Читать книгу «Побег из Рая» онлайн.
— Мусорщик утром едет на мусоровозке, пластиковые мешки в неё забрасывает и за это ему платят шестьсот долларов… в неделю, а я — дипломат, получал шестьсот… в месяц!
Отчаянно сопротивлялся получить штамп дурака Альдигис Жипре. Его лечащий врач Светлана Макаровна, молодая симпатичная женщина, всегда модно одетая, искренне хотела ему помочь.
— Альдигиз, тебе же будет лучше в больнице, чем в лагере, — сказала она ему.
— Не надо мне вашего дурака! Я лучше оставшиеся семь лет в лагере досижу, — возражал он.
Каждый день при виде врачей Жипре требовал от них отправить его поскорее на зону и протягивал очередную жалобу на имя прокурора о том, как он был избит надзирателями в следственном изоляторе Пермской области, когда там возник пожар.
Наступил понедельник последней моей пятой недели. Я снова был на беседе. Никто не пил чай на этот раз. За столом сидел щуплый седой старенький человек — светило советской психиатрии — профессор Лунц, рядом с ним был мой врач, Альфред Габдулович и рыжеволосая Зинаида Гавриловна.
— Выбирай: десять лет пребывания в больнице или десять лет лагерей, — предложила Зинаида Гавриловна.
— Зачем мне десять лет больницы, я уж лучше трояк в лагере отсижу, — сказал я.
— И брата на десять лет втащил, — добавила она.
— Почему на десять, если восемьдесят третья статья — до трёх? — не соглашался я.
На чем моя экспертиза и закончилась. Я вышел из кабинета с полной уверенностью, что я сдал экзамен и получил диплом дурака в Институте им. Сербского.
27
ЭТАП НА СЕВЕР
Я не ошибся. В Лефортовской тюрьме КГБ после экспертизы меня поместили совсем в другую камеру. Теперь на обед мне выдали больничный паёк, а не ту баланду, которую я выливал в унитаз.
— Значит я — сумасшедший!!! Скорей бы решение суда и на больничку.
В Лефортово на этот раз мы задержались недолго.
С братом я встретился в столыпинском вагоне, мы оказались в соседних тройниках. Сидели по одному, хотя рядом отсеки были перегружены заключенными, они, как селёдки, лежали на верхних полках.
— На спец. поедем, — печально сказал Миша.
— На какой спец? — не понял я.
— В Днепропетровский спец. по месту жительства, вот увидишь.
Я ничего не знал о существовании спецбольниц, хотя по зарубежным радиоголосам слышал фамилии многих людей, помещенных за инакомыслие в сумасшедшие дома — генерал Петр Григорьенко — Черняховская больница, Леонид Плющ — Днепропетровская больница, но это же не спец, а обыкновенные психиатрические больницы.
— Откуда ты это взял? — переспрашивал я брата.
— Человека к нам в отделение из Днепропетровского спеца привезли перед самым моим отъездом и он сказал, что лучше не попадать туда, страшное место, а по нашей статье меньше пяти лет там не держат.
— Ох, — вздохнул тяжело брат, — зря мы с тобой с этой психиатрией связались.
Поезд шел на Мурманск через Петрозаводск. Я лег на верхнюю полку и смотрел через проход в окно. Пахло паленой тканью. Часовой ходил по вагону принюхиваясь, пытаясь найти в каком отсеке готовят чифир. Заключенные забрались на третью полку, скрутили трубкой газету или полотенце, зажгли сверху, отчего пламя было ровным без дыма и вываривали полпачки чая, двадцать пять грамм в пол-литровой кружке. Затем кружка пускалась по кругу. Каждый отпивал два глотка горячей темно-коричневой жидкости и передавал следующему.
За окном проносились телеграфные столбы и осенний с желтой листвой лес. В Лефортовской тюрьме мне выдали на дорогу большой, но очень лёгкий продуктовый паёк. Я не был голоден, но меня разбирало любопытство увидеть что там. Сначала я вытащил целый спецзапека хлеб, такой делали на хлебокомбинатах, перепекая заново старый, не проданный хлеб. Он состоял из частей белого, черного, солоноватого и сладкого хлеба. Затем я нашел два маленьких аккуратно завернутых кулечка, один — с сахаром, а другой — с чайной заваркой.
Я продолжал разматывать бумагу. Конвоир остановился возле меня и молча наблюдал. Наконец, я увидел две серебристые селёдки такие, наверно, можно было купить только в спецмагазине.
Двое суток поезд тащился до Петразоводска, подолгу останавливаясь на каждой станции. Конвой, на беду, оказался зловредным. Долго пришлось требовать, чтобы вынесли бачок с питьевой водой. С оправками дело обстояло ещё хуже. Зеки теряли терпение, заполняли уриной шапки, ботинки или целофановые кульки и всё это ложили под лавки. Я впервые увидел, как доведенные до отчаяния заключенные на полной скорости раскачивали вагон как качели. Мне было страшно, казалось вот — вот вагон слетит с рельс. Начальнику конвоя тоже становилось страшно и тогда он и солдаты требовали прекратить и приготовиться к оправке.
28
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПЕТРОЗАВОДСК
Пролетели ещё два месяца. Мы снова были в карантинной камере Петрозаводской тюрьмы. Её построили в 1862 году и называли тюремным замком, а я бы назвал её дырой с очень толстыми стенами и всеми видами вшей. В камере на двадцать квадратных метров где под стенкой стояли двухъярусные шконки, было человек сорок.
Нам, вновь вошедшим, не было места и мы стояли на влажном заплеванном полу. Маленькое открытое окно едва пропускало свежий холодный воздух. Табачный сизый дым зависал в камере, зловеще воняло потом и кислой тюремной грязью. Зеки гадали или раскидают их завтра по камерам или придется сидеть в этой вони несколько дней.