1 мая люди праздновали один из главнейших коммунистических праздников — день солидарности трудящихся. На фасаде здания Совета министров висел огромный, освещенный лампочками портрет Ленина размером 8x5 м. Сверху была написана известная фраза: «Слава великому Ленину!» Были слышны звуки музыки, аплодисменты и возгласы людей. На правительственной трибуне стояли партийные чиновники.
Это безбожное зрелище до глубины души возмутило отца Гавриила, и он, движимый любовью к Христу, задумал удивительное дело. Он взял у кашветской свечницы в маленькой посуде керосин и спички и направился к Дому Правительства. Удивительно, но человек, облаченный в полное монашеское одеяние, прошел линию охраны, обошел правительственную трибуну сзади и оказался прямо перед огромным портретом Ленина.
Он достал спрятанную в одеянии посуду с керосином, облил портрет Ленина и предал огню образ «великого вождя». За секунды огонь охватил весь портрет, чему, кроме керосина, способствовала и масляная краска, которой был написан портрет вождя. От жары лампочки начали лопаться и издавать звук наподобие взрыва. Это очень напугало стоящих на правительственной трибуне партийных работников и празднующий народ, подумали, что происходит диверсионный акт. Сначала, испуганные, они разбежались в разные стороны и даже срочно вызвали известный 8‑й полк, но когда у правительственной трибуны увидели одного лишь облаченного в черное служителя Божия, успокоились. Отец Гавриил стоял перед горящим портретом Ленина и громко призывал:
— Господь говорит: Не сотвори себе кумира и всякаго подобия, елика на небеси горе и елика на земли низу, и елика в водах под землею: да не поклонишися им, ни послужиши им (Исх. 20, 4–5).
Когда люди поняли, что никакого диверсионного акта тут нет, а во всем виноват этот священнослужитель, очень разгневались. К этому времени от портрета осталась только проволока. Люди, разгневанные сожжением портрета вождя, яростно бросились забивать отца Гавриила. Отец Гавриил еще раз громко повторил:
— Слава подобает не этому мертвецу, а Иисусу Христу, который попрал смерть и даровал нам вечную жизнь.
После этого голос отца Гавриила умолк.
Однажды отец Гавриил, беседуя с нами на эту тему, сказал:
— Заблудшие считали, что поступают хорошо. Прибытие солдат 8‑го полка, напротив, помогло мне, так как они разогнали людей, и когда они увидели меня, всего перепачканного кровью, бросили в машину и отвезли в тюрьму. Когда я задумал сжечь этого зверя, знал, что меня не пощадят и расстреляют, но я счел за честь умереть за Христа, перекрестился и свою жизнь доверил Господу.
В городе была объявлена тревога первой категории. Отца Гавриила с семнадцатью челюстными и телесными переломами доставили солдаты 8‑го полка в Ортачала23, в изолятор службы безопасности, и, в полном смысле этого слова, полуживого–полумертвого бросили прямо на бетонный пол. Поначалу даже кровь с него не смывали, но так как допрос был неизбежен (за это дело взялись самые высокопоставленные представители силовых структур), смыли кровь, а медицинскую помощь сочли за излишнюю честь, сказав при этом:
— Приказ из Кремля, все равно расстреляют.
Вот в таких условиях проводился допрос физически измученного отца Гавриила. Сам отец Гавриил никогда с посетителями об этом не говорил, а если очень редко, после больших просьб рассказывал что–нибудь из этой истории, то двумя словами, очень коротко, в легкой и простой форме, немножко даже шутливо. Поступая таким образом, он постоянно скрывал эту страшную историю, чтобы от ошеломленных людей не заслужить уважения.
Однажды я стал свидетелем одной подобной ситуации. К отцу Гавриилу пришло некое высокопоставленное духовное лицо с мирянами; они начали настаивать, чтобы он рассказал о сожжении портрета вождя и пребывании в тюрьме. Отец Гавриил несколько раз перевел разговор на другую тему, но, когда они не отстали, рассказал самую малость. Рассказал так, будто бы с ним приключился забавный курьез, и слушатели весело слушали. Это длилось около пяти минут, а затем отец Гавриил благословил слушателей уйти. Гости ушли, отец Гавриил некоторое время сидел молча, потом сказал:
— Трудно рассказать, какие ужасы там творились. Если бы не Божья помощь, никто бы не выдержал этого. Отведите меня в келью.
