Отец Гавриил продолжал строго отчитывать трапезаршу, притом неотрывно смотрел ей в лицо. Трапезарша, взволнованная этим «испытанием», стала противиться словам отца Гавриила с некоторым ропотом:
— Суп вкусный, и вы поступаете со мной несправедливо.
Покуда она роптала, отец Гавриил стоял и спокойно слушал. Затем, когда трапезарша смолкла, он подошел к ней, поклонился и попросил прощения. Это сразу смягчило сердце трапезарши. Отец Гавриил обнял ее и сказал:
— Разве здесь дело в супе или голоде?! Просто я хочу, чтобы вы скорее выросли; научились смирению, терпению и любви к другим. Без этого монахиня — ничто перед Христом.
Помимо обучения и укрепления в духовных качествах, отец Гавриил защищал сестер обители также и в борениях, которые исходили как от сил зла, так и собственной немощи подвизающихся.
В связи с этим интересно воспоминание матушки Феклы (Ониани):
«Однажды, в четыре часа утра, во время молитвы, злой дух начал внушать мне ужасные мысли: „Что это такое? Неужели ты так проведешь всю свою жизнь? Вставать в полночь, молиться до утра, потом целый день неустанно трудиться, бедняга; ты — молодая девушка — даже не осознаешь, что делаешь, ты что, с ума сошла?!“
Молитва закончилась, поднимаюсь по лестнице к своей келье, еще не совсем рассвело. Отец Гавриил стоит на верху лестницы. Как только взглянул на меня, начал плакать:
— Ты что, всю жизнь так и проведешь здесь? Такая молодая, такая красивая, вставать в полночь, молиться…
Меня потрясли слова старца, которые он произносил с плачем. Он так точно повторил каждое слово, внушенное мне злой силой, что не пропустил ничего.
Я горела от стыда: как только смог лукавый проникнуть в мое сознание? Я подумала о себе: „Ты бедолага, Бог так смилостивился над тобой, что касаешься стопочек святой Нины, а ты о чем думаешь..“ Этот случай поверг меня в сильное раскаяние. Годы спустя я поняла, что, когда нам угрожала какая–нибудь опасность, отец Гавриил ждал нас на верху лестницы и укреплял нас богодарованной благодатью. Подобного борения во мне больше никогда не повторялось».
Мы видели многообразные виды проявления заботы и трудов отца Гавриила о ближнем, но думаем, что история, рассказать которую мы сейчас собираемся, не подлежит переоценке. Эту историю начнем с повествования ныне покойного игумена Елисея (Белкания):
«После того как я стал монахом, один год пробыл в Светицховели. Мы часто ходили к отцу Гавриилу в Самтавро помолиться и получить от него благословение. Он очень помогал мне духовно.
Я почти никогда ничего не спрашивал у него, он всегда сам начинал говорить о тех вопросах, которые беспокоили меня или по которым я должен был принять то или иное решение. Его советы и наставления очень утешали меня.
Я хочу вспомнить один особенный случай. По своей неопытности я навлек на себя одно очень тяжелое искушение, настолько тяжелое, что решил вовсе уйти из монастыря. Я попал в настолько отчаянное положение, что не мог найти из него выход. В таком совершенно смущенном и тяжелом состоянии духа я с опозданием пришел на вечернюю молитву в Самтавро. В это время из храма выходил отец Гавриил и направлялся к своей келье. Он заметил меня, остановился, благословил и, когда я вошел в алтарь, немного погодя вернулся туда вслед за мной. То, что он вошел в алтарь, удивило всех. Я почувствовал, что он сделал это из–за меня. В течение одного года, при всех моих с ним отношениях, он никогда не порицал меня. Тут же, в алтаре, совершенно неожиданно, во всеуслышание он строго меня отчитал. Никто не понимал причину происходящего. Он же этим объяснил мне причину тяжелого искушения, о котором, кроме меня, никто не знал, и таким образом я полностью освободился от сильного отчаяния.
После молитвы отец Гавриил встретил меня у входа в церковь и еще долго беседовал со мной, как всегда тепло и дружелюбно. Как будто бы и не было того недавнего порицания, при помощи которого он показал мне всю опасность искушения, перед которым я оказался.
