Читать книгу «Юродивый Гавриил (Ургебадзе), преподобноисповедник» онлайн.

Он безропотно терпел боли. Начиная с того времени и до самой смерти отец Гавриил полтора года лежал в постели и не мог ходить. Только изредка, по прошествии первых пяти–шести месяцев, терпя сильные боли, просил приподнять и усадить перед кельей — ему доставляло радость смотреть на монастырь и разглядывать посетителей. Недаром говорил он:

— Ваша жизнь — это моя жизнь. Если для ближнего не пожертвуешь собой, ничего не получится.

После перелома ноги, когда отец Гавриил перешел на постельный режим, матушка Параскева на твердой кушетке, которая была накрыта тонкой материей, постелила мягкий матрас. Когда отец Гавриил увидел, что его укладывают на мягкий матрас, сказал:

— С детства не знаю, что такое мягкая постель, однако и это хорошо для смирения.

Исходя из слов отца Гавриила, мы хотим передать здесь маленькое воспоминание матушки Параскевы:

«То, что отец Гавриил был удивительным постником и бденником, это, в общем, видел весь монастырь, в том числе и я, особенно с того времени, когда владыка Даниил и игуменья — матушка Кетеван — поручили мне ухаживать за ним. Но когда за полтора года до смерти с отцом Гавриилом случился перелом шейки бедра и я почти неотлучно, целыми сутками была при нем по послушанию, то была изумлена, так как обнаружила, что он почти преодолел человеческие, естественные потребности — есть и спать.

После того как отец Гавриил сломал себе ногу, он лежал в постели на одном боку, не меняя положения. Редко, по его желанию, мы с помощью нескольких человек поднимали его с постели и усаживали на стул. Иначе, самостоятельно он не мог двигаться. Поэтому с того времени я была с ним день и ночь и прислуживала ему.

Он самое большее два раза в неделю принимал пищу, и то только суп. Для приема пищи у него не было никаких особо выделенных дней, только по средам и пятницам не нарушал он неядения. Я подавала ему суп в маленькой миске и небольшой кусочек хлеба. Он прихлебывал одну или две столовые ложки супа, закусывая одним маленьким куском хлеба, этим и довольствовался. Были случаи, когда в течение одной, двух или трех недель он совершенно ничего не ел. В это время за два–три дня он выпивал только один глоток воды и этим ограничивался.

Примерно за шесть месяцев до смерти он отказался и от того маленького куска хлеба к супу, и после этого он хлеб совсем не ел. А за полтора месяца до смерти он отказался и от супа и принимал только воду, опять раз в два–три дня, в количестве одного глотка.

Я знаю, что такая мера постничества исходит от благодати, но непременно и то, что наличие такой благодати обусловлено только продолжительным и самоотверженным пребыванием в подвиге. Человеку невозможно достичь таких высот, подвизаясь всего лишь пять- десять лет или даже больше. Достижение этой меры воздержания требует от человека жестокого и, в полном смысле этого слова, самоотверженного и неустанного самопринуждения. Для того чтобы пояснить это, хочу вспомнить один случай, связанный с периодом моего служения у старца.

Глядя на чудо постничества отца Гавриила, я захотела как–то подражать ему в этом и, можно сказать, перестаралась намного больше своих возможностей. Да и как я могла подражать своим малоядением тому, кто почти совсем не принимал пищу?

Отец Гавриил с самого начала предвидел мои намерения и действия, но выждал три дня, и когда я заметно ослабла от воздержания и сама уже почувствовала слабость, сказал мне:

— Не надо, сестра, не подражай мне в постничестве. Мой желудок с детства не знает, что такое сытость. Ты по своим силам воздерживайся в пище, чтобы не лишиться тебе физической и умственной бодрости.

Из этих его слов ясно видно, из каких глубин, из каких временных протяженностей исходили эти удивительные высоты постничества. Мать и сестры отца Гавриила говорили мне в беседе:

— Часто, в течение двух–трех месяцев, иногда и дольше закрывался он в своей домашней церкви и не выходил оттуда. Заранее припасал в сосудах воду и немного сухарей и тем довольствовался в течение всего этого времени.

