Читать книгу «Воспоминания о революционном Новониколаевске (1904-1920 гг.)» онлайн.

Над нами нависла самая серьезная опасность, и нужно было немедленно спасать «технику».

Блюм сказал, что руководителями группы намечен примерно такой план: я возвращаюсь в типографию и рассказываю Степану специально для него придуманную историю о том, что за нами якобы следят шпики, в частности, за мной сегодня увязался такой тип, от которого я еле избавился. И что эта слежка меня крайне встревожила, соблюдая большую осторожность, я пошел к Блюму и рассказал ему об этом случае. Блюма обеспокоило мое сообщение, он сделал вывод, что нас выследили, что «техника» находится в опасности и ее надо спасать. Нам предложено немедленно сложить в большие ящики все типографское оборудование: станок, вал, кассы, шрифты, запас бумаги и пр. для перевозки в другое надежное место. Через час-два Блюм приедет на подводе и все увезет. Нам же в городе оставаться опасно, поэтому нам дадут деньги и мы разъедемся в разные города.

Когда я рассказал всю эту историю Степану, он страшно рассвирепел, начал меня в чем-то обвинять, оскорблять и готов был меня избить. Из обычно скромного и сдержанного человека, каким я его знал по совместной работе, он превратился в зверя. По его поведению я понял, что мое сообщение, вероятно, срывало тайные намерения Степана.

Как он ни «бесился», все же ему пришлось принять участие в укладке оборудования в ящики.

Через некоторое время на подводе приехал Блюм с одним товарищем. Они очень спешили, передали нам деньги, и, обращаясь главным образом к Степану, Блюм сказал, что, так как за нами следят, они увозят от нас «технику» и считают, что нам нужно немедленно уехать из города во избежание ареста.

Ящики с оборудованием и некоторыми вещами погрузили на подводу, и товарищи уехали.

После их отъезда Степан еще долго ругался и наконец заявил, что он не сегодня, так завтра уезжает в Красноярск, где раньше работал и где у него есть родные.

Я тоже ему сказал, что уезжаю в г. Омск.

До самого ухода Степана на вокзал у меня были опасения, что он еще может сходить и донести на нас в охранку, поэтому, как только он ушел, я сразу же отправился к Блюму.

Так и осталось для нас неясным, что же помешало Степану Беде нанести предательский удар Обской группе.

Итак, «техника» была сохранена, никто из нас не арестован. Мне предложили остаться пожить у одного из товарищей и подождать, пока будет найдено новое помещение для «техники». Я согласился и остался ждать. Помню, что мне дали временную работу, которую я выполнял дома.

Но вскоре выяснилось, что никаких перспектив на скорое подыскание подходящего для типографии помещения нет, поэтому я получил согласие на выезд из Новониколаевска.

В начале марта я уехал в Иркутск, где тогда жили и работали мои томские товарищи (Башуров, Дробышев и др.).

В Иркутске я жил по чужому паспорту, работал в одной из больших типографий города. Однажды, в конце лета или ранней осенью 1908 года, я зашел к своим старым друзьям и товарищам по работе в Томске — Федюкиным. У них я встретился с только что приехавшим из Новониколаевска Сергеем Костриковым (С. М. Кировым).

Встреча была неожиданной и радостной. Больше двух лет мы с ним не виделись. Он рассказал о себе, о Томской тюрьме, в которой просидел два года, о трудных условиях работы в Новониколаевске, где охранка усиленно следила и производила аресты, в результате чего многие активные работники находились в тюрьмах. Он очень сожалел, что многие мероприятия, в частности возрождение подпольной типографии, намеченные Обской группой во время его пребывания в городе, не удалось осуществить.

Он шутливо заметил, что и ему пришлось оттуда убраться подобру-поздорову из-за усиленного внимания жандармов к своей особе.

Я рассказал ему, что в январе — феврале этого года тоже работал в Новониколаевске, в подпольной «технике» Обской группы РСДРП, о провокаторе Степане Беде. Он подробно расспрашивал меня об этих событиях и высказывал свои соображения.

Здесь, в Иркутске, сказал он, по мере восстановления связей нужно будет организовать подпольную «технику». Причем намекнул, что я как печатник буду в этом деле полезен.

Уже в 1917 году, после февральской революции, однажды, читая какую-то томскую или красноярскую газету (не помню), я увидел опубликованный список тайных агентов и провокаторов охранки, выявленных при разборе материалов жандармских архивов. В числе этих предателей было и имя Степана Беды. Советский народ заклеймил этих презренных людишек на вечный позор.

Г. Е. Дронин

От февраля к октябрю

Г. Е. ДРОНИН — член КПСС с 1903 года, секретарь Новониколаевской организации РСДРП в 1917 г., член Западно-Сибирского продовольственного совета в 1918 году. В годы гражданской войны находился в большевистском подполье в Омске и других городах Сибири. Позднее — на ответственной работе в Омске, Москве. В настоящее время персональный пенсионер.

До 1914 года я жил в Канском уезде Енисейской губернии на положении ссыльного поселенца.

После получения права передвигаться в пределах Сибири мне выдали паспорт, в котором было написано, что «предъявитель сего Дронин Григорий Ефимович, крестьянин из ссыльных Енисейской губернии, уволен в разные города и селения Российской империи, за исключением Европейской России».

Я решил поселиться в Новониколаевске, но сначала заехать ненадолго в Иркутск, Красноярск, Томск, повидаться со своими товарищами, с которыми до ссылки работал в Европейской России.

В городах Восточной Сибири задерживаться мне было опасно, так как при побегах из места поселения я проживал в них по чужим паспортам. В Красноярске, например, занимался партийной работой, где в 1908 году арестовывался как петербургский мастеровой Павел Александрович Малышев. Однако из-за отсутствия улик вскоре меня освободили. Затем я жил на станциях Иланская, Иркутск, Тайшет и других местах по паспорту крестьянина Енисейского уезда Ивана Тимофеевича Ярлыкова.

Регулярных сведений о большевистской работе из-за границы и центральных промышленных районов почти не получали.

В Новониколаевск я приехал примерно в марте 1914 года и рассчитывал встретиться с ранее выехавшим из Канска и поселившимся здесь известным мне по ссылке Николаем Игнатьевичем Левченко, бывшим железнодорожным учителем, сосланным в Сибирь по делу РСДРП из Екатеринославской губернии, и с некоторыми другими товарищами. Конечно, хотелось использовать их опыт по устройству в новом городе и налаживании связи с партийным подпольем.

В Новониколаевске я узнал, что здесь недавно попытались создать с.-д. организацию, но жандармы разгромили ее с первых же шагов. Вместе с тем были закрыты все профессиональные союзы, в том числе один из сильных, — союз торгово-промышленных служащих.

Что представлял собой в экономическом отношении дореволюционный Новониколаевск?

Еще задолго до февральской революции город выдвинулся в первый ряд крупных губернских центров старой Сибири.