Читать книгу «О старости. О дружбе. Об обязанностях» онлайн.

(18) Или, быть может, я, который и солдатом, и трибуном, и легатом, и консулом участвовал в разных войнах, кажусь вам теперь праздным, когда войн не веду? Но ведь я указываю сенату, какие войны надлежит вести и каким образом: Карфагену, в течение уже долгого времени замышляющему недоброе, я заранее объявляю войну; опасаться его я не перестану, пока не узна́ю, что он разрушен. (19) О, если бы бессмертные боги сохранили эту пальмовую ветку для тебя, Сципион, дабы ты завершил деяния своего деда![44] Со дня его смерти пошел уже тридцать третий год, но память об этом знаменитом муже сохранят все грядущие годы; он умер за год до моей цензуры, через девять лет после моего консулата, во время которого он был избран в консулы вторично[45]. И неужели стал бы он досадовать на свою старость, доживи он до ста лет? Он, правда, уже не совершал бы ни вылазок, ни бросков, не метал бы копий, не бился бы мечом, но помогал бы своим советом, здравым смыслом, своими решениями. Если бы качества эти не были свойственны старикам, то наши предки не назвали бы высшего совета «сенатом»[46]. (20) В Лакедемоне высшие магистраты называются «старцами»[47], каковы они и в действительности. А если вы почитаете и послушаете о событиях в других странах, то узнаете, что величайшие государства рушились по вине людей молодых и охранялись и восстанавливались усилиями стариков.

Ведь такой вопрос задают в «Волчице» поэта Невия[48]; на него отвечают, помимо прочего, прежде всего так:

Опрометчивость, очевидно, свойственна цветущему возрасту, дальновидность — пожилому.

(VII, 21) Но, скажут мне, память слабеет. — Пожалуй, если ты не упражняешь ее и если ты и от природы не сообразителен. Фемистокл помнил имена всех сограждан. Так неужели вы думаете, что у него, когда он состарился, вошло в привычку при встрече называть Аристида Лисимахом?[50] Что до меня, то я знаю не только тех, кто жив теперь, но и их отцов и дедов и, читая надмогильные надписи, не боюсь, как говорят[51], «потерять память»; напротив, именно такое чтение воскрешает во мне память об умерших. Да право же, я ни разу не слыхал, чтобы какой-нибудь старик позабыл, в каком месте он закопал клад; все то, что их заботит, они помнят: назначенные сроки явки в суд, имена должников или заимодавцев. (22) А правоведы? А понтифики? А авгуры? А философы? Сколь многое помнят они в старости! Старики сохраняют свой ум, только бы усердие и настойчивость у них сохранялись до конца! И это относится не только к прославленным и высокочтимым мужам, но и к частным лицам, живущим спокойно. Софокл[52] до глубокой старости сочинял трагедии. Так как он из-за этого занятия, казалось, небрежно относился к своему имуществу, то сыновья привлекли его к суду[53], чтобы — подобно тому, как, по нашему обычаю[54], отцам, дурно управляющим своим имуществом, пользование им запрещается, — суд отстранил его от управления имуществом как слабоумного. Тогда старик, как говорят, прочитал перед судьями трагедию, которую он, только что ее сочинив, держал в руках, — «Эдип в Колоне», и спросил их, кажутся ли им эти стихи сочинением слабоумного; после того, как он прочитал трагедию, по решению судей он был оправдан. (23) Так неужели его, неужели Гомера, Гесиода, Симонида, Стесихора, неужели тех, о ком я уже говорил, — Исократа и Горгия, неужели родоначальников философии — Пифагора, Демокрита, неужели Платона и Ксенократа, неужели впоследствии Зенона и Клеанфа[55] или того, кого и вы видели в Риме, — стоика Диогена старость заставила умолкнуть и прекратить занятия?[56] Не вели ли они своих занятий до конца своей жизни?

(24) Далее — оставим эти боговдохновенные труды — я могу назвать в Сабинской области римлян, деревенских жителей, своих соседей и друзей; без их участия, можно сказать, никогда не производят никаких сколько-нибудь важных полевых работ: ни сева, ни жатвы, ни уборки урожая. Впрочем, это едва ли должно вызывать удивление; ведь ни один из них не настолько стар, чтобы не рассчитывать прожить еще год; но они участвуют и в тех работах, которые, как они знают, им самим пользы уже не принесут:

как говорит наш Стаций в «Синэфебах»[57]. (25) И действительно, земледелец, как бы стар он ни был, на вопрос, для кого он сажает, ответит без всяких колебаний: «Для бессмертных богов, повелевших мне не только принять это от предков, но и передать потомкам».

(VIII) Да и Цецилий говорит это о старике, пекущемся о будущих поколениях, лучше, чем в следующих своих стихах:

и, быть может, и много такого, что хочешь видеть. А впрочем, с тем, чего не хочешь видеть, часто сталкиваешься и в молодости. Но вот высказывание все того же Цецилия, еще более злое:

(26) Скорее приятны, чем противны; ибо подобно тому, как мудрые старики наслаждаются общением с молодыми людьми, наделенными хорошими природными качествами, и более легкой становится старость тех, кого юношество почитает и любит[60], так молодые люди ценят наставления стариков, ведущие их к упражнениям в доблести[61], и я хорошо понимаю, что я не менее приятен вам, чем вы мне.

Итак, вы видите, что старость не только не пребывает в бездеятельности и праздности, но даже трудоспособна и всегда что-нибудь совершает и чем-то занята, — разумеется, тем, к чему каждый стремился в течение всей своей жизни. Так, Солон[62], как видим, в стихах своих хвалится тем, что он на старости лет каждый день постигает что-нибудь новое; я и сам так поступил, уже стариком изучив греческую литературу[63]. Я взялся за нее с ненасытностью, словно стремился утолить свою давнишнюю жажду, дабы познать именно то, чем теперь, как видите, пользуюсь как примерами. Когда я услыхал, что Сократ поступил так же и стал играть на лире, то и я захотел обучиться этому же; ведь древние обучались игре на лире; но литературой я, несомненно, занялся усердно.

(IX, 27) Даже теперь я силами уступаю молодому человеку (ведь это было второе положение о пагубных последствиях старости) не больше, чем в молодости уступал быку или слону. Что у тебя есть, тем тебе и подобает пользоваться, и все, что бы ты ни делал, делать в меру своих сил. Найдутся ли слова, заслуживающие большего презрения, чем слова Милона Кротонского?[64] Он, уже стариком, смотрел на упражнения атлетов на ристалище, затем взглянул на свои руки и, говорят, прослезившись, сказал: «А ведь они уже мертвы!» Право, не столько они, сколько ты сам, пустослов! Ведь известность приобрел не ты сам, а твои бедра и руки. Ничего подобного не говорили ни Секст Элий[65], ни многими годами ранее Тиберий Корунканий, ни недавно Публий Красс[66] — люди, составлявшие законы для граждан. Между тем они сохранили свой разум до самого последнего вздоха. (28) Оратор, пожалуй, может ослабеть к старости; ведь его деятельность требует не только ума, но и голоса и сил. Правда, звучностью голоса можно блистать и в старости; сам я качества этого не утратил и поныне, а мои лета вы знаете[67]. Но все же старику подобают спокойные и сдержанные слова; изящная и плавная речь красноречивого старика уже сама по себе находит слушателей. Если же ты сам не в силах произнести ее, то все же можешь давать наставления Сципиону и Лелию. И право, что может быть приятнее старости, окруженной вниманием юношества? (29) Неужели мы не призна́ем за старостью даже и таких сил, чтобы она могла обучать молодых людей, их воспитывать и наставлять к выполнению всяческих задач, связанных с долгом? Что может быть более славно, чем именно такая деятельность? Лично мне Гней и Публий Сципионы[68] и два твоих деда, Луций Эмилий[69] и Публий Африканский[70], казались баловнями судьбы, так как их всюду сопровождали знатные юноши, и всех наставников в высоких науках надо считать счастливыми, даже если они состарились и ослабели. Впрочем, упадок сил сам по себе вызывается пороками молодости чаще, чем недугами старости: развратно и невоздержно проведенная молодость передает старости обессиленное тело[71]. (30) У Ксенофонта Кир, тогда уже очень старый[72], перед смертью сказал, что он никогда не чувствовал, чтобы он в старости стал более слаб, чем был в молодости. Сам я в детстве, помнится, видел Луция Метелла, который, будучи избран в верховные понтифики через четыре года после своего второго консулата, ведал этим жречеством в течение двадцати двух лет и даже в последние годы жизни был настолько полон сил, что ему не приходилось с сожалением вспоминать о молодости[73]. Не буду я говорить, о себе, хотя старости это и свойственно, а нашему возрасту простительно. (X, 31) Разве вы не знаете, что у Гомера Нестор весьма часто упоминает с похвалой о своих доблестях? Ведь он видел уже третье поколение людей[74], и ему нечего было опасаться, что он, говоря о себе правду, покажется чересчур заносчивым или чересчур болтливым. И в самом деле, как говорит Гомер,

