Она помогает Элисон приготовить ужин и, когда парни приходят со своими тарелками, ощущает странное подобие домашнего уюта. Она от этого хмурится, а Элисон смеётся, целует Гарри в потную шею и вытирает краску с его щеки. Гермиона садится за маленький кухонный столик и слишком долго сверлит глазами свой стейк, прежде чем съесть хоть кусок. Малфой устраивается напротив, окидывая усталым взглядом ещё одно свободное место, и крутит шеей, разминая мышцы.
Он вытягивает под столом ноги, как обычно вторгаясь в её личное пространство. Драко весь потный, блестящий, скользкий, его плечи опущены, что говорит о том, насколько сильно он утомился. Его палочка заткнута за ухо, и Гермиона чересчур уж вглядывается в неё, выкидывая из головы все воспоминания. Она встречается глазами с Малфоем поверх края его стакана, удивлённая его пристальным вниманием и проблесками понимания и веселья в его взгляде.
— Лаванда? — он показывает подбородком на её тарелку.
Гермиона замирает и улыбается. Гарри, занимающий оставшееся свободным место, вопросительно на них смотрит.
— Не до такой степени.
— Что? — спрашивает Гарри, вгрызаясь в картофель так, что Рон бы искренне за него гордился.
— Лаванда отвратительно готовит, — поясняет Гермиона. — Даже её блинчики мало кто мог переварить.
— Ах, да. Даже яйца! — восклицает Гарри, выпрямляясь и широко распахивая глаза. — Неужели так сложно их приготовить? Как можно всё испортить? У них был такой странный привкус.
— Эй, Гарри! Полагаю, теперь Министерство должно отдать нам этот дом, как думаешь? Мы все можем жить здесь после войны, — ухмыляется Жабьен и закидывает руку ладонью к потолку на второго Гарри. — Неплохая идея, верно?
Гермионе кажется, что это очень плохая идея. Хотя дом преобразился. Просто поразительно, как краска и починка крыши смогли всё изменить. Это место было хибарой, грозящей развалиться во время каждой грозы. Сейчас здесь светлее, живее, и Гермионе больше не хочется свернуться калачиком.
— Э… У меня уже есть дом.
— О, фигово. Тогда теперь точно будешь Задротером, раз угробил такую замечательную идею.
Гарри морщится и, заслышав фырканье Драко, окидывает того взглядом.
— Ты бы слышал, как они зовут тебя, сладкий Мильфей.
Теперь уже фыркает Гермиона, Драко, прищурившись, смотрит сначала на неё и Гарри, а потом переводит глаза на пятерку авроров, обиженно косящихся на Поттера и пытающихся ретироваться с кухни.
— Мечты вслух? Но я удивлён: даже твоего скудоумия хватило на то, чтобы не упоминать то очаровательное стихотворение. Как там? Что-то про волосы Грейнджер, падающий дом и удушение?
Гермиона пытается придать лицу сердитое выражение, но не может сдержать улыбку: она слишком долго живёт со своими волосами, чтобы продолжать обижаться на такое. Она знает: от всей этой жары и краски её грива выглядит ужасно, наверняка там даже где-нибудь застрял листочек. Кухня наполняется взаимными обзываниями, пока они все не начинают кричать сквозь смех с набитыми ртами. Адам отпускает комментарий по поводу болтовни Элисон, и Гермиона давится смешком в тот самый момент, когда глотает пищу. Она издаёт странный всхлип-писк-хрип-вдох, и теперь уже Драко и Гарри хохочут над ней. Она проглатывает, откашливается и, покрасневшая, присоединяется к общему веселью, запоминая эти сумасшедшие улыбки.
Интересно, может ли после войны всё быть вот так? Гермионе кажется: она в состоянии отремонтировать сотню домов, лишь бы эти двое были с ней рядом, а она могла испытывать такие эмоции. Почти что удовлетворение. Немного удовлетворения, чуть-чуть счастья и ощущение согласия с действительностью, хотя бы на краткий миг. Да, по меньшей мере, ещё одна сотня домов.
День: 1523; Время: 8
— Ты ужасно красишь, несмотря на всю простоту задания. Но я не удивлён. Ванная рядом с кухней — твоя работа?
От звука его голоса за своей спиной Гермиона подпрыгивает и осматривает стену, пристально вглядываясь в те места, которые пропустила. Она проснулась с почти непреодолимым желанием докрасить спальню до своего ухода, и пусть у неё достаточно времени, эта отчаянная потребность сказалась на качестве работы. Война возвращается к ней, несмотря на то необычное состояние, в котором она пребывала в последние дни, и почему-то ей необычайно важно закончить с этой комнатой. Она не понимает почему, но знает, что вряд ли когда ещё вернётся сюда, и всё должно быть сделано до её ухода.
— Ты ужасно придумываешь дурацкие оскорбления, несмотря на всю простоту этого занятия. И нет, я не трогала ту ванную.
— Куда-то собираешься? — ведь не нужно быть слишком внимательным, чтобы заметить: вся её разбросанная по полу одежда пропала, а тапочки сложены.
— Да, отправляюсь вечером в штаб, — окуная кисть в банку с краской, она смотрит на Малфоя. Зажав в руке вторую кисть, он окидывает Гермиону взглядом.
— Если освободишься до завтра, возвращайся в штаб-квартиру. Скажи Люпину, что ты нужна мне для одной вылазки. Убедись, чтобы он выдал тебе разрешение, в противном случае потом тебя не пустят в мой дом, — мой дом. Удивительно, что он всё ещё так о нём думает, хотя почему бы и нет? Малфой там вырос, Министерство и Орден, скорее всего, вернут особняк после завершения военных действий — разумеется, он принадлежит ему.
— Малфой, я знаю протокол, — Гермиона так тянет слова, что подобная манера может навести на мысли: она слишком много времени проводит рядом с ним. — Вылазка?
Малфой ухмыляется, наверное потому, что она хмурится, и, чтобы не морщиться, ей приходится вернуться к работе.
— Увидишь.
— Фантастика, — бормочет Гермиона, при этом испытывая некое удовлетворение от осознания того, что следующие несколько дней будет занята. Она не желает отсиживаться до конца войны, она хочет всё увидеть собственными глазами. Хочет стоять и смотреть, как та заканчивается.
— Ты пытаешься надышаться испарениями? — Драко распахивает окно на противоположной стене, и три секунды спустя Гермиона спиной ощущает порыв ветра.