Читать книгу «Япония в раннее Средневековье VII-XII века. Исторические очерки» онлайн.
Хэйан как политический центр
В 784 г. столица была перенесена из Хэйдзэй в Нагаока (западная часть нынешнего Киотоского округа). В Нагаока между знатью происходили распри, было совершено политическое убийство, что, видимо, сыграло немаловажную роль в начавшихся поисках удобного места для нового политико-административного центра — император Камму и его окружение считали, что убийство оскверняет столицу. Инициатором переноса столицы выступил приближенный императора, начальник фискального департамента (мимбусё) Вакэ-но Киёмаро[35]. Для строительства города была выбрана деревня Уда уезда Кадоно, дважды осмотренная в 792 г. императором Камму. В следующем году начались строительные работы, а 22-го числа 10-го месяца 794 г. император и наследный принц въехали в новую столицу[36], названную Хэйан (столица мира и покоя; ныне — Киото) из тщеславного желания не уступать пышным танским наименованиям: прежние японские столицы, как правило, именовались по местности, в которой находились [283, с. 74–77].
Низина, в которой строился Хэйан, с востока, севера и запада окружена горами; в центре ее текла р. Камогава, русло которой перенесли восточнее, чтобы спасти центр столицы от наводнений. В восточной части в Камогава впадает текущая с горы Хигасияма р. Таканогава, в южной — Кацурагава, текущая по западной части низины, а затем поворачивающая на юг. Через Камогава, впадающую в Едогава[37], пролегал водный путь во Внутреннее море Сэто [272].
Моделью для Хэйан, как и для Хэйдзэй, послужила ханская столица Чанъань. Рельеф определил большую протяженность новой японской столицы с севера на юг (5,31 км), чем с запада на восток (4,57 км), в отличие от Чанъани. Площадь Хэйан составляла 1/3 Чанъани (Хэидзэй — 1/4). Японские столицы не окружались стенами, но огораживался внутренний, императорский городок (дайдайри), на территории которого находились и все правительственные учреждения [361, гл. 6]. Хэйан защищали горы, центром же южной границы были гигантские ворота Радзёмон.
От Радзёмон на север тянулся проспект Судзаку (ширина — 85 м, протяженность — 3,9 км), деливший город на восточную (левую) и западную (правую) части и упиравшийся в главные ворота императорского городка (Судзакумон), по китайской традиции обращенные на юг. По обеим сторонам проспекта была устроена живая изгородь из ив и цветов, вырыты канавки. Справа и слева от проспекта были построены буддийские храмы — Тодзи (восточный) и Сайдзи (западный), дома приемов иностранных послов (Корокан), служившие гостиницами для иностранцев[38], и два рынка. На рынках торговали тканями, иглами, маслом, керамическими изделиями, рисом, рыбой, мечами, луками. Существовали специализированные лавки — по продаже риса, масла, сушеной рыбы, сырой рыбы. Кроме того, на рынках устраивались песенно-танцевальные представления, буддийские проповеди, моления, выставляли на всеобщее обозрение преступников. При дворе функционировал особый, привилегированный рынок, где продавали китайские изделия — предметы роскоши. Хайанцы открывали лавки и за пределами рынков [430, с. 153–154).
В левой и правой частях столицы находились дома принцев, аристократии, чиновников, а также крестьян. Влажная и низменная юго-западная часть города была наименее заселенной. С востока на запад Хэйан пересекало девять проспектов. Вдоль южной границы императорского городка проходил Второй проспект (Нидзё одзи), за которым в восточной части располагался синтоистский храм Синсэнъэн с искусственным парком в танском стиле, с озером, окруженным деревьями и камнями.