Столь же удивительным был отец Гавриил и в отношении бодрствования. Я бы точнее назвала его сон дремотой. Он засыпал в сутки один раз, на пятнадцать или двадцать минут. У него не было строго отведенного на это времени, он мог эти пятнадцать–двадцать минут поспать ночью или хотя бы в полдень, но только один раз в сутки. Я видела это чудо, непостижимое для людей, и удивительное подвижничество святых отцов, известное по их житиям и осмысленное мною, в результате проживания с отцом Гавриилом раскрылось для меня и стало очевидным.

Я, конечно, не могла бодрствовать подобно ему, и поэтому может кто–то подумать, мол, откуда она говорит с такой уверенностью, что он спал только пятнадцать–двадцать минут в сутки. Но я верю и знаю, что это было именно так, ибо на протяжении всего дня я бодрствовала вместе с ним, и редко, когда к нему приходили близкие ему люди, отпускал меня старец на час или два в мою монастырскую келью, чтобы я отдохнула лежа в постели и поспала. А остальные ночные часы я была рядом с ним, с его благословения сидела на низком стуле. Хотя в течение ночи я спала довольно долго — четыре–пять часов, но из–за неудобного положения для сна — сидения на низком стуле — за ночь просыпалась несколько раз и ни разу не видела отца Гавриила спящим.

Только один раз, за два дня до его смерти, когда уже несколько дней подряд продолжались его нестерпимые боли, не позволяющие ему заснуть, он как–то прикорнул примерно на час. Я удивилась столь долгому его сну. Когда отец Гавриил проснулся, он очень просто спросил меня:

— Неужели я спал?

Когда я сказала ему, что спал около часа, он воспринял это как милость Божью и возблагодарил Его за это благодеяние, ибо при такой пронзительной боли невозможно было заснуть хотя бы на минуту.

Если не вспоминать последние дни перед смертью и те малые промежутки времени, когда у отца Гавриила очень осложнялись болезни, я никогда не видела его обессилевшим от строгого служения. Напротив, он всегда был энергичным и бодрствующим. И было удивительно именно то, что мы видели человека, который был лишен почти всего необходимого для человеческой природы, но был энергичнее и сильнее всех нас».

Где–то месяца через полтора после того, как отец Гавриил сломал ногу, его боли удвоились. На бедре, в месте перелома выросло что–то вроде полушария размером в ладонь, похожее на кровоизлияние. От болей он иногда издавал глухой стон. Измученный болью отец Гавриил снял икону Спасителя со стены и с упованием приложил на больное место. Отец Гавриил, который от боли не смыкал глаз в течение нескольких дней, заснул и лицезрел удивительное видение. Проснувшись, он, плача и попрекая самого себя, рассказал нам:

«Я вошел в Преображенский собор, посмотрел вверх алтаря и вижу, что Господа там нет. Я встал на колени и заплакал: „Где ты, Господи, в чем я согрешил, почему ты не показываешься мне?“ — но ответа не было. Я с плачем вышел из церкви и вижу: рядом с храмом, в поле, развернут большой и великолепный шатер. Спереди, у его входа, стоят ангелы, херувимы и серафимы. Я подошел, выказал свое почтение и спросил: „Я был в церкви, но Спасителя там не обнаружил, молил, а Он не показался. Не знаю, в чем я согрешил, как мне его увидеть?“ Они сказали:

— Он здесь, зайди в шатер.

Я тихо вошел, внутрь и что я вижу! Лежит Господь с больной ногой, так, что его правое бедро слегка приподнято. Я упал на землю и, ошеломленный этим видением, спросил: «Что это такое, Господи?!» Он положил руку себе на ногу и сказал мне:

— И мне больно, Гавриил».

Несколько дней плакал после этого видения отец Гавриил и повторял себе:

— Я потревожил Господа. У Него что, без меня забот не хватает?! И так много зла и боли видит Он на земле, среди людей.

После этого, помним точно, он даже приглушенного стона не издавал. Прошло несколько месяцев, и отец Гавриил заболел водянкой. Наши духовные сестры Ната и Манана Курдованидзе привели к нему своего друга, врача Зураба Варази. Они знали, что это обрадует отца Гавриила, и принялись хвалить врача:

— Отец Гавриил, это наш друг, врач по профессии, человек религиозный. Он даже побывал паломником на Горе Афон (тогда это было большой редкостью).