Из этих слов видны ужасные пытки, которые он принял на себя и перенес во имя любви к Христу Спасителю.
С самого же начала, согласно приказу, отца Гавриила подвели под статью расстрела, следствие было почти формальностью. Но просматривался и некий интерес, о котором ему постоянно повторяли:
— Признайся, что ты это совершил по заданию Церкви, и сохраним тебе жизнь.
Эти пытки–допросы длились долго. Несмотря на решительный отказ отца Гавриила, следователи вновь и вновь повторяли ему этот вопрос. То ли вправду подозревали, что дело было исполнено по таким мотивам, то ли просто хотели направить дело в такое русло. Была явная попытка таким образом сломить отца Гавриила — может, ради спасения жизни проявит малодушие и даст им нужные показания. Цель была совершенно ясна — с такими показаниями правительство прибирало к рукам не только отца Гавриила, но и всю Церковь. Когда увидели, что это не дало результатов, следствие предложило отцу Гавриилу новый путь «спасения»:
— Если ты согласишься с нами и публично извинишься перед советским народом, скажешь, что ты очень сожалеешь о содеянном, что это произошло из–за тлетворного влияния религии и теперь ты образумился, обещаем, что не расстреляем и сохраним тебе жизнь.
И на это ответ был твердым и непоколебимым.
Но, хотя он не думал отступать и с твердостью восставал против всякой лжи и коварства со стороны следователей, душа, измученная таким натиском и пытками, взывала о помощи. Допросы, угрозы и пытки каждый день, притом несколько раз в день, и впрямь невыносимы для человеческой природы. Попавший в такую беду отец Гавриил молил Господа утешить его и придать духовные силы, чтобы выдержать все предстоящие испытания. После одного из допросов молящегося отца Гавриила посетило видение — неким сиянием изображенная прямо перед ним цифра 7:
— Душа мгновенно утешилась, и я уразумел в этом Божий знак, что Он через семь месяцев возвратит меня домой.
Для восприятия, для человеческого разума это было непостижимо, но для Бога — вполне осуществимо:
— После этого видения в тюрьме, ближний мой, воцарился страх. Если до этого на всех допросах меня били и пытали, после этого видения, силою Господней, не решались трогать меня. Следователи тайком приходили и говорили: «Прости нас, отче, за то, что мы совершили, не гневайся и прости». Высокопоставленные лица, которые часто присутствовали на допросах, обращались ко мне почтительно и не ругали, как раньше. А я же поучал их и объяснял всем их невежество.
Несмотря на слова отца Гавриила, не надо думать, что все сразу исправилось и очеловечилось. Просто видоизменились те страшные притеснения и пытки, которые происходили в течение суток и повторялись каждый день. Как–то на одном из допросов присутствовал некий высокопоставленный генерал из Министерства внутренних дел, который обратился к отцу Гавриилу:
— Видно, ты тот священник, который действительно верит в Бога. Поэтому завтра я принесу из дома икону и подарю ее тебе.
На следующий день этот генерал действительно пришел на допрос, все стоя встретили и приветствовали его. Он держал в руке какой–то сверток, завернутый в газету. Только он собрался обратиться к отцу Гавриилу, как тот опередил его и сказал:
— У нас нет таких икон; вы живете безбожно, и у вас дома воцарены безбожие и разврат. Опомнись, брат мой, не то во грехе погибнешь.
Сильно напуганный генерал в растерянности оставил комнату и больше не появлялся. Этот случай весьма угнетающе подействовал и на присутствующих. О генерале отец Гавриил сказал нам:
— В газете у него была завернута фотография обнаженной женщины, и он этим хотел высмеять меня, как священника.
[23] Один из районов Тбилиси.