Императорский городок, находившийся в центре северной части столицы (1,4 км — с севера на юг и 1,2 км — с запада на восток), имел 12 внешних ворот. Главные — Судзакумон — вели к внутренним воротам — Отэммон, за которыми находилась правительственная палата (Тёдоин). С запада к ней примыкал императорский дом банкетов (Буракуин). Вокруг располагались различные правительственные здания. Восточнее центра городка находились собственно императорские дворцовые сооружения (дайри). Главным из них был Сисиидэн, где проводилась коронация и другие церемонии, считавшиеся важными. В то время, как, впрочем, и позднее, дворцовые сооружения японских столиц не достигали таких размеров, как в Европе или в Юго-Восточной Азии. Здание Сисиидэн (27 м — с запада на восток и 22 м — с севера на юг) было обращено к югу, 18 ступенек с южной стороны вели в сад; слева от ступенек была высажена сакура, справа — татибана[39]. Северная галерея вела к личным покоям императора (Сэйрёдэн), еще севернее находился дворец императрицы (Дзёгандэн) и дворец других жен императора (Дзёнэйдэн). Политическими делами император занимался в тронном дворце (Дайгокудэн), построенном в центре правительственных зданий в 795 г. [283, с. 77–82; 313; 445].
Доступ к императору в Хэйан был резко ограничен. Разрешение на доступ (сёдэн) выдавалось индивидуально чиновникам выше 5-го ранга, а также личным секретарям (куродо) императора, имевшим 6-й ранг, и заключалось в позволении посещать зал приема знати (тэндзё-но ма) в южной части личных покоев императора. Как правило, все или почти все чиновники 1–3-го рангов допускались в зал приема, что льстило тщеславию хэйанских аристократов. Известно немало случаев, когда личные секретари всячески стремились удержаться в этой должности, так как получение 5-го ранга и повышение по службе могли привести к лишению доступа к императору. Каждый новый император давал разрешения на посещение зала приемов заново, о чем извещал его личный секретарь [444, с. 125–126].
Все большее число правительственных должностей с VIII в. занимали представители главной ветви дома Фудзивара, ведущего происхождение от Накатоми-но Камако — организатора политического переворота 645 г. Особенно усилилось влияние дома Фудзивара с IX в. Императоры Сага и Дзюнна больше занимались поэзией, чем политикой, Нимме и Монтоку в 40–50-х годах IX в. тоже обращали мало внимания на управление государством. Фудзивара-но Есифуса, сблизившийся с Ниммё, получил должность главного министра (дадзё дайдзин), остававшуюся вакантной с конца VIII в., а после смерти Есифуса этот пост и фактические бразды правления перешли к его племяннику Мотоцунэ, которому в 888 г. была пожалована вновь учрежденная должность регента-правителя (кампаку). В X в. Фудзивара, по сути дела, монополизировали высшие государственные посты. Так, в 931 г. из 15 высших должностей — от левого министра до советников — 11 занимали Фудзивара, 2 — Тайра и по одной — Минамото и Татибана [283, с. 382–383]. Наивысший же расцвет дома Фудзивара приходится на конец X–XI в. — время правления Митинага и Еримити. Японские историки и литературоведы считают Митинага (см. [448, гл. 4]) одним из наиболее вероятных прототипов принца Гэндзи — героя выдающегося произведения японской раннесредневековой литературы.
Дочь главы дома Фудзивара, как правило, выдавалась замуж за императора, а тесть, по обычаю, имел большое влияние на зятя. Вместе с тем сам термин «кампаку» указывал на исполнительный характер власти носителя этой должности[40]. Цутида Наосигэ, детально изучивший многие источники хэйанского времени, пришел к выводу, что мнение о «домашнем правлении» Фудзивара, распространенное в японской историографии с конца XIX в. и сводящееся к тому, будто все государственные дела решались в частной резиденции регента-правителя, не обосновано [444, с. 345–349].
Управление государством осуществлялось через Государственный совет, в состав которого входили левый и правый министры, политические советники (санги)[41], докладчики Государственного совета — старший (дайнагон), средний (тюнагон) и младший (сёнагон). Совету подчинялось восемь департаментов [32, с. 29–57], а важнейшие решения принимались на совещании высших чиновников (кугё). Когда же в связи с развитием вотчинной системы функции департаментов стали номинальными, императоры, нашедшие поддержку у храмов, самураев и провинциальной знати, воспользовались ослаблением родственных связей с Фудзивара и попытались оттеснить последних от власти.