После этой беседы отец Гавриил направился к своей келье. И вдруг, поднимаясь по лестнице, он упал и сломал себе ногу».
На следующий день, утром, иеромонах Николай (Макарашвили) сообщил мне, что отец Гавриил сломал ногу. Я был поражен и не мог найти этому объяснение: как? великий монах и обычная бытовая случайность?! Весь путь до Мцхеты я только об этом и думал. Когда я вошел в келью отца Гавриила, встал на колени у его постели и сочувственно положил голову на грудь страдающему от боли великому старцу. Он благословил меня и напряженным от боли голосом сказал:
— Я был в храме. Когда поднялся к себе в келью, мне было внушение свыше — не возвращаться в храм, но там один монах находился в очень серьезной опасности, и я спустился. Я знал, что навлеку на себя наказание, и вот случилось.
Прошло время, и мне пришлось подробно беседовать об этом с отцом Елисеем. Меня с ним связывала сердечная, духовная дружба. Это его искушение началось с одной тяжелой истории. Рядом с ним один душевнобольной несколькими ударами ножа убил совершенно невинного человека. Это несчастье не имело никаких предисловий, хотя бы словесного конфликта. Это были только козни дьявола.
Отец Елисей, который стоял тут же, ничем не смог помочь жертве, чтобы спасти от озверевшего человека. Это бездействие на него страшно подействовало и ввергло его в тяжелейшее искушение — решение оставить монастырь. Отец Елисей так рассказал мне эту историю:
«Убийство произошло так внезапно и безо всякой на то причины, что я оцепенел. Я застыл на месте, притом, не скрою, почувствовал что–то вроде страха, потому что тут очень явно вырисовывалось действие дьявола. То, что я ничего не смог предпринять для спасения несчастного, очень терзало меня как человека, и из–за стыда мне захотелось уйти от всех подальше; меня мучила совесть, что я виноват в своем бездействии. Я замкнулся в себе, решил снять монашеское одеяние и уйти из монастыря. Владыка Даниил и мои ближайшие духовные братья очень старались вывести меня из этого ужасного состояния, но ничего не помогало. Весть о моей истории дошла даже до патриарха.
В субботу вечером владыка Даниил служил вечерню в Самтавро. Он знал, что я должен был свидеться с ним во время молитвы, а затем снять монашескую одежду и уйти из монастыря. Придя в Самтавро, я встретил выходящего из храма отца Гавриила, сухо взял благословение и вошел в алтарь к владыке. Владыка вновь участливо и с любовью внушал мне не делать заведомо ложный шаг, но моя замкнутая душа не внимала этому.
Вскоре после этого разговора в алтарь вошел страшно разгневанный отец Гавриил. Он заставил меня встать на колени и начал кричать на меня. Он так меня бранил, что я, можно сказать, такого никому не простил бы в иной ситуации! Но было удивительно то, что эта страшная брань сладостно разливалась в моей душе, и после того, как я пересилил это испытание, ощутил в себе давно забытую духовную свободу и легкость. Он так меня поносил, что, казалось, это никогда не кончится, но он вдруг внезапно замолчал и вышел из алтаря. Епископ Даниил сказал:
— Отец Гавриил уже давно в алтарь не заходил (из–за смирения), неужели не догадываешься, что он сделал это только из–за тебя.
Я, уже освобожденный от этого искушения и пришедший в себя, кивнул владыке Даниилу и сказал, что никуда уходить не собираюсь.
После окончания молитвы отец Гавриил встретил меня у входа в храм и, как будто никаких бранных слов и не было, по–своему, любезно начал беседовать со мной. Из этой беседы я увидел ту великую опасность, перед которой я стоял из–за своей неопытности.
Закончив разговор, он благословил меня, помню, даже обнял и направился к своей келье. Не знаю, как это случилось, но, пройдя несколько шагов, он упал и сломал себе ногу».
Отцу Гавриилу был установлен диагноз: перелом тазобедренного сустава. С помощью нашего духовного брата Звиада Бокучава ему сняли рентгенограмму на месте, в келье. Врачи потребовали срочно доставить отца Гавриила в больницу и сделать неотложную операцию, но тот наотрез отказался:
— Я не покину свою келью и монастырь.