Для того, чтобы они были приятны, он не нуждался в силе тела. Да и сам знаменитый вождь Греции[76] нигде не высказывает желания иметь десятерых воинов, подобных Аяксу, а желал бы иметь десятерых, подобных Нестору: если бы это ему удалось, то Троя — он не сомневается — вскоре пала бы[77].

(32) Но возвращаюсь к себе: мне уже восемьдесят четвертый год. Хотел бы я иметь возможность похвалиться тем же, чем и Кир, но все же могу сказать одно: хотя я уже не обладаю такими же силами, какими обладал тогда, когда был солдатом во время Пунической войны, или квестором во время той же войны, или консулом в Испании, или четыре года спустя, когда я как военный трибун сражался под Фермопилами в год консулата Мания Ацилия Глабриона[78], все-таки, как вы сами видите, старость не совсем ослабила и изнурила меня: ни Курии, ни рострам[79], ни друзьям, ни клиентам[80], ни гостеприимцам[81] силы мои не изменяют. Ведь я никогда не соглашался со старинной и часто приводимой пословицей, советующей становиться стариком рано, если хочешь пробыть стариком долго; лично я предпочел бы прожить как старик меньше времени, а не стать стариком раньше, чем стану им в действительности. Поэтому до настоящего времени еще не нашлось человека, для которого я — если он захотел со мною побеседовать — оказался бы занят.

(33) Но, скажут мне, сил у меня меньше, чем у каждого из вас обоих. — Но ведь даже и вы не так сильны, как центурион Тит Понций[82]. Разве он поэтому превосходит вас? Только бы каждый пользовался своими силами умеренно и тратил их, насколько может; право, он тогда не будет особенно страдать от их недостатка. Милон, говорят, вступил на ристалище в Олимпии, неся на плечах быка. Что предпочел бы ты получить в дар: такую же силу мышц или силу ума Пифагора?[83] Словом, пользуйся этим благом, пока обладаешь им; когда же его не станет, не сожалей о нем. Или молодые люди, быть может, должны сожалеть об отрочестве, а более зрелый возраст — о юности? Жизнь течет определенным образом, и природа идет единым путем, и притом простым, и каждому возрасту дано его время, так что слабость детей, пылкость юношей, строгость правил у людей зрелого возраста и умудренность старости представляются, так сказать, естественными чертами характера, которые надлежит приобретать в свое время. (34) Ты, Сципион, думается мне, знаешь, как поступает гостеприимец твоего деда Масинисса[84], а ведь ему уже исполнилось девяносто лет: отправившись в путь пешком, он уже не садится на коня; выехав верхом, он уже не сходит с коня; ни дождь, ни холод не заставят его покрыть себе голову; его тело отличается необычайной сухостью[85]; поэтому он выполняет все обязанности и дела царя. Так упражнение и воздержность могут даже в старости сохранить человеку некоторую долю его былых сил.

(XI) Старость не обладает силами? — От старости сил и не требуется. Поэтому законы и установления освобождают наш возраст от непосильных для нас обязанностей[86]. Следовательно, нас не только не заставляют делать то, чего мы не может, но даже и напрягать свои силы настолько, насколько мы можем.

(35) Но, скажут мне, многие старики столь слабы, что они не в состоянии выполнить ни одной обязанности и вообще никакого дела, полезного для жизни. Но ведь это — недостаток, не старости свойственный, а обычный при слабом здоровье. Как слаб силами был сын Публия Африканского — тот, который усыновил тебя! Какое хрупкое здоровье было у него! Вернее, он был вообще лишен его. Будь иначе, он был бы вторым светилом государства: к величию духа, унаследованному от отца, прибавилось более широкое образование. Что же, в таком случае, удивительного в том, что старики иногда слабосильны, если этого не могут избежать даже молодые люди? Старости надо сопротивляться, Лелий и Сципион, а недостатки, связанные с нею, возмещать усердием; как борются с болезнью, так надо бороться и со старостью: следить за своим здоровьем, (36) прибегать к умеренным упражнениям, есть и пить столько, сколько нужно для восстановления сил, а не для их угнетения[87]. При этом надо поддерживать не только тело, но в гораздо большей степени ум и дух; ведь и они, если в них, как в светильник, не подливать масла, гаснут от старости; тело наше, переутомленное упражнениями, становится более тяжелым; но ум от упражнений становится более гибок. Ведь Цецилий, говоря о глупых стариках в комедиях[88], имеет в виду доверчивых, забывчивых, расслабленных, а это — недостатки не старости вообще, а старости праздной, ленивой и сонливой. Как наглость и разврат свойственны молодым людям больше, чем старикам (не всем молодым, однако, а только непорядочным), так старческая глупость, обыкновенно называемая сумасбродством, свойственна только пустым старикам, а не всем.

(37) Над четырьмя могучими сыновьями, над пятью дочерьми, над таким большим домом, над столь обширной клиентелой главенствовал Аппий[89], слепой и старый; ибо дух у него был напряжен, как лук, и он, слабея, не поддавался старости; он сохранял среди своих близких не только авторитет, но и власть: его боялись рабы, почитали свободные люди, любили все; в его доме были в почете нравы и дисциплина, полученные от предков. (38) Ведь старость внушает к себе уважение, если защищается сама, если охраняет свои права, если не перешла ни под чью власть[90], если она до своего последнего вздоха главенствует над окружающими ее близкими. Подобно тому, как я одобряю молодого человека, в котором есть что-то стариковское, так одобряю я старика, в котором есть что-то молодое; тот, кто следует этому правилу, может состариться телом, но духом не состарится никогда.