Правовой основой государственного управления и в Хэидзэй, и в Хэйан по-прежнему оставался «Ёро рицуре» (718 г.), однако уже с первой половины VIII в. стали издаваться дополнения к этому своду, новые законы, касающиеся экономической политики, неоднократно проводились реформы. Поэтому с середины VIII в. началась работа по систематизации дополнений к законодательству (кяку) и инструкций, определявших порядок его применения (сини).
Средний докладчик Государственного совета Исикава-но Тоситори в 759 г. собрал 20 свитков инструкций, но работа над ними завершена не была. В конце VIII в. начальник фискального департамента Вакэ-но Киёмаро систематизировал 20 свитков документов, относящихся к этому ведомству. Принцип классификации законодательных актов по ведомствам был положен и в основу работы группы чиновников, составивших к 830 г. систематизированный свод дополнений к законодательству (Конинкяку) и собрание инструкций (Конинсики). Кроме того, по предложению предподавателя (хакасэ)[42] права Хэйанского университета Нукада-но Иматари группа юристов систематизировала комментарии к сводам VIII в. — «Тайхо рицурё» и «Ёро рицурё», и в 834 г. они были опубликованы («Рё-но гигэ») [283, с. 147–148].
Важное значение хэйанский двор придавал строго регламентированным политическим церемониям и процедуре решения политических вопросов, соблюдению придворного этикета и протокола. Часто религиозные и политические праздники и церемонии не разграничивались (заметим, что нерасчлененность праздников и политики — один из главных принципов синто); некоторые из праздников были заимствованы в Китае. Однако ряд церемоний имел чисто политический характер — такие, как назначение на должности или присвоение рангов. Порядок проведения церемоний фиксировался в дневниках аристократов, передававшихся из поколения в поколение, а также в особых кодексах. В 821 г. по приказу императора Сага был установлен придворный этикет «Дайрисики», зафиксированный в трех свитках, а в IX–X вв. составлены три церемониальных кодекса («Конин гисики», «Дзё-ган гисики», «Энги гисики»)[43]. Наиболее же подробный кодекс — «Руководство Северной горы» («Бокудзансё»), содержавший описание 401 придворной церемонии и праздника, был составлен в начале XI в. Фудзивара-но Кинто [444, с. 214–216].
Некоторые из церемоний в IX–X вв. приобрели условный, формальный характер и не имели никакого практического значения. Например, когда вспыхивал мятеж, в провинции Исэ, Мино и Оми отправлялись гонцы с приказом укрепить заставы. К XI в. церемония укрепления застав (когэн кэиго-но ги) стала одной из процедур, предшествовавших вступлению на престол нового императора.
Номинальными, почетными стали и некоторые правительственные посты. Например, главами департамента церемоний и чинов, военного назначались принцы, никакой реальной деятельностью не занимавшиеся, но получавшие за должность дополнительный доход и приписывавшие к своему имени название должности. В предыдущей главе уже говорилось и о почетных губернаторах провинций. Этот обычай просуществовал вплоть до буржуазных реформ конца 60-х — начала 70-х годов XIX в.
Но, разумеется, удовлетворяя свое тщеславие длинным перечнем реальных и номинальных чинов и должностей, хэйанские аристократы должны были и на деле руководить государством.
Государственный совет совмещал функции законодательной, исполнительной и судебной власти. Очень часто члены совета одновременно занимали должности руководителей департаментов, начальников управлений дворцовой охраны, но четко определенного круга обязанностей или ведомственной специализации у них не было. Они участвовали в заседаниях Государственного совета, обсуждении и решении наиболее важных политических проблем, от имени совета руководили церемониями, праздниками и другими мероприятиями политического характера и занимались всеми повседневными политическими вопросами.
