– Нет, господа, – голос Проэмперадора был совершенно спокоен, – я не шутил, такими вещами не шутят. Оскар Феншо умрет, это лучшее, что он может сделать.
– Но он же совсем мальчишка! – Вейзель явно не верил своим ушам.
– Что ж, значит, ему повезет умереть молодым, я могу ему лишь позавидовать, мне это не удалось!
– Я согласен, что молодой Феншо виноват. Он ослушался приказа, чуть не погубил пошедших за ним людей и не погиб сам, но намерения у него были самые добрые. Молодость горяча, он устал от бездействия, ему хотелось подвигов. Кроме того, за ним охотно идут люди и со временем…
– Если б люди за ним не шли, – холодно заметил Рокэ, – еще можно было бы раздумывать, но они идут. Если Оскара Феншо сегодня не расстрелять, он «со временем» заведет в ловушку не роту, а армию. Тогда поздно будет думать.
– Изрядно сказано, – вмешался епископ, – токмо судящий о грязи на чужих сапогах должен почаще взирать на свои. Сколько раз, Рокэ, нарушали приказы вы?
– Право, не помню. Но, Ваше Преосвященство, нарушая приказы, я вытаскивал моих генералов и маршалов за уши из болота, в которое они влезали по собственной дурости. Если б у Феншо хватало ума нарушать приказы и побеждать, он бы стал маршалом, а так он станет покойником.
– И малая жестокость бывает плотиной на пути кровавой реки, – пробормотал епископ. – Что ж, «и пошел он напутствовать оступившегося, дабы миновала его бездна страшная, бездна пламенная, бездна закатная…».
– Подумать только, – вздохнул Вейзель, – ему когда-то прочили кардинальскую шапку… Рокэ, и все же вы не правы!
Проэмперадор не ответил, только медленно поднял голову и посмотрел в глаза артиллеристу. Ричард хорошо знал этот взгляд своего эра – исподлобья, ожидающий и вместе с тем равнодушный.
– Рокэ, – Эмиль Савиньяк откровенно волновался, – нельзя же так… Вы же сами все затеяли. Раззадорили этого дурака, встали у этого клятого оврага, вы ведь знали, что он в него сунется… Вы сделали из Феншо… Сделали…
– Подсадного поросенка, – подсказал Проэмперадор. – Да, сделал и поймал, кого хотел. Ну и что?
– Это бесчестно! – вздохнул Вейзель. – Своими руками толкнуть человека на ошибочный путь и его же за это наказать.
– Пусть не подталкивается. Курт, Эмиль, мы знакомы не первый год, неужели вы до сих пор не уяснили – мне плевать на честь, доброе имя и прочую дурь. Мое дело – война! И я ее выиграю, к вящему разочарованию талигойских радетелей и гайифских торгашей.
– Поступайте, как хотите, – генерал махнул рукой, – с вами невозможно спорить.
– Так не спорьте. При казни, к слову сказать, можете не присутствовать.
– Нет, Рокэ. Я сказал вам все, что думал, но я только генерал, а вы – Первый маршал и Проэмперадор. Не нужно показывать армии, что между нами существуют разногласия, а я еще жив.
– Я могу лишь повторить слова барона, – твердо сказал Савиньяк, – вы поступаете мерзко, но вы побеждаете, а эта война, сдается мне, будет самой мерзкой в моей жизни.
– Благодарю вас, господа. Ричард? – Похоже, Ворон лишь сейчас заметил оруженосца. – Я, кажется, вас отпустил. Отправляйтесь спать.
– Монсеньор, – Дик сам удивился, что говорит так твердо и спокойно, – прошу вашего разрешения на встречу с Оскаром Феншо. Он – мой друг и…
– Идите, к кому хотите, – махнул рукой Рокэ, – только разыщите по дороге Клауса или Жана, они мне нужны.
2
– Я надеялся, что ты зайдешь, – Оскар довольно удачно изобразил улыбку, – выпьешь?
– Если угостишь. – Дик тоже попытался улыбнуться.
– Угощу.
Феншо потянулся к стакану – но неудачно, тот покатился по походному столику и свалился на земляной пол, но не разбился.
– Паршивое стекло, – покачал головой виконт, доставая чистый стакан, – но вино неплохое. Для похорон сойдет.
– Оскар, – выкрикнул Ричард, – не говори так! Ничего с тобой не будет, Ворон шутит.
– Нет, – покачал головой Оскар, – он хочет меня убить, и он убьет. Я посмел полюбить королеву, Ричард Окделл, а это карается смертью. Рокэ Алва никому не позволит смотреть на Катарину Ариго. Запомни это, если хочешь жить. Не смей любить королеву, не смей быть смелее, не смей быть моложе.
– Моложе?