Я работаю над седьмой книгой «Начал»; собираю все воспоминания о древности, теперь особенно тщательно обрабатываю речи, произнесенные мною при защите во всех знаменитых делах; рассматриваю авгуральное, понтификальное и гражданское право; много занимаюсь и греческой литературой и, по способу пифагорейцев, чтобы упражнять память, вспоминаю вечером все то, что я в этот день сказал, услыхал, сделал. Вот упражнения для ума, вот ристалище для мысли! Усердно трудясь над этим, я не особенно страдаю от недостатка сил. Оказываю помощь друзьям, часто прихожу в сенат, добровольно приношу туда плоды зрелого и долгого размышления и защищаю их силами своего духа, а не тела. Но если бы я даже и не был в состоянии выполнять все это, все-таки мне, на моем ложе, было бы приятно размышлять о том, чего я уже не мог бы делать. Но тому, что я имею эту возможность, способствует прожитая мною жизнь: человек, всегда живущий своими занятиями и трудами, не чувствует, как к нему подкрадывается старость; так он стареет постепенно и неощутимо, и его век не переламывается вдруг, а гаснет в течение долгого времени.

(XII, 39) Следует третий упрек, высказываемый старости: она, говорят, лишена плотских наслаждений. О, превосходный дар этого возраста, раз он уносит у нас именно то, что в молодости всегда наиболее порочно! Послушайте же, избранные молодые люди, давнее изречение Архита Тарентского[91], одного из самых великих и самых прославленных мужей; мне сообщили его, когда я в молодости был в Таренте вместе с Квинтом Максимом[92]. По словам Архита, самый губительный бич, какой природа только могла дать людям, — плотское наслаждение; страсти, жаждущие этого наслаждения, безрассудно и неудержимо стремятся к удовлетворению[93]; (40) отсюда случаи измены отечеству, отсюда случаи ниспровержения государственного строя, отсюда тайные сношения с врагами; словом, нет преступления, нет дурного деяния, на которые страстное желание плотского наслаждения не толкнуло бы человека; что касается кровосмешений, прелюбодеяний и всяческих подобных гнусностей, то все они порождаются одной только жаждой наслаждения[94]; в то время как самое прекрасное, что́ человеку даровала природа или какое-нибудь божество, — это разум[95], ничто так не враждебно этому божественному дару, как плотское наслаждение; (41) ведь при господстве похоти нет места для воздержности, да и вообще в царстве наслаждения доблесть утвердиться не может. Чтобы легче понять это, Архит советовал вообразить себе человека, охваченного столь сильным плотским наслаждением, какое только возможно испытать; по его мнению, ни для кого не будет сомнений в том, что этот человек, пока будет испытывать такую радость, ни над чем не сможет задуматься и ничего не постигнет ни разумом, ни размышлением; поэтому ничто не достойно такого глубокого презрения, какого достойно наслаждение, раз оно, будучи сильным и продолжительным, способно погасить свет духа. О том, что Архит говорил об этом в беседе с Гаем Понцием из Самния, чей сын в Кавдинском сражении одержал победу над консулами Спурием Постумием и Титом Ветурием[96], наш гость Неарх Тарентский, который оставался верным другом римскому народу, узнал, по его словам, от старших. При этой беседе будто бы присутствовал афинянин Платон, который, как я установил, приезжал в Тарент в год консулата Луция Камилла и Аппия Клавдия[97].

(42) К чему говорится все это? Дабы вы поняли, что если разумом своим и мудростью презирать плотское наслаждение мы не можем, то мы должны быть глубоко благодарны старости за то, что она избавляет нас от неподобающих желаний. Ведь наслаждение сковывает нашу способность судить, враждебно разуму, застилает, так сказать, взоры ума, чуждо доблести. Я, хотя и неохотно, исключил из сената брата храбрейшего мужа Тита Фламинина, Луция Фламинина, через семь лет после его консулата, но я признал нужным заклеймить разврат[98]. Ведь его, когда он был консулом в Галлии, во время пира распутница упросила, чтобы отрубили голову одному из заключенных, осужденному уголовным судом. Во время цензуры его брата Тита, который был цензором до меня, он ускользнул от кары, но ни я, ни Флакк никак не могли оставить безнаказанной такую гнусную и такую низкую страсть, сочетавшую позор в частной жизни с бесчестием для империя[99].

(XIII, 43) Я часто слыхал от старших, которые в свою очередь, по их словам, детьми слыхали это от стариков, что Гай Фабриций, когда он как посол прибыл к царю Пирру[100], не раз удивлялся тому, что услыхал от фессалийца Кинеи: будто в Афинах есть человек, объявивший себя мудрым и утверждающий, что все наши действия надо оценивать с точки зрения наслаждения[101]; слыша это от Кинеи, Маний Курий и Тиберий Корунканий, по их словам, обыкновенно высказывали пожелание, чтобы он убедил в этом самнитов и самого́ Пирра[102], так как их будет легче победить, когда они предадутся наслаждениям. Маний Курий был современником Публия Деция, который за пять лет до консулата Мания Курия, будучи консулом в четвертый раз, обрек себя в жертву ради благополучия государства[103]; его знал Фабриций, знал Корунканий. Они, если судить по их жизни и по поступку Деция — того, о котором я говорю, — знали, что есть нечто, от природы прекрасное и достославное, чего надо добиваться ради него самого и чему все лучшие люди должны следовать, отвергнув и презрев наслаждение. (44) Почему же мы так много говорим о наслаждении? Именно потому, что старость, отнюдь не заслуживая порицания, достойна даже величайшей хвалы за то, что она совсем не ищет наслаждений. Она обходится без пиршеств, без столов, уставленных яствами, и без многочисленных кубков; поэтому она не знает и опьянения, несварения и бессонницы.

Но если наслаждению приходится сделать некоторую уступку, так как нам не легко устоять перед его заманчивостью (ведь Платон, по внушению богов, называет наслаждение «приманкой бедствий»[104], потому что люди, по-видимому, ловятся на него, как рыба), то старость, отказываясь от пышных празднеств, все-таки может находить удовольствие в скромных пирах. В детстве я часто видел, как Гай Дуеллий, сын Марка, — тот, кто первым наголову разбил пунийцев в морском бою[105], — в старости возвращался с пира: ему доставляли удовольствие и восковой светильник, который несли перед ним, и присутствие флейтиста — беспримерное преимущество, которое он себе присвоил, хотя и был частным лицом. Столько своеволия внушала ему слава! (45) Но зачем говорю я о других? Возвращусь теперь к вопросу о себе. Во-первых, у меня всегда были товарищи; ведь товарищества были учреждены в год моей квестуры[106] — после того, как были заимствованы идейские священнодействия в честь Великой Матери[107]. И я пировал с товарищами очень скромно, но при этом мы чувствовали, так сказать, пыл, свойственный молодости; но с годами все смягчается, и я стал измерять удовольствие, получаемое от пиршеств, не столько наслаждениями от них, сколько от присутствия друзей и от беседы с ними. Встречу друзей, возлежащих за столом во время пиршества[108], предки наши удачно назвали «жизнью вместе», так как она, по их мнению, соединяет людей на всю жизнь; это лучше названий «общая попойка» или «общий обед», данных греками[109], тем самым как будто более всего, одобряющими именно то, что как раз здесь менее всего ценно. (XIV, 46) Я же, находя удовольствие в беседе, получаю удовольствие и от ранних пиров[110], и не только с ровесниками, которых осталось уже очень мало, но и с вашим поколением и с вами самими, и я весьма благодарен старости за то, что она усилила во мне жадность к беседе, а жадность к питью и еде уничтожила[111]. Но если и питье и еда кое-кому даже доставляют удовольствие, — а я не хотел бы показаться человеком, объявившим войну всякому наслаждению, для которого, пожалуй, существует, так сказать, естественная мера, — то я не вижу, чтобы старость была лишена способности ценить даже и эти наслаждения. Мне лично доставляет удовольствие председательствование за столом, введенное нашими предками, и речь, которую, с кубком в руке, произносят с верхнего места[112], и кубки, как в «Пире» Ксенофонта, «небольшого размера и источающие влагу»[113], и летняя прохлада, и, наоборот, солнце или огонь зимой; все это я обыкновенно соблюдаю даже в Сабинской области; изо дня в день приглашаю я соседей к своему столу, и мы проводим за обедом возможно больше времени в разнообразной беседе до поздней ночи.