Обычно до заседания Государственного совета назначался председатель из числа министров или старших докладчиков, который собирал членов совета. Затем секретарь по поручению императора или регента-правителя сообщал. повестку дня и представлял совету необходимые документы. После этого начиналось заседание. Присутствие в зале кого-либо, кроме членов совета, не допускалось. Участники поочередно, начиная с младших по должности, высказывали свое мнение.
Если обсуждаемый вопрос был простым и не вызывал разногласий, председатель докладывал об итогах заседания императору или правителю устно — через секретаря императора. Но, как правило, составлялся отчет (садамэбуми), который писал один из младших по должности членов совета. В документе указывалась повестка дня и четко фиксировались мнения участников. Председатель просматривал и исправлял отчет, а затем передавал императору. Если член Государственного совета по каким-то причинам не желал высказываться по обсуждаемому вопросу или не считал председателя достаточно авторитетным, то он под каким-либо предлогом уклонялся от участия в заседании. Окончательное решение принимал император или правитель.
Связь Государственного совета с ведомствами и провинциями поддерживалась через секретарей — правого и левого, старшего, среднего и младшего. К ним поступали все доклады и прошения из провинций. Секретари систематизировали эти документы, а затем передавали их в Государственный совет, где старший по должности из членов совета (но не ниже среднего докладчика), находившийся в этот день на службе, принимал по ним решения. На основе решения писался указ или приказ совета [444, с. 328–334].
Присвоение рангов и назначение на должности (за исключением назначения министров) производилось в ходе специальных церемоний — сессий. Ежегодно 5–6-го числа 1-го месяца проводилась церемония предоставления рангов высшей знати (дзёиги). Назначение на должности производилось дважды в год. Эти церемонии длились три дня: весной (в конце 1-го — во 2-м месяце) назначались чиновники в провинции (агатамэси-но дзимоку), осенью (в 9-м месяце или позднее) — в столичные ведомства (цукасамэси-но дзимоку). Соискатели рангов и должностей подавали прошения — от ведомства или индивидуально. Текст прошения писался на изящном камбуне, содержал ссылки на прецедент и сведения о служебной деятельности соискателя, разумеется, хвалебного характера. Прошения поступали в канцелярию правителя (главного министра) либо императора, где систематизировались, а затем передавались секретарю Государственного совета (гэки), который проверял правильность содержащихся в них данных.
После этого проводилась собственно церемония — совещание членов Государственного совета. На весеннем совещании давалась оценка деятельности губернаторов, у которых истек четырехлетний срок пребывания в должности: учитывалось состояние финансов губернаторства, ведение документации, правильность поступления налогов из данной провинции. После рассмотрения прошения совет выносил решение о замещении вакантных должностей, фиксировавшееся документально; последнее слово при этом принадлежало императору или правителю. Окончательное решение объявлялось официально. Вновь назначенные на должность наносили визиты вежливости вышестоящим чиновникам [444, с. 122–125].
Очень часто соискатели рангов и должностей использовали связи с власть имущими, последние же пользовались своим положением в личных интересах. Коррупция в раннефеодальной Японии достигла широких размеров; нравам ее господствующих кругов были присущи те же черты, которые характеризуют политическую элиту любого средневекового государства: борьба за власть любой ценой, бесконечные интриги, заговоры и политические убийства, расправы с опальными — лишение чинов и ссылка, жажда богатства и роскоши, тщеславие, взяточничество и подкуп в различных формах: подарки, подношения предметов роскоши, пожертвование земель, покупка должностей и рангов.
Избранный круг аристократии был закрыт для тех, кто к нему не принадлежал, а презрение было нормой отношения не только к крестьянам и ремесленникам, но и к низшим слоям знати. Более чем холодно хэйанские правители обращались с образованными и учеными людьми, без знаний и труда которых, однако, обойтись не могли.
