать в принимается, тихо посмеиваясь сама с собой, выбирать на варенье вишню" горой насыпанную на столе…
Стешок тянет матроса к Боротам.
Вместо того чтобы вести Стешка с крыльца на улицу, Ничипор поворачивает влево во двор, где над криницей[1] кусты сирени, бузины и акаций образуют тенистую беседку. Стешок напрасно упирается в землю ногами и тянет матроса за руку, чтобы придать ему правильный курс.
— Куда ты, няня Ничипор? Не туда! Идем на Ингул. Мама велела нам на Ингул.
— Мало что она еще велит! — сердито отвечает матрос. — Всякое дело порядка требует…
— Не дело, а гулять! Мама тебе велела…
— Тебе на берег итти — гулянка, а мне оно тоже дело. Эх, проклятая служба! Сразу всех дел не переделаешь. Ты слыхал? "Таз вычистил?", "Орешку набил?" Да еще забыла спросить: "А лучинки нащипал? Чем я жаровню разжигать буду?" Придем мы с тобой с Ингула, ан и варенье не сварено и пенок нет…
Приговаривая так. Ничипор берет со стола в беседке большой медный таз с рукоятью и принимается тереть его тряпкой с мелом… Снаружи таз черен от копоти, а внутри вымазан красным соком бузины.
Стешок по опыту знает, что Ничипора нельзя переспорить, но все же начинает в виде пробы осторожно хныкать. Ничипор не обращает на это внимания, как будто и не слышит. Стешок хныкнул погромче.
— Похныкай у меня еще — и совсем на реку не пойдем. Услышит мамаша, выйдет. "Ах, — скажет, — вы еще не ушли гулять, вот и гарно! Вот и прелестно! Я забыла тебе еще. Ничипор, наказать: вычистишь таз, наколешь антрациту, нащиплешь лучинки, накачай в поганую кадку из криницы волы, а то она рассохнется, да потом еще наруби в корыто крапивы гусям"… Вот тогда и будет тебе, хлопчик, гулянка!
Стешок испугался, что так и будет, если мать услышит его плач, зажал уши руками, повернулся к дому, зажмурив глаза, подглядывает: не вышла ли мать на плач…
— Ты вроде птицы Штрауса, — усмехаясь, говорит Ничипор, надраивая таз. — Мы на "Гайдамаке" в Алжире стояли, так я в зверинце видал птицу Штрауса. Большая птица. Шибко бегает. Сядет на нее мавр верхом и арапа конного обгоняет. А почитается Штраус глупой птицей: испугается чего, хочет укрыться от беды, спрячет голову в куст, а сам весь наружи. И про людей, кто закрывает на беду глаза, а от пушки уши затыкает — словом, прячет голову в куст. — сказать можно: похож ты на глупого Штрауса.
[1] Криница — колодец.