(47) Но, скажут мне, старики не испытывают столь сильной как бы щекотки от наслаждений. Согласен, но ведь они и не желают ее, а отсутствием того, чего не желаешь, не тяготишься. Софокл, уже под бременем лет, когда его спросили, предается ли он любовным утехам, удачно ответил: «Да хранят меня от этого боги! Я с радостью бежал от них, как от грубого и бешеного властелина»[114]. Для людей, падких до таких дел, быть может, неприятно и тягостно быть лишенными их, но для людей, ими удовлетворенных и пресыщенных, быть лишенными их приятнее, чем к ним прибегать; впрочем, лишенным их не чувствует себя тот, кто в них не нуждается; итак, не нуждаться в них, утверждаю я, приятнее. (48) Если именно к этим наслаждениям чересчур охотно прибегает цветущий возраст, то он, во-первых, прибегает к делам пустячным, как мы уже говорили, во-вторых, к таким, каких старость, — хотя и не пользуется ими широко, — не лишена совсем. Как Турпион Амбивий больше услаждает зрителей, сидящих в первых рядах, но услаждает и сидящих в последнем[115], так молодость, глядя на наслаждения на близком расстоянии, радуется им, пожалуй, больше, но ими услаждается в достаточной мере также и старость, глядя на них издали.

(49) Но сколь ценно для души, как бы отслужив под знаменами похоти, честолюбия, соперничества, вражды, всяческих страстей, быть наедине с собой и, как говорится, с самой собой жить! Если она действительно находит пищу в занятиях и знаниях, то нет ничего приятнее старости, располагающей досугом[116]. Мы видели, как в своем рвении измерить чуть ли не небо и землю тратил последние силы Гай Гал[117], близкий друг твоего отца, Сципион! Сколько раз рассвет заставал его за вычислениями, к которым он приступил ночью, сколько раз ночь заставала его за этим занятием, начатым утром! Какая была для него радость заранее предсказывать нам затмения солнца и луны! (50) Говорить ли мне о занятиях менее важных, но все-таки требующих остроты ума? Как радовался своей «Пунической войне» Невий![118] Как радовался Плавт «Грубияну», как радовался он «Рабу-обманщику»![119] Видел я и Ливия[120], уже стариком; ведь он, за шесть лет до моего рождения поставив свою трагедию в год консулата Центона и Тудитана[121], прожил до времен моей молодости. Говорить ли мне о занятиях Публия Лициния Красса понтификальным и гражданским правом или о занятиях известного нам Публия Сципиона[122], который несколько лет назад был избран в верховные понтифики? А ведь всех упомянутых мною людей мы видели стариками, горячо увлеченными этими занятиями. А Марк Цетег, которого Энний справедливо назвал «мозгом убеждения»![123] Какое рвение к произнесению речей видели мы в нем, уже старике! Какие же наслаждения от пиршеств, или от игр, или от плотской любви можно сравнить с этими наслаждениями? Таковы занятия наукой; у людей разумных и хорошо образованных они с возрастом усиливаются, так что Солону делает честь его стих, о котором я уже говорил[124], — что он старится, каждый день узнавая что-нибудь новое. Большего наслаждения, чем это наслаждение для ума, конечно, быть не может.

(XV, 51) Перехожу теперь к наслаждениям от земледелия, доставляющим мне необычайную радость. Им никакая старость не препятствует, и они, как мне кажется, наиболее соответствуют образу жизни мудреца. Ведь сельские хозяева имеют дело с землей, которая никогда не противится их власти и никогда не возвращает того, что получила, не давая прибыли, иногда малой, а чаще более значительной. Впрочем, лично меня радует не только урожай, но и природная сила само́й земли: она всякий раз, как примет разбросанные семена в свое размягченное и разрыхленное лоно, сначала обороняет их от света (откуда и название «боронование», выражающее это действие[125]), а затем, согрев их паром, распределяет их и выталкивает своим давлением наружу в виде зеленых побегов, которые, опираясь на волокна корней, постепенно крепнут и, поднявшись коленчатым стеблем, одеваются оболочками, как бы созревая; освободившись от них, они приносят плоды, устроенные в виде колосьев, и защищают их от клювов птиц оградой в виде остей[126]. (52) Говорить ли мне о рождении, посадке и разрастании виноградных лоз? Не могу нарадоваться этому (хочу, чтобы вы знали, что́ служит отдыхом и отрадой моей старости). Не буду касаться самой силы всего того, что родит земля, способная из фигового зернышка, или из ягодки винограда, или из крохотных семян других плодов и растений производить такие мощные стволы и ветки. Разве черенки, ростки, тонкие ветки, отводки и отростки лоз не радуют и не изумляют каждого из нас? А лоза, которая от природы слаба и, без подпорки, стелется по земле? Чтобы выпрямиться, она хватается своими усиками, словно руками, за все, что ей попадется; когда она, блуждая, расползается во всех направлениях, искусный земледелец обрезает ее ножом, не давая ей разрастаться наподобие кустарника и чересчур разветвляться. (53) Таким образом, с началом весны в том, что было оставлено, как бы около колен тонких веток возникает так называемая почка; развиваясь из нее, образуется гроздь, которая, увеличиваясь от сока земли и от солнечного тепла, вначале очень терпка на вкус, затем, созревая, становится слаще и, одетая листьями, не лишается умеренного тепла, но защищается от чрезмерного жара солнца. Может ли быть что-нибудь более радостное, чем эти плоды, и более красивое на вид? Как я уже говорил, меня радует не одна только польза от всего этого, но и разведение лоз и их особенности: ряды подпорок, связывание верхушек, подвязывание и отсаживание лоз, обрезывание одних отростков (об этом я уже говорил), сохранение других[127]. Рассказывать ли мне вам об орошении, о перекапывании и рыхлении земли, благодаря которым она становится намного плодороднее? Говорить ли мне о пользе удобрения навозом? (54) Об этом я писал в своей книге о земледелии[128]. Ученый Гесиод не сказал об этом ни слова, когда писал об обработке земли; но вот Гомер, живший, как мне кажется, многими столетиями ранее, изображает, как Лаэрт старался смягчить тоску по сыну, обрабатывая поле и удобряя его навозом[129]. Но сельская жизнь радует нас видом не одних только нив, лугов, виноградников и кустарников, но также и садов, и огородов, пасущегося скота, пчелиных роев и разнообразием цветов. Нас радуют не одни только посадки, но и прививки, самое прекрасное изобретение садоводства[130]. (XVI, 55) Я мог бы вам указать много приятных сторон сельской жизни, но даже и сказанное мною было, чувствую я, чересчур длинным; вы простите это мне: меня увлекла моя любовь к сельскому хозяйству, да и старость, по своей природе, не в меру болтлива; пусть не кажется, что я оправдываю все ее недостатки.

