Читать книгу «Побег из Рая» онлайн.
Всё оказалось правдой.
Я действительно у-е-з-ж-а-ю в Америку!
Я кинулся их обнимать, но не потому, что еду в Америку, а потому что понял, что я здоров, что не сошёл с ума.
От Гурьева до Москвы сутки езды. Два КГбиста совсем недавно грозившиеся сгноить меня в лагерях, теперь выступали в роли моих слуг в купейном вагоне. На столе — черная икра, колбасы и конфеты, ешь — не хочу. Я только чай пил с конфетами, а от икры отказался, я икры на Каспийском море столько съел, что на неё с тех пор больше смотреть не мог. На перроне в Москве нас встретил холёный московский «джеимс бонд», роль которого была сказать мне при встрече:
— Иди, ты свободен.
Советская власть забрала у меня не нужное мне их советское гражданство. Начальник Московского ОВИРа генерал Кузнецов бегал с Аней, а я с ними за компанию собирать разные подписи под обходным листом с её работ и ЖЕКов. В кассе аэропорта человек в длинном черном плаще и в шляпе покупал нам билеты на самолёт Москва — Вена. Кассирша сидя за компьютером что-то долго писала авторучкой, попросила его отойти от кассы в сторонку и ждать. Он разводил руками и извинялся, что не получается даже у него побыстрее, нужно немножко подождать.
И вот мы летим! Аня, Антошка, её восьмилетний сын и я. Впереди Вена, Рим и долгожданная Америка.
89
ВСТРЕЧА С ПРОШЛЫМ
2005 год. Последние дни съёмок на Украине. Днепропетровская тюрьма и психиатрическая больница на улице Чечерина №101. За высоким забором не видно этого страшного места, где «катковы» и «бочковские» расценивали мечту жить в Америке, как признак высшего безумия, держа таких людей за этим забором, называя сумасшедшими. Но время всё расставило на свои места. Мракобесы-врачи и советские идеологи и были самыми отвратительные психически больными, маньяками-убийцами, загубившими миллионы жизней.
Сколько лет жизни и здоровья забрали они только у меня за желание иметь паспорт гражданина Америки, лежавший теперь в моём кармане?
— Что вы здесь снимаете? — спросил офицер, выйдя из помещения тюрьмы, — нельзя, — предупредил он всю съёмочную группу, стоявшую рядом у входа в больницу.
«Бедные люди, — подумал я, — кругом у них секреты, даже на городских улицах, всё так же как в те, советские годы».
Путешествуя по Америке я снимал всё, что мне было интересно, даже военные авиабазы с «Боингами» В-52 и много всего другого, за что в Советском Союзе могли бы посадить в тюрьму.
До Кривого Рога сто пятьдесят километров дороги среди черных полей. Вот наш дом на проспекте Мира, — серая девятиэтажка с обшарпанным и грязным подъездом, где жили мои родители, дорожившие больше всего на свете этой квартирой в двадцать семь квадратных метров. Они не могли поверить, что приехав в Америку в Нью-Йорк будут жить в прекрасной квартире на берегу океана. Страна, в которой они не проработали ни одного дня возьмёт на себя все расходы по обеспечению их старости с большей заботой, чем та, в которой они протрудились всю жизнь, при этом никогда их не попрекая и не требуя благодарности.
Ржавая вывеска с вытертыми буквами на ней указала, что мы въехали в Гейковку. На платформе в ожидании электрички стояло несколько человек, возможно родственников, приезжавших к больным или работников, отработавших смену. Узкая асфальтированная дорога вдоль черноземных полей привела нас к развалившимся старым строениям. Не зная куда ехать, шофер остановил машину. Ольга и Андрей спросили:
— Ну, где здесь твоя больница?
Одинокая сельская женщина шла по дороге. Выйдя из машины я пошел к ней на встречу.
— Скажите, а где больница, которая была в бывших свинарниках?
— Вот эти сараи, а зачем тебе это надо? — указав на развалины, удивлённо спросила она. Я рассказал ей, что был здесь давно за переход границы и женщина, узнав меня, напомнила, что она — Клавдия Александровна Сенюк и работала в приемном покое медсестрой.
— Боже мой, так это ты?
— Что ты здесь делаешь? — спрашивала она, не понимая, что происходит, почему Оля протянула к ней микрофон-«кошку», а Нугзар снимает её держа в руках кинокамеру.
— Я из Америки приехал посмотреть на знакомые места.
— А, из Америки. Тогда всё ясно, — махнула она рукой и подумала про себя: «Бедный человек, как был так и остался неизлечимым больным со своей Америкой».
— Вот, — протянул я ей мой паспорт. Она покрутила его в руках и только сейчас поняла искренне удивившись и обрадовавшись за меня, что я сказал ей правду. Она и с большим удовольствием согласилась устроить нам экскурсию по территории бывшей больницы.
— Ты помнишь, это был клуб, — показала она на здание под шиферной крышей, — теперь здесь храм в честь святых мучеников Маккавейских.
Молодой батюшка Александр пригласил нас войти внутрь, где тускло горели электрические лампочки, освещая иконы на стене. Я зажег свечку в память о Мише и оставив её догорать в пустом храме, вышел на улицу. Черная стая тысяч ворон тревожно крича закружилась вдруг в воздухе и закрыла небо.
— Помнишь кто это? — спросила меня Клавдия Александровна,-показывая на старушку, подметавшую свой двор. — Это Лидия Николаевна, старшая медсестра твоего бывшего отделения.
Я не сразу узнал сильно постаревшую ту властную женщину по фамилии Отенко.
Л. Н. Отенко была давно на пенсии. Меня она хорошо помнила и с большим удовольствием начала рассказывать киносъёмочной группе о своей жизни, о своих заслугах в больнице, чистоте и порядке в её отделении.
Мне не хотелось вступать в спор с этой старой женщиной и рассказать все, что я о ней помнил. Я отошел в сторону и слушал записываемый камерой Нугзара её рассказ о том, как в детстве она потеряла родителей, (их репрессировали и расстреляли), о её жизни в детских домах, о том, как скрывая своё прошлое как дочь врагов народа она с большим трудом закончила медучилище и получила диплом медсестры. Отенко с гордостью рассказывала о своем жизненном успехе на работе, как ей удалось стать главной медсестрой отделения. Теперь слушая её мне стало совсем непонятно, как мог человек столько сам переживший так жестоко, как к скоту, относиться к больным людям в больнице.