Настроение снова качнулось вниз — так, что еда в тарелке стала напоминать варёный картон, будто снова вернулся ковид. Внимательный и какой-то виноватый взгляд отца…
… делаю вид, что ничего не понял, и продолжил есть через силу.
«— Интересный феномен, — вяло думаю я, цепляя вилкой хрустящий грибок, замаринованный целиком, — По сути, это ведь к лучшему, так? Проще будет подтолкнуть родителей уехать из Посёлка. Наверное, чуть ли не месяц уговоров и капанья на мозги сэкономили… Да, не меньше! С другой — всё равно неприятно! Да ещё как…»
Помянув недобрым словом советский коллективизм, в котором больше всего ощущается не поддержка товарищей, а чувства локтя в подреберье, я малость отошёл, и настроение вновь качнулось вверх. У еды появился вкус, а у меня пропало желание выплеснуть раздражение каким-нибудь противоправным способом.
Утолив, тем временем, основной голод, я принялся не сколько есть, столько наблюдать, чувствуя себя этнографом. Не сказать, что наблюдать разного рода сценки так уж интересны, но… а куда я, собственно, денусь?!
— Чёрный во-орон… — не то пропел, не то простонал кто-то, — что ж ты вьёшься, над моею голово-ой…
— Ты добычи не дождёшься… — подхватило несколько голосов.
Вздыхаю…
— Ну! — отец толкнул меня в плечо, — Твоя любимая! Подпевай!
— Вот не хотел же обжираться, — ворочаясь без сна, бурчу себе под нос, — и опять!
Живот набит так туго, что даже дышать немного тяжело… Дорвался, что называется.
В прошлой жизни… чёрт, звучит-то как! Но да… в прошлой жизни у меня не было привычки переедать, а здесь… чёрт его знает!
Но вкусно, да… Даже холодцы, уж на что я не любитель, но — понравились. Не то готовить в этом времени умеют лучше, что вряд ли, не то у молодого тела другие вкусовые пристрастия… Не знаю!
Но очень, очень неплохо! Налегал в основном на всякие пироги и пирожки, «Наполеон» и домашние коржики, всевозможные печенья. Вкусно, с ума сойти!
А теперь вот заснуть не могу, хотя время уже подползает к полуночи.
— Ва-ань… Ваня! — слышу шёпот матери и морщусь, представляя… то самое. Вот же ж… взрослый, казалось бы, человек, но оказавшись в теле подростка, я унаследовал и подростковые реакции на многие вещи.
Отец заворочался, перестал всхрапывать, но упорно не желает просыпаться.
— Ва-ань! — слышу голос матери и скрип кровати, явственно представляя, как она расталкивает супруга.
— А?! — довольно громко вскинулся он, — Случилось чо, Люд?
— Да тише ты! — зашикала на него мама, — Мишку разбудишь!
— Ага… ладно, чего хотела? А может… — послышались звуки возни.
— Да погоди ты… погоди, сказала же! Дай сказать!
— Ага… Сейчас, погодь… закурю, а то мозги спросонья ни черта не соображают.
Чиркнула спичка и по комнате поплыл запах табака.
— Пассивное курение, — шепчу одними губами, закатывая глаза, — Нет, нет слышали!
— Вань, ты слышал вчера, как Светка вскинулась, когда Мишку женихом назвали, а?
— Ну…
— Во-от… недавно ещё краснела и бегала за ним, только бы на глаза лишний раз попасться. Ну и так… то пирожками угощала, что сама напекла, то ещё чего…
— Ну, было дело, — согласился отец, явно не соображая, чего же от него хочет супруга.
— Во-от… — загадочно протянула мать и замолчала.