И вот, Маний Курий таким образом провел последние годы своей жизни, уже справив триумфы по случаю побед над самнитами, сабинянами и Пирром[131]; глядя на его усадьбу (она находится невдалеке от моей), не могу достаточно надивиться то ли скромности самого Курия, то ли нравам того времени: Курий сидел у своего очага, когда самниты принесли ему много золота; он прогнал их и сказал, что считает делом славы не иметь золото, а повелевать теми, кто его имеет[132]. (56) Могло ли такое величие духа не сделать его старость приятной? Но перехожу к земледельцам, чтобы не уклониться от вопроса о самом себе. В ту пору на полях, бывало, находились сенаторы, то есть старики; ведь Луция Квинкция Цинцинната известили о его назначении диктатором именно тогда, когда он пахал[133]. По его приказу как диктатора начальник конницы Гай Сервилий Агала схватил и казнил Спурия Мелия, стремившегося к захвату царской власти[134]. Из усадеб в сенат вызывали Курия и других стариков; на этом основании тех, кто вызывал, стали называть «посланцами»[135]. Так неужели жалкой была старость тех, кто находил радость в обработке земли? Во всяком случае, мое мнение — что едва ли возможна старость более счастливая, и не только ввиду сознания исполняемого долга (ведь земледелие приносит пользу всему человеческому роду), но и благодаря получаемому удовольствию, о котором я уже говорил, и полному изобилию всего того, что людям нужно для жизни и для служения богам[136], так что — раз люди нуждаются в этих благах — мы уже можем примириться с отказом от наслаждений. Ведь у хорошего и рачительного хозяина всегда полны винный погреб, кладовая для масла, как и кладовая для припасов, а в усадьбе полный достаток; она изобилует поросятами, козлятами, ягнятами, курами, молоком, сыром, медом, а сад сами земледельцы называют «вторым окороком». Птицеловство и охота, даже как занятия в свободное время, делают такую жизнь еще более обеспеченной. (57) Надо ли мне и долее говорить о зелени лугов, или о рядах деревьев, или о красоте виноградников и олив? Закончу коротко: хорошо обработанную землю ничто не может превзойти ни по доходности, ни по красоте. Пользоваться всем этим старость не только не препятствует, но даже призывает и всячески приманивает: и в самом деле, где мог бы этот возраст погреться либо на солнце, либо у огня и, напротив, с большой пользой для здоровья находить прохладу в тени или у воды? (58) Пусть же другие оставят себе оружие, коней, копья, дубинку и мяч[137], оставят себе охоту и беговые состязания; нам, старикам, пусть они из своих многочисленных развлечений, оставят игральные кости и кубики[138], да и это только в том случае, если захотят, так как старость даже и без них может быть счастлива!

(XVII, 59) Книги Ксенофонта весьма полезны во многих отношениях; пожалуйста, читайте их внимательно, как вы и делаете. Какие щедрые похвалы расточает он сельскому хозяйству в книге об управлении имуществом, озаглавленной «Домострой»![139] А дабы вы поняли, что наиболее достойным царя он находит интерес к земледелию, я скажу, что в этой книге Сократ рассказывает Критобулу о том, как персидский царь Кир Младший, человек выдающегося ума и прославленный государь, — когда лакедемонянин Лисандр, муж величайшей доблести, приехал к нему в Сарды и привез ему подарки от союзников, — вообще был милостив и добр к Лисандру и даже показал ему огражденный участок земли с тщательно произведенными посадками. Лисандр стал восхищаться и вышиной деревьев, расположенных в виде пяти очков, и обработкой, и чистотой почвы, и сладостными запахами, распространявшимися от цветов, и сказал, что его изумляет не только усердие, но и искусство того, кто все это размерил и распределил; Кир ответил ему: «Да я сам все это размерил, мои это ряды, мой это план; даже многие из этих деревьев посажены моими руками». Тогда Лисандр, глядя на его пурпурную одежду, на блеск, исходивший от него, и на его персидский убор с множеством золотых украшений и драгоценных камней, будто бы сказал: «Тебя, Кир, по справедливости называют счастливым, так как в тебе с доблестью соединена счастливая судьба»[140].

(60) Вот какой счастливой судьбой дозволено наслаждаться старикам, и возраст нам не препятствует до глубокой старости усердно заниматься как прочими делами, так и, прежде всего, сельским хозяйством. А Марк Валерий Корвин? Мы знаем, что он продолжал им заниматься до своего столетия[141], когда он, достигнув преклонных лет, стал жить в деревне и обрабатывать землю; между его первым и шестым консулатами прошло сорок шесть лет; таким образом, он занимал магистратуры в течение такого срока, который наши предки считали началом старости. При этом конец его жизни был счастливее его среднего возраста, потому что уважением он пользовался бо́льшим, а работы у него было меньше. Ведь венец старости — авторитет.

(61) Каким большим влиянием пользовался Луций Цецилий Метелл, каким пользовался Авл Атилий Калатин![142] Ведь это к нему относится хвалебная надпись:

Вам известны все эти стихи, вырезанные на его гробнице. Следовательно, он по справедливости пользуется признанием, раз насчет его заслуг всеобщая молва едина. Каким мужем был верховный понтифик Публий Красс, которого мы видели еще недавно! Каким был Марк Лепид[143], облеченный таким же жречеством! Надо ли говорить о Павле, или о Публии Африканском, или о Максиме, о котором я уже упоминал?[144] Их авторитет выражался не только в предложениях, вносимых ими, но даже в их кивке головой. Старость, особенно после магистратур, обладает столь великим авторитетом, что она ценнее всех наслаждений юности. (XVIII, 62) Но помните, что я во всех своих рассуждениях прославляю только такую старость, которая зиждется на том, что было заложено в юности. Из этого следует то, что я недавно высказал при полном одобрении всех присутствовавших: жалка была бы старость, если бы она начала защищаться словами; ни седина, ни морщины не могут вдруг завоевать себе авторитет; но жизнь, прожитая прекрасно в нравственном отношении, пожинает последние плоды в виде авторитета. (63) Вот каковы знаки уважения, как будто ничтожные и обыденные: тебя приветствуют, к тебе подходят, тебе уступают дорогу, перед тобой встают, тебя сопровождают, провожают домой[145], с тобой советуются[146]. Все это соблюдается и у нас, и в других государствах, и тем строже, чем лучше нравы в каждом из них. Лакедемонянин Лисандр (я только что упоминал о нем) говаривал, что Лакедемон — самая почетная обитель для старости: нигде не относятся к преклонному возрасту с таким вниманием, нигде старость не окружена бо́льшим почетом. Более того, по преданию, в Афинах, когда один человек преклонного возраста пришел в театр, переполненный зрителями, то его сограждане не уступили ему места; но когда он приехал в Лакедемон, то те, кто как послы сидели на предназначенных для них местах, говорят, все встали и усадили старика вместе с собою; (64) после бурных рукоплесканий всех собравшихся один из послов сказал, что афиняне правила поведения знают, но следовать им не хотят. В вашей коллегии[147] много превосходного, но прежде всего то, о чем мы говорим: всякий старший по возрасту высказывается в первую очередь; при этом не только перед теми, кто занимает более высокую магистратуру, но даже и перед теми, кто в данное время облечен империем, пользуются преимуществом авгуры, старшие годами. Какие же плотские наслаждения можно сравнить с наградами в виде авторитета? Те, кто блистательно удостоился этих наград, мне кажется, до конца доиграли драму жизни и в последнем действии не осрамились, как бывает с неискушенными актерами.

[44] …дабы ты завершил деяния своего деда! — Ср. Цицерон, «О государстве», VI, 11 сл. (Сновидение Сципиона).

[45] …был избран в консулы вторично. — Публий Корнелий Сципион Африканский Старший родился в 235 г., был консулом в 205 и 194 гг.; см. также 29; 61; 82.

[46] Слово «сенат» означает собрание стариков. Ср. Цицерон, «О государстве», II, 15.

[47] …высшие магистраты называются «старцами» — Имеется в виду герусия, в которую входили граждане не моложе 60 лет.

