Одежда провянула. Поступаев одел Стешка и сам оделся.
— Так пойдем, хлопец, до хаты. А про то, что я тебя окстил в соленой купели, советую не бухвостить.
— Знаю! Я ей уж наскажу!
Поступаев ведет Стешка домой я у одной бедной саманной хаты говорит:
— Ты тут погоди малую толику, я к бондарю за кадкой зайду. Еще вечор мамаша за кадкой посылала, да было недосуг…
Ждать Стешку пришлось недолго. Матрос вышел из хаты с кадкой, надетой на голову. Они пошли дальше, и Поступаев весело запел:
Голос матроса из-под кадки звучит особенно гулко и весело. Стешок еще не слыхивал этой песни, ему очень хочется узнать, что там за Дунаем, но певец разливался все на одних и тех же словах, и только когда они вошли во двор и Ничипор поставил кадку перед матерью у криницы, где на жаровне уже варилась и пенилась лиловато-красной пеной вишня, Стешок узнал:
— Что очень весел? Где так долго пропадали?
— Кадка, ваше благородие, не была готова. Дожидались: при нас начал, при нас кончил. Бондарь при нас собирал кадку, бачите? Если кадка к спеху, то. кажу, надо справить.
Стешок понял, что дядьку надо выручать. — мать язвительно улыбается.
— Мама, мама! — зарываясь в сборки юбки, торопливо бормочет мальчик. — Я в гостях у Марьи Моревны был…
— Ничипорова кума?
— Нет. мама, морская царевна. Я на коне Златогриве по морю скакал… Мы дедушку. Бутакова видели. Завтра пароход "Дунай" придет. Дедушка мне на пряники пятачок дал. Меня уж теперь нельзя младенцем звать. А Ничипор уж мне не нянька, а дядька. А его звать Поступаев!
— Где пятачок? — строго спрашивает мать.
Счастливо улыбаясь, Поступаев загибал палец за пальцем, пока Стешок перечислял события прогулки. Вот уж все пальцы на обеих руках зажаты. Поступаев протягивает матери оба кулака и подмигивает:
— В которой руке?
— В правой! — нерешительно говорит мать.
Стешок смотрит, с нетерпением ожидая, пока матрос разгибает не спеша палец за пальцем: ладонь пуста…
Стешок в восторге визжит.
— Ну, в левой, значит! — шутливо сердится мать.
Поступаев так же один за другим разжимает пальцы левой руки. Стешок раскрыл в недоумении рот: и левая ладонь Ничипора пуста!
— Значит, пропил? — заключает мать.
— Барыня! Так затем деньги и круглые, чтрб веселей катились.
— А плоские затем, чтобы дольше лежали. — Мать не может сдержать улыбку. — Неисправимый ты. Поступаев!
В первый раз Стешок узнал, что время может итти тихо: солнце долго-долго клонилось к закату. Заря, что редко в Новороссии бывает, долго пылала. Ночью Стешок несколько раз просыпался, будил и спрашивал отца:
— Скоро, что ли, вставать?
— Солнце встанет, и мы встанем. Спи, ночь еще долга.
И сам отец спал плохо и просыпался чуть ли не чаше Стешка. Да едва ли кто в эту ночь спал спокойно в Николаеве. Первые три парохода в состав эскадр Черноморского флота привел из Англии в 1849 году адмирал Корнилов. Пароходы прошли прямо в Севастополь, и еще ни один из них, плавая уже три кампании, не заглянул в Николаев. Говорили о них много, но еще и теперь многие сомневались, может ли корабль ходить на парах, без парусов, и в штиль и в шторм против ветра. Статочное ли это дело? Отец говорит: "Ничипор всякую ерунду рассказывает", а это не "ерунда", что сам отец про пароходы, отходя ко сну. рассказывал сыну:
— Пароход кричит.
— Как же может корабль кричать?