Читать книгу «Великий Бенин» онлайн.
— Ступай, Эмотан, не вертись под ногами, — ласково заворчала на девочку старая няня, ловко неся на голове большой калебас с вином.
Пытаясь скрыть улыбку, Осифо отвернулся от своей любимицы, проказницы Эмотан, и с интересом стал наблюдать, как няня снимает с головы высокий кувшин и ставит его на свободный край циновки.
Эмотан, увидев, что отец ею нисколько не интересуется, на мгновение задумалась: не обидеться ли ей? Но так как в день праздника было много других более интересных дел, она решила не обижаться, а посмотреть, чем занята сейчас невеста. Напевая веселую песенку, девочка побежала вдоль галереи, опоясывающей двор, и проскользнула в комнату старшей сестры.
Вокруг Ириэсе хлопотали подруги. Одна из них соком красного дерева натирала кожу невесты, другая, перевивая коралловыми бусами тугие завитки волос, сооружала сложную прическу; две девушки держали наготове яркий и пестрый наряд, напоминавший причудливое оперение лесных птиц.
Эмотан незаметно провела рукой по гладкому, сплошь расшитому бусами свадебному платью, но дожидаться, пока его наденут на сестру, было некогда: ведь сейчас начнут собираться гости.
Эмотан выскочила во двор как раз вовремя — в дом уже входили первые гости. Они, кланяясь, дарили хозяину красные орехи кола, приносящие счастье, и мягкие козьи шкуры, чтобы было чем устилать пол в доме новобрачных. Очень скоро около мешков с раковинами каури — выкуп жениха за невесту — выросла гора белых пушистых шкур. А гости все шли и шли. Наконец появился Усама — лучший мастер среди литейщиков. Тучный, огромный, он с трудом протиснулся в дверь и неторопливо направился к Осифо, спешившему навстречу важному гостю. За главным мастером, неся резной деревянный веер, следовал его сын Жороми, мальчик одиннадцати лет, ровесник Эмотан и ее лучший друг.
Приветствуя Эмотан, Жороми кивнул ей головой и быстро приложил два пальца к губам. Это был их тайный условный сигнал: «Есть о чем посекретничать». Но пока было не до этого: гости уже прошли во внутренний дворик и уселись вокруг уставленной яствами циновки. Жених Ириэсе, мастер Осунде, радостно улыбаясь, наливал вино в тыквенные плошки.
Эмотан не раз наблюдала за тем, как делалась тыквенная посуда. Это вовсе нетрудная работа. Круглую тыкву разрезали поперек и бросали в муравейник. Муравьи быстро выедали сладкую мякоть, а оставшаяся нетронутой кожура просушивалась на солнце. Затем на кожуре острыми палочками процарапывались красивые узоры. Вот и все. Сложнее обстояло дело с большими калебасами. Они должны были иметь длинное, вытянутое горло. Для того, чтобы получить такой калебас, тыкву, пока она еще растет, туго перевязывали в нескольких местах веревкой, и, вырастая, плод принимал нужную форму. Изготовлением посуды занимались мужчины, а женщины наполняли ее вкусной едой. Сегодня они неплохо справлялись со своими обязанностями. Гости в доме Осифо с удовольствием ели, похваливая щедрых хозяев. Осунде едва успевал наполнять сосуды. Пальмовое вино было крепкое, сильно бродило, то и дело переливалось через край, вызывая веселые шутки. Понемногу лица гостей стали лосниться, глаза заблестели, языки развязались. В доме Осифо сделалось шумно, как на площади в день праздника.
Молодые мужчины, друзья жениха, ударили в трещотки. Двое юношей запели хвалебную песню в честь хозяина и его гостей:
Довольные мастера покачивали головами в лад прославлявшей их песни. А юноши уже пели хвалу жениху:
Будто дожидаясь этих слов, среди гостей появилась сама Ириэсе. Навстречу невесте вышли подруги. Они взяли ее за руки и, с песней восхваляющей невесту, повели к циновкам:
Подруги помогли невесте сесть на резную деревянную скамеечку. Рядом усадили нарядившуюся мать.
— Выпьем в честь жениха и невесты, в честь мастера Осунде и моей дочери, — Осифо сам разлил в плошки вино.
