Степан решительно подвинул к себе сотейник и положил на свою тарелку полную ложку хрену со сметаной и сахаром. Составные части этой приправы к поросенку он знал, потому что принимал личное участие в ее изготовлении. Хрен ему очень понравился, и он непрочь был повторить, но Полли предложила ему отведать чего-то другого, непонятного. Степан съел, и хотя "оно" оказалось очень вкусно, но во рту начался прямо пожар, и чем его погасить — Стешок не знал.
Чинно начавшись, обод постепенно делался шумным, и скоро о Степане все забыли, предоставив ему "управляться по способности". выражаясь морским языком.
Моряки спорили, и Стешок прислушивался к их спору, не забывая о еде. Она удивила его своим ненужным разнообразием и обилием: обеду не виделось конца, а Поступаев все убирал тарелки, ставил чистые и приносил с помощью хозяйки и Полли все новые блюда.
Моряки все трое много пили, и разговор их делался все шумнее. Спор шел о будущем флоте, о том. какой надо России строить флот — паровой или парусный, и какие закладывать корабли — железные или деревянные, и если паровые, то винтовые или колесные, и надо ли пароходы вооружать и парусами.
Адмирал стоял за парусный флот, а парусный флот, конечно, деревянный, а не железный.
Григорий Бутаков решительно высказывался за флот паровой, железный, винтовой и совсем без парусов.
Железнов говорил ни то ни сё, пытаясь примирить крайние мнения Бутаковых: оба они — и старый и молодой — так горячились. что это делалось похожим на ссору.
Адъютант Корнилова говорил, что у парусного и парового корабля есть свои хорошие в плохие свойства. Пароход не зависит от ветра, но больше привязан к берегу. Ветер дует всюду, а пароход должен везти с собой запас движущей силы в виде топлива. А потому лучше и на паровых кораблях ставить парусное вооружение.
Между тем как шел этот спор, шел непрерывным потоком и обед; так, по крайней мере, казалось Стешку. А на самом деле за спором моряки забывали кушать, а иной раз и Поступаев забывал подавать и застывал недвижимо около стола со стопкой тарелок, слушая слова о лихих делах парусного флота из уст дедушки Бутакова.
Дамы не участвовали в споре. У них. что не преминул отметить в уме Степан, шел свой разговор, вроде того, что ему приходилось наблюдать при встречах няни Ничи-пора с кумой Горпыной: слова говорили одно, а взгляды и улыбки — что-то другое. Вот дедушка повернулся в сторону Железнова и бранит его. да, прямо бранит за то, что он говорит "середка на половину". В это время Григорий Бутаков перекидывается улыбками и словами с Полли. Он взором и улыбкой ее о чем-то молит. Она гневным взглядом и надменной улыбкой отвечает: "Нет, никогда, ни за что!", а словами по-детски просит:
— Миленький. Гриша, возьми меня на "Владимир"!.. Добрый, хороший, родной, дорогой. возьми!:
И Григорий Бутаков тоже с мольбой, собачьим взглядом, смотрит в глаза Полли и твердо отвечает строгими словами:
— Полли, ты знаешь, что просьба твоя вздорная. Маскарад не поможет. Все тебя знают, и Корнилов… Да если бы он и согласился, я не возьму: ведь будут смертельные бои… Подвергать тебя опасности? Нет. никогда. ни за что!
— Гриша!..
Глаза Григория загораются шаловливо.
— Правда, у меня на корабле не комп-лект. Сегодня списал одного комендора на берег… Пожалуй, я возьму…
— Радость моя!
— Никифора Поступаева.
— Покорнейше благодарим, ваше высокородие! — выкрикнул Поступаев. поставил на стол стопку грязных тарелок и проворно убежал на носках на кухню.
Адмирал повернулся к сыну:
— А вам. сударь, скажу: за что вам в прошлую кампанию объявлена благодарность? Забыли? А я помню. За что Корнилов назначил ваш корабль "репетичным"? Нуте-с? За то, что вы держались на парусах в эскадренных эволюциях, без м а л е йш е г о содействия паров. Нуте-с! Михаил Петрович Лазарев взыграл бы в гробу, узнав об этом. А от того, что вы, сударь, нынче говорите, Михаил Петрович в гробу перевернется. Так-то, батюшка мой!..
"Батюшка мой" в устах адмирала, обращенное к сыну, — то же самое, что "матушка моя", если бы он обращался к мабуле Мини, и означает самую высшую точку гнева. Если бы адмирал был способен взрываться, подобно своей милой Мине, за словами "батюшка мой" последовал бы страшный взрыв, уничтожающий одним махом все доводы противника.
— Батюшка, — возражает спокойно Григорий. — все" что вы говорите и почему говорите. мне понятно. Ведь еще три года тому назад вся английская печать серьезно обсуждала: а будут ли плавать железные корабли? Ведь железо тонет в воде!
— А железный ковшик в ведре плавает! — внезапно и громко выкрикнул Степан,
Григорий захохотал.
— Вот! Вот кого бы я с радостью взял на корабль! — протянув обе руки к Степану, говорил Григорий! — Взял бы, будь он постарше. Скоро младенцы все поймут, чего не можете понять вы, старики…
— Ты и меня в "старики" записал? Я обижен! — засмеялся Железнов, пожав плечами.
И все смеялись, обратясь к Степану, а Железнов даже похлопал в ладоши:
— Браво, браво!
— Хлопнем! — сказала Полли, наливая себе и Панчику чего-то красного и густого. — Не бойся — это очень сладко.