Читать книгу «Юродивый Гавриил (Ургебадзе), преподобноисповедник» онлайн.

Сестры отца Гавриила так вспоминают этот период:

«Он приходил, ничего нам не говоря, заходил в церковь и громко плакал: „Господи, как мне своими руками разрушить то, что построил во славу Твою?“»

Трудно и страшно жить, когда ты отвержен всеми. Несомненно, этот период, когда отца Гавриила отстранили от Святого Причастия и который длился восемь месяцев, был самым трудным в его жизни. Взвалить на себя бремя, при котором жесточайшим образом подвергается испытанию твоя вера и ты оказываешься перед Господом наедине с величайшим искушением, которое подразумевает не потерять и сохранить смирение, доброту и любовь в отношении всех людей, особенно в отношении тех, которые причиняют тебе сильнейшую боль, — удел только великих и избранных. Это было тяжелейшим испытанием, неотделимой частью большого и сияющего креста, который отец Гавриил видел на усыпанном звездами небе в своем отрочестве и в суть видения которого он вник на смертном одре — «это был мой крест…» Ему, стремящемуся к полному единению с Богом, предстояло пройти путь полного испытания и полного познания.

Власти не угомонились, через несколько дней разрушили красивейшую семикупольную церковь–келью. Старшая сестра отца Гавриила так поведала нам эту историю:

«С шумом нагрянули первый секретарь горкома30, начальник милиции, милиционеры и рабочие.

Всем этим руководила женщина, секретарь нашего райкома. Гавриил был у себя в церкви и, когда они пришли, все понял. Я испугалась, подошла и попросила его:

— Васико, брат, прошу, не говори им ничего, видишь, они так разъярены, что запросто могут причинить тебе вред, они не отступят.

Я была удивлена — он держался как–то спокойно и сказал мне очень твердо:

— Не бойся, сестра, они сегодня радуются, а завтра будут скорбеть. Сегодня я скорблю, но завтра возрадуюсь. По Божьей воле они разрушенное не смогут вывезти за пределы района, завтра же пойду и верну все обратно.

Сказав мне это, он вошел в дом, сел на балконе второго этажа и оттуда наблюдал за всей этой трагедией. Сперва сломали купол, потом начали ломать и снимать крышу. Стены они не тронули, не хватило времени, так как уже темнело, и не успевали погрузить на машину разрушенное.

Гавриил даже не выглянул на улицу, всю ночь чистил стены от руин. Вы не поверите, я не знаю, что произошло, устал ли водитель, поленился ли ночью ехать далеко, только случилось чудо — как говорил мне Гавриил, что они разрушенное не смогут вывезти за пределы района, и завтра же пойдет и вернет все обратно, все точно так и сбылось. Раньше тут поблизости, в двух–трех километрах, не доезжая до станции метро „Триста арагвинцев“, был заброшенный сквер, вот водитель и выгрузил машину там. Гавриил утром вышел из дома, каким–то образом все разыскал, нанял машину и все до единого привез домой. Вы бы видели, как он радовался, с сияющим лицом говорил мне:

— Смотри, сестра, как велика Божья милость, сегодня же приступлю к восстановлению.

Я попросила:

— Может, подождешь немного, Гавриил, пройдет время, забудут про тебя, гнев уляжется, и уж потом построишь. Ведь разрушили только вчера. А начнешь строить сегодня, взбесятся и не простят тебе этого.

Когда я закончила говорить, он посмотрел на меня и сказал:

— Они сделали то, что было дозволено им Богом! Больше они ничего не смогут разрушить!

Прошло несколько часов, время было за полдень. Гавриил уже работал над церковью, когда в ворота постучали. Я открыла дверь и вижу — стоит начальник милиции. Я испугалась, подумала, что им сообщили и вот они пришли арестовать его, но, оказалось, нет. Он вежливо сказал мне:

— Хозяйка, я хотел бы видеть отца Гавриила.