[48] Гней Невий (ок. 270—204) — римский поэт, автор поэмы «О пунической войне» и ряда трагедий и комедий на римские сюжеты (fabula praetextata). От его произведений до нас дошли фрагменты.

[50] Аристид (540—468) — афинский стратег и государственный деятель; отличился при победе над персами на Марафонской равнине в 490 г., стал архонтом в 489 г.; был изгнан; по возвращении из изгнания участвовал в боях под Саламином и под Платеей; был прозван Справедливым. Лисимах — отец Аристида.

[51] …«потерять память»… — поговорка; возможно, поверье: кто читает эпитафии, т. е. уходит в прошлое, тот забывает настоящее и перестает его понимать. Ср. Цицерон, «О пределах добра и зла», V, 3; Петроний, Сатиры, 43; 75.

[52] Софокл (496/5—406) в 468 г. при состязании поэтов как драматург одержал победу над Эсхилом; в 441 г. над ним одержал победу Еврипид. Из приписываемых Софоклу 123 драм до нас дошло полностью семь: «Трахинянки», «Антигона», «Эдип-тиранн», «Электра», «Аякс», «Филоктет», «Эдип в Колоне».

[53] …сыновья привлекли его к суду… Эту версию современные ученые считают недостоверной.

[54] …по нашему обычаю… — т. е. по законам Двенадцати Таблиц. См. [Цицерон,] «Риторика к Гереннию», I, 83; Цицерон, «О подборе материала», II, 148.

[55] О времени жизни Гесиода точных сведений нет (VIII в.?). Поэт Симонид прожил 90 лет, поэт Стесихор — 85; философ-атомист Демокрит — 104 г.; стоик Зенон — 98; стоик Клеанф — 99. Ср. Цицерон, «О государстве», II, 20; «Об ораторе», III, 59; «Оратор», 176.

[56] Диоген Вавилонский — философ-стоик; родился в Селевкии около 240 г. Вместе с академиком Карнеадом и перипатетиком Критолаем участвовал в посольстве, отправленном в 156 г. из Афин в Рим с ходатайством об уменьшении штрафа. В один из приездов Диогена в Рим цензор Катон изгнал его. См. Цицерон, «Об ораторе», II, 155; 157; 160; «О государстве», III, 9; «Тускуланские беседы», IV, 5; Плутарх, «Катон», XXII сл.

[57] Цецилий Стаций (230—168) — комический поэт; фр. 210 Риббекк2. Комедия «Синэфебы» (друзья юности) написана под влиянием Менандра. Ср. Цицерон, «Тускуланские беседы», I, 31.

[60] …старость тех, кого юношество почитает и любит… — ср. Цицерон, «О дружбе», 101.

[61] …молодые люди ценят наставления стариков, ведущие их к упражнениям в доблести… — ср. Цицерон. «Об обязанностях»; I, 122; Ксенофонт, «Меморабилии», II, 1, 33.

[62] Солон (около 640—560) — афинский законодатель, архонт 594 и 593 гг. см. ниже, 50; 72 сл.; «Об обязанностях», I, 75; Плутарх, «Солон», XXXI. Один из «семи мудрецов Греции».

[63] См. выше, 3; «Об ораторе», III, 135.

[64] Милон Кротонский — знаменитый атлет; см. ниже, 33. Его имя взял как прозвание плебейский трибун 57 г. Тит Анний Папиан. См. Цицерон, речь в защиту Милона.

[65] Секст Элий Пет Кат — консул 198 г. См. Энний, «Анналы», фр. X, 331 Фален2; Цицерон, «О государстве», I, 30; III, 33; «О законах», II, 59; «Об ораторе», I, 198; «Брут», 78; «Тускуланские беседы» I, 18; письмо к близким, VII, 22 (762).

[66] Публий Лициний Красс — верховный понтифик, консул 205 г., знаток понтификального права. См. Ливий, XXX, 1, 5.

[67] Об ораторском искусстве Катона Старшего см. Цицерон, «Брут». 63 сл.; 68; «Оратор», 55 сл.

[68] Гней Корнелий Сципион Кальв — консул 222 г., и Публий Корнелий Сципион — консул 218 г.; пали в Испании в 212 г. Публий Сципион был отцом Сципиона Африканского Старшего. Ср. Цицерон, «О государстве», I, «Тускуланские беседы», I, 110; «Об обязанностях», I, 61, 121; III, 16; I речь о земельном законе, 5; речь в защиту Бальба, 34; речь в защиту Планция, 60.

[69] Луций Эмилий Павел — консул 219 и 216 гг.; в 216 г. пал под Каннами во время второй пунической войны, в сраженье, начатом его коллегой Гаем Теренцием Варроном. Это отец Луция Эмилия Павла Македонского. См. ниже, 75; «Тускуланские беседы», I; 89; «Об обязанностях», III, 114.

[70] Сын Публия Африканского Старшего усыновил младшего сына Луция Эмилия Павла Македонского. Усыновленный стал именоваться Публием Корнелием Сципионом Эмилианом. См. «Об обязанностях», I, 121; «Брут», 77.

[71] Ср. Гомер, «Одиссея», XIV, 214.

[72] Ксенофонт (род. в 427 г., ум. после 355 г.) — ученик Сократа, историк, философ и военный деятель. Здесь, как и ниже (§ 89), основываясь на «Воспитании Кира» Ксенофонта, Цицерон допускает ошибку: Кир Великий (Старший) царствовал с 558 г. и пал в сражении в 529 г.

[73] Луций Цецилий Метелл — консул 251 и 247 гг., верховный понтифик. См. ниже, 61.

[74] Нестор — царь Пилоса. См. Гомер, «Илиада», I, 250; «Одиссея», III, 245.

[76] …знаменитый вождь Греции… — Агамемнон. Аякс — сын Теламона, один из участников Троянской войны.

[77] Гомер, «Илиада», II, 370.

[78] Маний Ацилий Глабрион, — консул 191 г., в 191 г. в Греции одержал победу над войсками Антиоха III. О карьере Катона см. выше, 10; 18.

[79] Курия — выступления в сенате, часто собиравшемся в Гостилиевой курии. Ростры — выступления на форуме перед народом. Ораторская трибуна на форуме была в 338 г. украшена носовыми частями (таранами, рострами) вражеских кораблей, и ее стали называть рострами. См. ниже, прим. 104.

[80] Клиентела и патронат — в древнейшую эпоху отношения между патрицием и зависевшими от него людьми, возможно, из покоренного населения: патрон покровительствовал и помогал клиентам, а они поддерживали его при соискании магистратур и пр. Впоследствии — отношения между влиятельным лицом и его вольноотпущенниками, в большинстве своем уже римскими гражданами, или городской общиной, между бывшим наместником провинции и ее населением, между полководцем, завоевавшим данную область, и ее городскими общинами. Патронат был преемственным в данной ветви рода. Ср. Цицерон, «Об обязанностях», I, 36.

[81] Узы гостеприимства (hospitium) существовали как между отдельными лицами, так и между родами; в последнем случае они передавались от поколения к поколению; внешним выражением их была tessera hospitalis, пластинка из свинца или обожженной глины с указанием родового имени. Существовало также и hospitium publicum, гостеприимство, оказывавшееся городскими общинами Италии и провинций римским магистратам, сенаторам, бывшим наместникам.

[82] Тит Понций был известен своей физической силой. Ср. Цицерон, «О пределах добра и зла», I, 9; Луцилий, Сатиры, фр. 89 Маркс; Макробий, «Сатурналии», III, 16, 3.

[83] Ср. 23, 38, 78. Атлет Милон, современник Пифагора, считался его учеником. О Пифагоре см. ниже, прим. 172.

