Читать книгу «Побег из Рая» онлайн.
— Значит выступить решил? — подойдя к его кровати спросил я.
— П-л-о-х-о мне. Крутит меня. Закололи всего, — умирающим голосом жаловался он, — запиши мой адрес и сообщи, что меня никогда не выпустят из этого дурдома, умру я здесь.
Больше я не видел Евгения Брагунца, знаю только, что Корвалана он будет помнить всю свою оставшуюся жизнь. В 1987 году Женя позвонил мне в Нью-Йорк, он только что прибыл в Америку и его спонсоры поселили его в городе Провиденс в штате Род-Айленд.
— Саша, я в Америку прибыл бороться с коммунизмом, а они меня устроили работать на какую-то паршивую фабрику. Что делать? — спросил он.
— Работай и плати налоги, а американское правительство пусть разбирается с коммунистами, — ответил я ему.
А что ещё я мог посоветовать? После этого звонка Женя никогда мне больше не звонил и как сложилась его судьба я не знаю.
Больные приносили грязную посуду и не торопились возвращаться в отделения. Они рассказывали новости, курили. Посудомойщики за кусок вареного сердца или миску жареных куриных пупков уводили молоденьких полудебильных гомусексуалистов Викочку и Ленку в подсобную комнату и там занимались с ними «любовью».
В Советском Союзе уголовный мир презирает гомосексуалистов и, назвав уголовника этим словом, можно быть сильно побитым или даже убитым. На самом деле, в тюрьмах и лагерях гомосексуализм — обычное явление, с той разницей, что за границей оба партнера именуются гомосексуалистами, а в СССР — так называют только пассивного партнера. Я презирал этих людей. Единственное, что я мог им сказать, не отвечая за свои слова так это: «Как было бы здорово, если бы по закону активных парней полностью кастрировали и они могли бы по желанию стать пассивными».
Лицо одного больного мне было хорошо знакомо, но я никак не мог вспомнить где я его видел. Он сильно выделялся на фоне всех, постоянно топтался на одном месте и был очень заторможен. Это был Толик, я вспомнил, он лежал с Мишей в десятом отделении в Днепропетровске. Он не сразу узнал меня. Там я был наголо острижен, а здесь волосы уже прикрывали мочки ушей и одет я был в хорошую байковую пижаму.
— После вас Ивана Бого и ещё других увезли в Казанскую спецбольницу, а меня родители выхлопотали перевести сюда по месту жительства. В 1977 году приезжал главный психиатр МВД Рыбкин, он всех больных, кто больше пяти лет был в больнице на беседу к себе вызвал и многих выписал. Каткову на пенсию проводили.
— Значит и в «Днепре» лёд тронулся.
— Не сказал бы, сейчас там условия ещё хуже стали, чем были при вас. С пристройкой нового корпуса больных стало больше, так что на прогулке гулять стало совсем невыносимо, да и двор сам загородили листами шифера высотой в два метра, чтобы нас видеть никто не мог и мы, кроме клочка неба сквозь колючую проволоку тоже ничего не видели. Телевизор в отделении поставили.
— Телевизор! В Днепропетровске?! — удивился я.
— Да. За счёт больных купили. Одни больные сами деньги дали, а у тех кто не хотел, со счёта против их воли сняли. Врачи говорили, мол всё равно телевизор смотреть будете.
— А где его поставили?
— В самой большой палате на этаже, где столовую сделали. А так как сто семьдесят человек в столовую не помещаются, так санитары сделали списки по сорок человек. Сорок сегодня, следующие — завтра и то, если санитара консервами не подогрел, легко очередь потерять можно. А так, всё по-прежнему и по бокам от санитаров получают и щи кислые на обед всё время. Раньше в отделении мы носили зековские старые костюмы, так и их запретили, теперь всех в одних кальсонах оставили.
Толик отвечал охотно на все мои вопросы и я узнал, что судовой механик Володя Корчаг, радист Михаил Иваньков, австралиец Стёба всё ещё в больнице и что учителя географии из Одессы, Василия Сирого пытавшегося угнать самолет, врачи начали безбожно лечить нейролептиками. (Василий Сирый умрет в Днепропетровске в 2012 г. в возрасте 84 лет. Был участником «Мемориала».)
— У нас в Днепре бунт был, — вдруг вспомнил Толик, — несколько больных из одиннадцатого отделения захватили заложником самого начмеда Семеряжку, когда он обход делал. Прибыл начальник больницы Бабенко с ментами. Парни сразу ему сказали, что они не причинят никакого вреда начмеду в том случае, если он им пообещает перевести их в другие спецбольницы, а также даст гарантию, что после освобождения Семиряжко их не будут казнить нейролептиками. Бабенко сдержал своё слово. Трех бунтарей он разбросал по разным отделениям и никого не наказал, а потом их увезли из больницы.
Эта новость поразила меня своей невероятностью. Бунт в стенах Днепропетровской больницы!
81
ГАЗЕТЫ И ПИРАТЫ
Прошел месяц после отъезда Миши. Наконец я получил от брата долгожданное письмо.
«Здравствуй, Саша! — писал он, — Сообщаю новости: после одиннадцати лет пребывания в днепропетровской больнице выписан Андрей Заболотный! Сережа Потылицын пробыв там семь лет, переведён на вольную больницу в Нальчик».
В декабре 1999 года Сергей Потылицын по моему приглашению приезжал в Америку. Пробыл около года, влюбился в эту страну, но не так просто оказалось получить документы с видом на жительство, и, не желая нарушать законы, он вернулся в Россию. Через несколько лет Сергей попал во Францию. Получив все документы он живёт теперь в этой стране и был нашим гидом, когда мы приезжали в Париж.
«Я нахожусь в Гейковке, — продолжал писать Миша. — Это сорок километров от дома. Ещё год назад в этом помещении был свинарник или конюшня, а теперь здесь живем мы. Условия в больнице ужасные. Все больные сильно завернутые, с ними невозможно общаться. Есть среди них несколько принудчиков, их держат здесь давно и не обещают выписать. Сколько придётся быть мне в этой дыре, не знаю. Если выпишут тебя летом, просись, чтобы тебя отправили на вольную больницу к родственникам в Онегу. Пока. Миша»
После выписки не хотелось возвращаться на Украину и письмо брата только подтверждало мои опасения. В своих письмах я просил маму переоформить опекунство и писать ходатайство о моём переводе после комиссии в Онегу, однако мои письма не понравились моему врачу.
— Саша, прекрати писать такое, — потребовал Фукалов. — После выписки ты поедешь на Украину по месту жительства.
— А если моя тётя в Онеге на себя опекунство переоформит?
— Нет, только на Украину, от Онеги близко до границы. Вот приедешь к себе домой, а оттуда — куда хочешь.
— Но в Кривом Роге даже больницы нормальной нет. Вон, брат пишет, что бывший свинарник под больницу приспособили.
Лидия Николаевна Биссирова сидела за своим столом и писала, но последние мои слова задели её.