Я ввела его во двор и сообщила Гавриилу. Он все извинялся, говорил с Гавриилом, низко склонив голову. Я стояла в стороне и не слышала их разговор, но что он извинялся за случившееся и говорил с ним очень вежливо, это я слышала и видела. Тот странный день этим не закончился. Ночью, когда все были дома, раздался стук в ворота. Я вышла и вижу (!) — приехала секретарь нашего райкома, остановила машину поодаль, я не знаю почему, может быть потому, чтобы никто не заметил ее приход к Гавриилу. Я позвала Гавриила и предложила женщине войти. Она сделала только два шага, чтобы закрыть ворота, и стала ждать там же. Гавриил подошел, спокойно приветствовал и спросил причину прихода. Я стояла там же, не терпелось узнать, о чем она говорит. Она была очень перепугана:

— Простите меня, отец Гавриил, за мой поступок, умоляю, не гневайтесь на меня, у меня семья, дети, сюда больше никто не придет, вот я принесла вам деньги, чтобы восстановить то, что мы разрушили. Я не могу показаться, но предупрежу людей, если вы завтра придете в райком и спросите завхоза31, вам дадут шифер для крыши за три копейки. Тут столько денег, что хватит на все.

Гавриил к деньгам не притронулся, ничего не сказал, дал договорить до конца и, когда она закончила говорить, коротко сказал:

— Мне ваших денег не надо, только оставьте меня в покое. А вам и вашей семье да дарует Господь обрести истинную веру и прощение грехов».

Отец Гавриил вскоре восстановил церковь- келью, но не в первоначальном виде — она была куда величественнее, чем вторая, обновленная церковь. Он несколько уменьшил размеры храма: не стал пристраивать столярную комнату и взамен семи куполов поставил только один высокий купол.

Это было вызвано тем, что, во–первых, у отца Гавриила совершенно не было средств и, во–вторых, у него, перевалившего за сорок лет, прошедшего мучения и пытки, уже не было прежнего юношеского задора и здоровья, которых безусловно требовал этот тяжелый физический труд.

До сегодняшнего дня церковь–келья дошла в таком, втором виде, и она вызывает удивление и восхищение посетителей. Первоначальный же храм мы можем только представить и восстановить мысленно по той единственной размытой фотографии, на которой изображена постройка.

Удивительное дело явил нам Бог через отца Гавриила. Он показал, что если мы, подобно отцу Гавриилу, истинно обратимся к Нему и проявим твердость в вере и очищении нашей падшей природы покаянием и добродетелью, всякое зло отступит и истребится.

Дивен Бог во святых своих: Бог Израилев (Пс. 67, 36). Это было удивительно, потому что такое громадное зло — коммунистический режим — отступило перед отцом Гавриилом. Ему простили непрощаемое — сожжение во время первомайского парада громадного портрета вождя, висящего на здании Совета министров. А после первого разрушения церкви–кельи вторую попытку предпринять не посмели, и по милости Божией это удивительное сооружение сохранилось до сегодняшнего дня в целости и сохранности.

Однако, несмотря на молчание правительства, позиция патриарха Ефрема в отношении отца Гавриила оставалась неизменной, — мы имеем в виду запрет на причащение.

Это было время особо тяжелых душевных мук в жизни отца Гавриила, потому что он, отверженный правительством, оказался отлученным и от родной Церкви, так как сперва ему отказали в священнослужении, а затем — даже в причащении. Ситуация была сложной и, казалось, безвыходной. Патриарх из–за озлобленности правительства оказался под большим давлением и для того, чтобы выйти из создавшегося положения, велел снести домашнюю церковь отца Гавриила. А это было неприемлемо для ревностного служителя Христова — отца Гавриила.

Несмотря на все это, патриарх Ефрем внутренне благосклонно относился к отцу Гавриилу, так как он вообще был добрым и смиренным человеком. Но перед лицом правительства близкие отношения с отцом Гавриилом считались опасными. Внешне патриарх Ефрем в отношении отца Гавриила держался на расстоянии. То, что патриарх внешне строго относился к отцу Гавриилу, послужило поводом для некоторых тогдашних богослужителей проявить свою злонамеренность. Они, будто бы движимые преданностью к патриарху, грубо обращались с отцом Гавриилом, который приходил в церковь помолиться: унижали его перед народом, ругали, а иногда даже выгоняли из церкви. Патриарх Ефрем ничего не знал об этом, потому что никто не смел бы в его присутствии так обращаться с отцом Гавриилом, а сам отец Гавриил молчал и терпел. Он до конца жизни очень тепло вспоминал патриарха Ефрема и без всякой искусственности, с идущей от сердца теплотой говорил:

[30] В нынешней реальности — мэр города.

[31] Заведующий хозяйством.