[84] Нумидийский царь Масинисса во время третьей пунической войны принимал у себя Сципиона Эмилиана; во время второй пунической войны он принимал Сципиона Африканского Старшего. См. Цицерон, «О государстве», VI, 9.

[85] Сухость тела считалась признаком здоровья. См. Цицерон, «Тускуланские беседы», I, 99.

[86] …законы и установления освобождают наш возраст от непосильных для нас обязанностей. — Римские граждане, достигнув 46 лет, увольнялись с военной службы и переходили в старший разряд своей центурии.

[87] Ср. Цицерон, «О пределах добра и зла», II, 64.

[88] Ср. «О дружбе», 99; Цецилий Стаций, фр. 243 сл. Риббекк2.

[89] …над… клиентелой главенствовал Аппий… — Имеется в виду Аппий Клавдий Слепой, цензор 312 г. Из его сыновей трое были консулами; четвертый сын, Тиберий Клавдий Нерон, был предком императора Тиберия.

[90] …если она не перешла ни под чью власть… — в подлиннике глагол mancipare, термин, относящийся к древнейшему способу передачи прав собственности в присутствии пятерых свидетелей — из числа римских граждан и весовщика. Приобретавший права собственности ударял по весам слитком меди (впоследствии медным ассом) и произносил торжественную формулу. Эта процедура называлась mancipatio per aes et libram. Манципация производилась и при заключении брака путем купли-продажи (coëmptio), при древней форме займа (nexum, см. «Об обязанностях», II, прим. 85) и при продаже члена семьи в рабство («за Тибр»), возможной в древнейшие времена на основании patria potestas, т. е. неограниченной власти (в том числе и власти жизни и смерти) над всеми домочадцами, принадлежавшей главе ветви рода (pater familias). Манципационная сделка совершалась и при testamentum per aes et libram: завещатель передавал в домашней обстановке все свое имущество (familia) стороннему лицу, которое называлось «покупателем имущества» (familiae emptor); после смерти завещателя «покупатель» распределял наследственную массу в соответствии с волей завещателя.

[91] Архит Тарентский (около 400 г.) — государственный деятель, полководец, математик и механик. Ср. Цицерон, «О государстве», I, 16; 59 сл.

[92] …я… был в Таренте вместе с Квинтом Максимом… — в 209 г. См. выше, 10 сл.

[93] Ср. Цицерон, «Об обязанностях», I, 123; «Тускуланские беседы», IV, 12.

[94] Ср. Цицерон, «О пределах добра и зла», I, 44.

[95] Ср. Цицерон, «Об обязанностях», III, 44; «Парадоксы стоиков», I, 14.

[96] Кавдинское сражение — в 321 г. Ср. Цицерон, «Об обязанностях», II, 75 и прим. 195; III, 109.

[97] Луций Камилл и Аппий Клавдий — консулы 349 г. Неарх — философ-пифагореец. Платон приезжал в Тарент в 367 и 361 гг. Цицерон, по-видимому, допускает ошибку.

[98] …я признал нужным заклеймить разврат. — Это произошло в 184 г., когда Катон был цензором вместе с Луцием Валерием Флакком. Луций Квинкций Фламинин был проконсулом в Цисальпийской Галлии в 192 г. Тит Фламинин был цензором в 189 г.; см. выше, 1. См. Ливий, XXXIX, 42 сл.; Плутарх, «Катон», XVII; «Фламинин», XVIII.

[99] …страсть, сочетавшую позор в частной жизни с бесчестием для империя. — Imperium. В древнейшую эпоху совокупность прав царя. В эпоху республики полнота власти высших магистратов (диктатор, консул, претор, проконсул, пропретор), ограниченная коллегиальностью и годичным сроком, а в пределах померия (сакральная городская черта города Рима) также и правом интерцессии со стороны коллегии плебейских трибунов и правом провокации (апелляция к народу), которым обладал римский, гражданин. Империй слагался из права авспиций (см. прим. 26), набора войска и командования им, созыва куриатских комиций, права принуждения и наказания и юрисдикции. Различался imperium domi (власть в пределах померия) и imperium militiae (полнота власти вне померия — в Италии и провинциях как в мирное, так и в военное время). Магистрату, уже облеченному гражданской властью (potestas) империй предоставлялся особым куриатским законом (lex curiata de imperio). Лицо, облеченное империем, не имело права входить в пределы померия. В I в. единый империй сохранился лишь у наместников провинций; он не был ограничен ни интерцессией, ни коллегиальностью, ни правом провокации и мог продолжаться больше года. Под imperium infinitum, imperium maius разумели верховное командование с особыми полномочиями.

[100] …когда он… прибыл к царю Пирру… — Это произошло в 280 г., до поездки Кинеи послом в Рим. Ср. выше, 15 сл.; «Тускуланские беседы», I, 59.

[101] …действия наши надо оценивать с точки зрения наслаждения… — Имеется в виду Эпикур (342—270); ср. ниже, 85. Цицерон относился к учению Эпикура отрицательно. См. Цицерон, «О пределах добра и зла», II, 7; «Тускуланские беседы», II, 15; 17 сл.; 28; 44; III, 28; 32; 37 сл.; 41 сл.; 44; 46; 49; V, 26; 31; 73; 93; 108 сл. письма к близким, XIII, 1, 3 сл. (198); XV, 19, 2 (545); к Аттику, XIII, 38, 1 (662).

[102] О Мании Курии и Тиберии Корункании см. прим. 40. Самниты и царь Пирр были союзниками Тарента.

[103] Публий Деций Мус (сын) — консул 312, 308 и 297 гг. Это событие произошло в 295 г. в битве под Сентином. Его отец пожертвовал собой в битве под Везувием. См. ниже, 75. Ср. Цицерон, «Тускуланские беседы», I, 89; «Об обязанностях», I, 61; III, 16; речи: В защиту Сестия, 48; филиппики: V, 48; XI, 13; XIII, 27.

[104] Платон… называет наслаждение «приманкой бедствий»… — См. Платон, «Тимей» 67 D.

[105] Гай Дуеллий (Дуилий) — консул 260 г.; одержал морскую победу под Милами; она была увековечена сооружением ростральной колонны на римском форуме. См. Цицерон, «О государстве», I, 1; Валерий Максим, III, 6, 4; IV, 3, 5. См. прим. 79.

[106] Товарищества были учреждены в год моей квестуры… — в 205 г. Товарищества (sodalitates) — объединения римских граждан в пределах трибы, чаще всего преследовавшие культовые цели. Впоследствии их стали использовать и в политических целях (подкуп избирателей при выборах магистратов).

[107] Божество Великую Матерь богов (Идейская Матерь, Кибела) олицетворение мощи растительности на земле, чтили во Фригии. Во время второй пунической войны будто бы нашли указание в книгах Сивиллы, что Ганнибала удастся вытеснить из Италии только после того как из Пессинунта в Рим будет перевезен «черный камень», фетиш богини. Это было совершено торжественно в 204 г. Кибеле был построен храм на Капитолийском холме. В ее честь были учреждены празднества Мегалесии (4—10 сентября). Ее культ носил оргиастический характер, Катон был противником иноземных культов. См. Цицерон, «О пределах добра и зла», V, 64; «О законах», II, 22; речи: В защиту Целия, 1; Об ответе гаруспиков, 24; 27; Овидий, Фасты, IV, 350 сл.

[108] …возлежащих за столом во время пиршества… — во время пира древние возлежали, опираясь на левый локоть. См. Гораций, Оды, I, 28, 8; Сатиры, II, 4, 39.

