Читать книгу «Юродивый Гавриил (Ургебадзе), преподобноисповедник» онлайн.
Он очень любил святого Макария Египетского, и, можно сказать, в одном частном случае их поступки были даже одинаковыми. Известно, что святой Макарий Египетский питался сухарями, которые хранил в кувшине с узким горлышком. В таком, чтобы кисть руки входила туда, а полный сухарями кулак нельзя было вытащить. Вот так, малым сухарем довольствовался святой Макарий раз в день, как отец Гавриил любил говорить: «от вечера до вечера».
Отец Гавриил поступал примерно так же, но с одним небольшим отличием: сухари у него были помещены в большой миске, подвешенной к потолку на тонких цепях на такой высоте, что достать их можно было только стоя на цыпочках.
И еще: отец Гавриил также только раз в день принимал пищу — сухари и воду — «от сумерек до сумерек».
Это были годы полного умерщвления страстей в жизни отца Гавриила. Плоть должна была стать дружественным попутчиком души на пути служения Богу, приближения к Богу и единства с Ним.
В годы этого высокого служения отец Гавриил скрыто от людей носил тяжелые вериги на теле. Засыпал он или на низком стуле, или в своей келье–церкви, или в упомянутой яме, похожей на могилу. Часто, почти постоянно, как мы знаем от его сестер, слышался его плач или причитания, с чем мать отца Гавриила никак не могла свыкнуться и очень скорбела об этом.
Жизнь отца Гавриила в условиях советской власти была чрезвычайно трудной. Его постоянно вызывали в силовые ведомства в надежде взять его на испуг и заставить покориться.
Однажды, было и так, настоятеля Светицховели архимандрита Парфения (Апциаури) за свою проповедь вызвали в Тбилисский отдел службы безопасности. И вот именно в те дни этот добрый и благодатный священник встретил отца Гавриила. Отец Парфений с печальным видом сообщил ему свою историю, он даже выглядел немного испуганным, на что отец Гавриил сказал:
— Не печальтесь, батюшка, мне постоянно приходится ходить туда, но вот ничего со мной не случилось.
Это было сказано с напускной легкостью, для подбадривания отца Парфения, в действительности же дело обстояло совсем по–другому. Мы знаем от сестер отца Гавриила, что несколько раз после такого «посещения» отец Гавриил возвращался домой страшно избитый. Были случаи, когда его так избивали, что он не мог двигаться и членам его семьи звонили:
— Приходите и заберите вашего священника.
Приходила мать, измученная несчастьем сына, сама, наоборот, благодарила, и на нанятой машине или с помощью близких увозила сына домой.
С этого времени отец Гавриил начинает такую жизнь, которая была весьма болезненной для него. Он в глазах многих людей должен был выглядеть душевнобольным. Он внешне, для видимости, отказался от своих любимых, установившихся жизненных правил, но внутренне всегда оставался почитателем, служителем этих правил. Ему пришлось взамен уединения — быть среди людей и взвалить на себя шум и суету сего мира; взамен безмолвствования — громко проповедовать на улицах; ему, скромному и застенчивому человеку, — дерзко и под видом придурковатого человека развязно поступать и разглагольствовать на рынках и в разных общественных местах. Если он до сих пор строго воздерживался от вина, то теперь выпивал в присутствии людей и на виду у всех и прикидывался пьяницей и развязным человеком.
Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Труднее всего вступить на путь героизма, дальнейший труд намного легче».
Юродство, создание образа глупца перед людьми и вправду требует удивительного героизма, а начало этого героизма — великую духовную силу и облагодатствованный разум. Здесь нельзя допустить ошибки, так как, действуя ошибочно, личность предстает глупцом не только перед людьми, но и перед Христом. Человек, служение которого лишено истинной духовной силы, навлекает на себя кару за большую, безбожную дерзость, а это — полная погибель для души.
Юродство — это служение, которое мощнейшим образом склоняет человека к отсечению всякого земного конформизма, к полному смирению и прохождению своего земного бытия только перед Богом. Никогда влечение души не должно прилагаться к тем воспринимаемым как глупость деяниям, которые этот служитель умышленно совершает перед людьми, но только к подвигу — совершаемого ради образа этого служения, ради блага собственной души, ради ближнего…
Для ясности этих слов вспомним три различных по содержанию случая из жизни отца Гавриила.