Нередко покупателями рангов выступали местные нетитулованные землевладельцы, стремившиеся ценой подношений приобрести ранг, а, следовательно, освобождение от налогов и повинностей. Факты продажи рангов отмечены и в официальных историях, и в других источниках [46, с. 315–316]. Назначение на губернаторскую должность в доходную провинцию открывало возможность особенно быстрого обогащения, поэтому в претендентах недостатка не было. В X в. продажа рангов и должностей была узаконена в связи с сокращением источников рангового жалованья и бенефиций высшей знати. Принцы и члены Госсовета получили право ежегодно продавать определенное количество титулов и должностей. Так, о-и ранг стоил 600 мешков риса [444, с. 117–119], лицо же, имевшее этот ранг, могло рассчитывать на дальнейшее возвышение.
Размеры взяток и подношений были столь велики, что наряду с вотчинами они стали играть роль экономической основы аристократических домов и нередко вымогались. Так, правитель Фудзивара-но Митинага, решивший в 1016 г. восстановить один из своих домов, открыто возложил расходы на губернаторов, а последние постарались превзойти друг друга в подношениях [386; 391].
Получение предметов роскоши для императорского двора и высшей аристократии было одной из главных целей крайне ограниченных и редких внешних связей. В первой половине IX в. были назначены две официальные миссии в Китай в 803 и в 834 г. Вторая миссия, однако, долгое время не могла покинуть Японию из-за штормов. Лишь в 838 г. посол Фудзивара-но Цунэцугу прибыл в Чанъань, а в Хэйан миссия вернулась в 839 г. Следующая официальная миссия была назначена в 894 г., но так и не отправилась в путь. Купцы и монахи продолжали плавать в Китай [283, с. 139–140], а когда в последующие века в Японию стали приходить китайские торговые корабли, потребность в официальных связях для получения предметов роскоши и изучения китайской культуры намного уменьшилась.
Во второй половине VIII–IX в. Япония поддерживала также отношения с Бохайским царством, созданным в начале VIII в. на части территории Восточной Маньчжурии, Южного Приморья и Северной Кореи. Бохайцы, враждовавшие с Танской империей, неоднократно присылали миссии в Японию, а японские правители, имевшие напряженные отношения с Силла, хорошо принимали бохайских послов, устраивая светские развлечения в виде поэтических состязаний [283, с. 201–203].
Из других форм внешних контактов в источниках отмечено нападение чжурчжэней на Кюсю в 1019 г., довольно быстро отбитое японцами.
[35] Памятник ему установлен на площади перед императорским дворцом в Токио в 1940 г. в связи с празднованием 2600-летия со дня начала мифического правления мифического императора Дзимму.
[36] Ныне в Киото ежегодно 22 октября (по европейскому календарю) отмечается «праздник веков» («дзидай мацури»). В честь годовщины основания города устраивается театрализованное шествие в костюмах разных эпох с изображением реальных исторических персонажей.
[37] В настоящее время Ёдогава является границей Осака.
[38] Такие же дома были построены в Нанива и на Кюсю, при управлении о-вами Кюсю, Ики и Цусима.
[39] Сакура — японская вишня с несъедобными плодами, считается национальным цветком Японии. Растет в стране повсеместно. В дни цветения устраиваются пикники. Татибана — вид апельсина.
[40] Первый иероглиф термина «кампаку» означает «вести дела», «брать на себя дела», второй — «говорить, докладывать (вышестоящему)». Термин впервые употреблен в китайской династийной истории «Хань шу», а фраза из «Хань шу» почти дословно повторена в указе императора Уда (888 г.) о пожаловании должности «кампаку» Фудзивара-но Мотоцунэ [283, с. 274].
[41] На должность советника обычно назначались чиновники не ниже 4-го ранга из числа старших и средних докладчиков Государственною совета.
[42] «Хакасэ» соответствует европейскому термину «профессор». С конца XIX в. те же иероглифы, но с другим чтением — «хакуси» используются для обозначения ученой степени доктора наук.
[43] Конин, Дзёган, Энги — девизы годов правления императоров, поэтому- названия этих сводов даны только в транскрипции.