[109] …названий «общая попойка» или «общий обед»… — Буквальный перевод слов convivium, συσσίτιον, συμπόσιον.

[110] …Получаю удовольствие и от ранних пиров… — В Риме обед начинался в 9-м часу дня (от восхода солнца). Рано начинавшиеся пиры считались данью чревоугодию. Ср. Цицерон, речи: В защиту Мурены, 13; В защиту поэта Архия, 26; письмо к Аттику, IX, 1, 3 (349).

[111] Ср. Платон, «Государство» I, 328 D.

[112] …речь… произносят с верхнего места… — Пирующие размещались на трех ложах, стоявших под прямым углом одно к другому вокруг стола (триклиний). На каждом ложе было по три места. Наиболее почетным было среднее ложе, а на нем его нижнее место, называвшееся консульским.

[113] …кубки «небольшого размера и источающие влагу»… — См. Ксенофонт, «Пир», II, 26.

[114] Ср. выше, 22, Платон, «Государство», I, 359 B.

[115] Луций Амбивий Турпион — актер; выступал главным образом в комедиях Теренция. Первый каменный театр в Риме был построен через столетие после воображаемого времени диалога.

[116] …нет ничего приятнее старости, располагающей досугом. — Otium — отказ от государственной деятельности и от дел вообще и жизнь на досуге с занятиями философией и литературой. Противоположное понятие — negotium, деятельность. Ср. Цицерон, «Об обязанностях», I, 69; III, 1; II речь о земельном законе, 9; письмо к Аттику, II, 16, 3 (43).

[117] Гай Сульпиций Гал (Галл) — военный трибун у Луция Эмилия Павла Македонского; как астроном предсказал затмение Луны, которое должно было произойти в ночь перед боем под Пидной (168 г.); консул 166 г. Ср. Цицерон, «О государстве», I, 21 сл.; 30; «Об ораторе», I, 228; «Брут», 78; 90; «О дружбе», 9; 21; 101. Ливий, XLIV, 37.

[118] Ср. выше, 20; «Брут», 75.

[119] Тит Макций Плавт (254—184) — автор «комедий плаща» (fabula palliata), написанных на сюжеты из повседневной жизни, часто под влиянием греческих образцов. До нас дошло 20 комедий Плавта.

[120] Луций Ливий Андронник (таково его полное имя после отпуска на волю) — пленный грек, вольноотпущенник Луция Ливия Салинатора; перевел на латинский язык «Одиссею» и написал ряд комедий и трагедий, подражания греческим образцам; они известны только по названиям и ничтожному числу фрагментов. Здесь речь идет о его первой пьесе на латинском языке. Ср. Цицерон, письмо к близким, VII, 1, 2 (127).

[121] Гай Клавдий Центон и Марк Семпроний Тудитан — консулы 240 г.

[122] О Крассе см. выше, прим. 66. Публий Корнелий Сципион Насика Коркул — консул 162 и 155 гг., цензор 159 г., написал историю войны с Персеем. См. Цицерон, «Брут», 79; 213; «Тускуланские беседы», I, 18.

[123] Энний, «Анналы», IX, 308 Фален2. Ср. выше, 10; «Брут», 59.

[124] …стих, о котором я уже говорил… — ср. выше, 26.

[125] …название «боронование», выражающее это действие… — В подлиннике надуманная этимология: occatio — боронование; occaecare — держать в темноте, затемнить.

[126] Ср. Цицерон, «О природе богов», II, 19; Варрон, «О сельском хозяйстве», I, 48.

[127] Ср. Катон, «О земледелии», 33; Варрон, I, 8; 31.

[128] Ср. Катон, «О земледелии», 29; 36 сл.

[129] См. Гомер, «Одиссея», XXIV, 226. Ср. Цицерон, «О государстве», II, 17; «Тускуланские беседы», I, 3.

[130] Ср. Катон, «О земледелии», 40.

[131] …справив триумфы по случаю побед над самнитами, сабинянами и Пирром… — в 290 и 275 гг. Ср. выше, 15; 43.

[132] См. Энний, «Анналы», XII, 373 Фален2:

[133] Луция Квинкция Цинцинната известили о его назначении диктатором именно тогда, когда он пахал. — Это произошло в 458 г. (первая диктатура Цинцинната). Ср. Цицерон, «О пределах добра и зла», II, 12; Ливий, III, 26.

[134] Гай Сервилий Структ Агала — помощник диктатора Луция Квинкция Цинцинната; убил римского всадника Спурия Мелия, обвиненного в стремлении к единовластию. Ср. Цицерон, речи: I речь против Катилины, 3; О доме, 86; В защиту Сестия, 143; В защиту Милона, 8; II филиппика, 26; письмо к Аттику, II, 24, 3 (51); «О дружбе», 28; 36; Ливий, IV, 13 сл.

[135] …стали называть «посланцами». — Viatores. Эту этимологию повторяют Плиний Старший («Естественная история», XVIII, 21) и Колумелла («О земледелии», I, предисловие, 18).

[136] Подражание Ксенофонту, «Домострой», V, 2, как и в конце § 57 (V, 9).

[137] Дубина и мяч служили новобранцам для упражнений. См. Ювенал, Сатиры, VI, 247.

[138] Римляне пользовались для безобидных и для азартных игр таранными костями крупного и мелкого скота (talus, astragalus) и кубиками (tesserae), подобными современным; последние на каждой стороне были снабжены числами (очками) от I до VI. Играющие бросали кости и кубики из кубка на доску. Исход игры определялся суммой чисел на кубиках или стороной, на которую падала таранная кость, имевшая шесть сторон, различных по величине и форме. «Кости» применялись естественные или же изготовлялись из обожженной глины, кости, камня, металла. Для игры применялось два или три кубика. См. Плавт, «Хвастливый воин», 164; Цицерон, II филиппика, 56; Гораций, Оды, III, 24, 58; Авл Геллий, «Аттические ночи», I, 20, 4. Азартные игры были в Риме воспрещены.

[139] «Домострой». — Цицерон в молодости перевел этот труд Ксенофонта на латинский язык. Ср. «Об обязанностях», II, 87. О Сократе см. ниже, 78.

[140] Кир младший оказал помощь спартанскому флотоводцу Лисандру во время пелопоннесской войны (407—405). Ср. Цицерон, «Об обязанностях», I, 76; Плутарх, «Лисандр», IX; Ксенофонт, «История Греции», I, 6, 1; «Домострой», IV, 20.

[141] Марк Валерий Корвин — был консулом шесть раз на протяжении 348—299 гг. Средний возраст — от 46 и до 60 лет.

[142] О Луции Цецилии Метелле см. выше, 30; Авл Атилий Калатин был консулом в 258 и 254 гг., диктатором в 249 г. Ср. Цицерон, «О пределах добра и зла», II, 116; «Тускуланские беседы», I, 13.

[143] Марк Эмилий Лепид — был консулом в 187 и 175 гг., верховным понтификом — с 180 г.

[144] Имеются в виду Луций Эмилий Павел Македонский (ср. 15; 49; 77; 82); Публий Сципион Африканский Старший (ср. 19; 29; 82); Квинт Фабий Максим (ср. 10 сл.; 15; 39).

[145] Об этом обычае ср. Плавт, «Три монеты», 481; Ювенал, Сатиры XIII, 54; Валерий Максим, II 1, 9.

[146] Ср. Цицерон, речь в защиту Мурены, 25 сл.; «О законах», I, 14.

[147] В вашей коллегии… — В коллегии авгуров, в состав которой входили Сципион Эмилиан и Гай Лелий.