Однажды отец Гавриил стоял перед своей кельей и смотрел сверху на свой монастырь. В руке он держал полную бутылку вина и стакан. По двору ходили несколько человек, которые пришли для осмотра монастыря или посещения святого места. Отец Гавриил наливал жидкость из бутылки в стакан, притом так, чтобы они видели, и, громко провозглашая тост, поступал таким образом, чтобы его приняли за пьяного, и ради этого до конца выпивал стакан.
Все смотрели удивленно, а один молодой человек особенно пристально и агрессивно наблюдал за отцом Гавриилом. Отец Гавриил за короткое время выпил несколько тостов, что присутствующие воспринимали по–разному: некоторые улыбались или смеялись, а затем продолжали путь; некоторые, взглянув, тотчас же отводили глаза; а этот молодой человек стоял неподвижно и не отводил взгляд. Так прошло десять–пятнадцать минут, после чего этого человека отец Гавриил позвал к себе. Тот настороженно и немного растерянно поднялся по лестнице. Отец Гавриил изменился, перестал юродствовать и, показывая свое внутреннее, истинное лицо, встретил этого молодого человека. Отец Гавриил молча налил ему из бутылки в стакан красную жидкость и строго сказал:
— Выпей, ближний мой!
Он до конца выпил протянутый стакан, и с каждым глотком на его лице отражалось все нарастающее удивление. Эта жидкость оказалась вишневым соком, разбавленным водой. Отец Гавриил взял у него стакан и спокойным голосом сказал:
— Не суди всякое создание Божие. Если я стану осуждать тебя или посчитаю, что я лучше тебя, я буду мерзок перед Господом. Помни об этом, ближний мой, и ступай с миром.
Молодой человек спустился по лестнице, испытывая чувство неловкости и благоговения. Так вел себя отец Гавриил для того, чтобы создать образ юродивого.
Другая история, которую я хочу вам рассказать, о том, что значит юродствовать во имя блага собственной души.
Многим известно, что в ранние годы, когда отец Гавриил взвалил на себя бремя юродствования, он часто ходил по городу — по тбилисским улицам — босой, нищенски одетый и с латунным венком на голове. Люди, которые видели отца Гавриила в таком состоянии, развлекались этим зрелищем и насмехались над ним.
Нам казалось, что все это было деянием, свойственным юродству, но когда мы узнали от отца Гавриила о его внутреннем намерении, поняли, что ошибались, так как это деяние совершалось не только ради того, чтобы юродствовать — показать себя глупцом.
Отец Гавриил, ведя с нами беседу об ужасности высокомерия и необходимости смирения, так разъяснил нам причину этого поступка:
— Когда мне казалось, что я важная персона или же я лучше других, тогда и поступал таким образом, и когда люди надо мной насмехались, смирялся и видел, что я за дрянь.
Третья история касается образа юродства, к которому весьма и весьма часто прибегал отец Гавриил ради ближнего. Мы вспомним лишь одно из множества подобных случаев.
Одному из моих духовных братьев я часто рассказывал об отце Гаврииле. Я говорил ему, что он не только не заблудший, как тогда думали о нем некоторые, а поистине великий богоугодный отец. В доказательство этого я рассказывал ему о многих случаях, увиденных и пережитых мною. И вот однажды этот мой духовной брат выразил желание, чтобы я повел его к отцу Гавриилу. И заодно попросил меня, если я не буду против, взять с собой одного своего духовного брата. Я с радостью согласился, и мы назначили день. В условленный день мы поехали из Тбилиси в Мцхету. Прибыв в монастырь Самтавро, мы почтительно поднялись по лестнице, ведущей к келье отца Гавриила. Произнеся молитву «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас», спросили позволения войти в келью. Отец Гавриил ответом «Аминь» разрешил нам войти. Войдя в келью, я удивился — отец Гавриил юродствовал.
Я подошел, взял благословение. То же самое повторили и мои спутники. Отец Гавриил указал гостям садиться на стоящие там низкие стулья. А мне указал сесть у его изголовья. Я был смущен, не ожидал юродствования монаха, так как в предыдущие дни несколько раз приезжал к нему и он вел себя обычно. Хотя никто не мог ска–зать, когда он опять начнет юродствовать. Только он один ведал перед Богом, когда и по какой причине взяться за это богоугодное служение. Так произошло и в этот раз.