Перед гостями появилось непременное угощение на каждом празднике — красные и белые орехи кола, дающие силу и здоровье. Гости осушили плошки и принялись за орехи. Из группы девушек время от времени доносились приглушенный смех и радостные восклицания: настала их очередь славить молодых, и они запели песню о счастье, которое добрый бог Олокун приготовил для жениха и невесты. Легкое постукивание трещеток и звон медных колокольчиков, прикрепленных к браслетам, сопровождали тягучее протяжное пение. В такт песне девушки чуть-чуть раскачивались, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. Их руки переплетались так причудливо, что мастера невольно вспоминали те сложные узоры, которыми они украшали свои изделия.
Но вот девушки разжали руки и захлопали в ладоши. Браслеты и колокольчики зазвенели громко, весело. В рассыпавшийся полукругом хоровод танцуя вбежала Эмотан. Она давно ждала этого момента. Больше всего на свете девочка любила танцевать, и не было такой сложной фигуры, которую бы не могли исполнить ее гибкое тело и тонкие стройные ножки. Она танцевала, словно повинуясь безотчетной силе, заставлявшей ее то раскачиваться, подобно лиане, то кружиться на месте с такой быстротой, что юбочка вздувалась колокольчиком. Забыв об остальных плясуньях, гости с восхищением следили за ловкими движениями маленькой Эмотан.
— Младшая дочь Осифо, — говорили они, — поистине достойна танцевать во дворце самого обба.
Постепенно трещотки умолкли, перестали звенеть колокольчики, остановился хоровод девушек, замерла и Эмотан. Осунде начал обносить девушек медовыми лепешками. Эмотан не стала дожидаться угощения. Она хлопнула себя ладонью по лбу, как делают все дети, когда вспоминают что-то очень важное, и побежала отыскивать Жороми.
— Как хорошо ты танцевала сегодня, — сказал мальчик, когда они выбрались из толпы гостей и очутились за пристройкой в углу двора, — ты танцевала даже лучше, чем на празднике урожая.
— Правда, — тряхнула головой привыкшая к похвалам Эмотан, — я буду танцевать лучше всех в городе! Но что же ты ничего не говоришь мне?
— Слушай. Завтра отец возьмет меня в мастерскую, и я начну учиться лить бронзу.
— Ой, это замечательно, значит, ты станешь настоящим мастером, таким же, как твой отец, и, наверное, — она засмеялась, — сделаешься таким же надутым. Я бы тоже хотела пойти в мастерскую, — тут она горестно вздохнула и печально добавила: — Но отец говорит, что девочкам там нечего делать.
— Твой отец прав, — важно сказал Жороми. — Литейное дело — дело мужчин, — но, узидев, как огорчилась Эмотан, торопливо добавил: — Ты не горюй, когда я стану большим, я непременно поведу тебя в мастерскую и покажу тебе работу литейщиков.
Дети так увлеклись разговором, что не обратили внимания на шум и крики, доносившиеся с улицы, и только когда гости побежали к воротам, Жороми и Эмотан поняли, что случилось что-то необыкновенное.
Улица была запружена народом.
— В городе белые люди! В городе люди с белой кожей! — передавалось из уст в уста. Жороми и Эмотан пробрались вперед, чтобы скорее увидеть, о каких это людях идет речь. Их глазам предстало удивительное зрелище: окруженные воинами обба, по улице квартала литейщиков шли странные люди. Кожа на их лицах была совсем белой. Тела этих людей от самой шеи до щиколоток были одеты в невиданную одежду, даже ступни ног чужеземцев были запрятаны в какие-то предметы. Да, таких людей еще в Бенине не бывало, и не удивительно, что жители города шумно выражали свое изумление.
Воины повели белых людей в дом, специально предназначенный для приема гостей, а бенинцы еще долго решали вопрос, откуда пришел этот странный белый народ. Но так как ответа никто дать не мог, люди постепенно начали расходиться.
Гости Осифо вернулись в дом, чтобы при свете факелов продолжать прерванное веселье, но Жороми с ними не пошел. Он простился с Эмотан и отправился спать, ведь завтра утром отец поведет его в литейную мастерскую. А это для него было важнее, чем вкусная еда и веселые танцы, важнее, чем странные люди с белой кожей.
Глава V
Бронзовый петух
Жороми проснулся очень рано. В комнате было совсем темно. Он протянул руку, нащупал циновку, закрывающую вход, отодвинул ее и выглянул во двор. «Почему так, — подумал мальчик, — когда хочешь спать, солнце щекочет тебе лицо, куда бы от него ни спрятался, а когда надо, чтобы скорее наступил день, солнце спит и спит?» И он начал шептать, едва шевеля губами, чтобы не разбудить младших братьев, спавших рядом:
— Солнце, проснись, солнце, проснись.