– Да ну? – удивился Савиньяк.
– Я не могу сдать вам комнаты.
– Кто же тебе запрещает?
– Проэмперадор!
– О как! – расхохотался Эмиль. – Тогда где приказ? Письменный, с печатью, ему я подчинюсь.
– Монсеньор…
– Цыц! – шикнул маршал, обнимая упорно прячущую взгляд женщину. – Так где приказ, Беата? С печатью…
– Но…
Поцелуи Эмилю всегда удавались, сегодня тоже хорошо получилось: Беата сперва выкручивалась неубедительно, а потом и вовсе перестала.
– Он запретил мне ехать… в Акону, – тихонько ябедничала она, – я хотела… дом вот продала… А он…
– Запретил? – со смешком подсказал маршал, отстраняясь от Беаты. – И правильно сделал! Где бы я остановился в Тарме, если б ты устроилась в Аконе? Ну что, прислать дров и плотника или обойдемся?
– Обойдемся, монсеньор, – хозяюшка улыбнулась сквозь слезки. – Вы уж простите… Обидно мне было.
– Ты сама наглупила, – Эмиль поправил слегка сбившийся воротник. К старой знакомой договориться… пусть будет о постое, он заскочил на пару минут, после чего его ждал Райнштайнер. – Зачем было девочкам навязываться?
– Ну… Я думала…
– Зря!
– Но ведь Проэмперадор и эта… беленькая… Я все-таки честная вдова, болтали бы меньше. Нет, замуж он ее так и так пристроит, но это когда еще!
– Беата, – Эмиль тронул пальцем прелестный носик, – ты не думай, ты тесто ставь! Братец у меня не аскет и никогда им не станет, но эти две малышки ему для дела нужны. Ты бы, прежде чем к ним в подружки набиваться, меня б спросила.
– А…
– Ставь тесто, – велел Эмиль и вышел.
Мысль не волочь всю армию в Акону по усиливающемуся с каждым днем морозу, а задержаться в Тарме принадлежала Райнштайнеру, но Эмиль ее полностью одобрил. Городок располагался очень удобно, зима вконец озверела, да и отдохнуть хотелось. Всем, командующий исключением не был. При необходимости Эмиль гнал бы, куда велено, как бы ни мело и ни морозило, но война уснула, а Рокэ занялся придворной пакостью и обещал вернуть Лионеля не поздней, чем к середине Зимних Волн… Чего было бы не позволить себе недельку безделья, которой очень кстати объявившаяся Беата с ее обидами и булочками обещала добавить веселья.
– Я квартирую у своей бывшей хозяйки, – сообщил маршал обживавшему «Скворцового рака» Райнштайнеру. – Она продала дом в Герлё и перебралась сюда, могу как-нибудь пригласить к ужину. Не сегодня.
– С удовольствием принимаю твое приглашение, – заверил бергер. – У госпожи Беаты очень хорошая кухня, но пока мы можем поесть заказанное мной мясо и обсудить скопившиеся дела.
– Всегда пожалуйста, – бодро согласился Эмиль, – что-то важное есть?
– Ничего, что требовало бы немедленного вмешательства командующего. – Взгляд Райнштайнера уперся в бумажную кучу, видимо, предназначенную к рассмотрению. – Зимой Тарма подходит для размещения армии заметно меньше, чем летом, особенно тут не хватает конюшен. По некотором размышлении я все же отправил кавалерию в Акону, полагаю, генерал Шарли её уже туда довел, а для того, что у нас осталось от пехоты и артиллерии, места хватает, для раненых – тоже. Подвоз продовольствия налаживается. Это – основное, но некоторое количество рапортов тебе просмотреть придется. А как твоя поездка, фельдмаршал Бруно доставил какие-нибудь трудности?
– В этот раз он мне как-то больше понравился. Старый бык соображает явно лучше, чем до сражения, и выглядит поспокойней, чем сразу после. Правда, тогда дело могло быть и в Рокэ. Просветлению среди «гусей» Кэналлийский Ворон несомненно способствует, но что до спокойствия – извините… Леворукий, это еще что такое?
У окна маршал оказался одним прыжком. Никакой бури не было и близко, сияло солнышко, бодро пыхтел своей трубой домик на другой стороне улицы, дым столбом уходил в чистое небо. Проклятье!
– Ты что-то почувствовал, – сообщил Райнштайнер. – Что именно?
– Сам не знаю, – Эмиль сдвинул занавески, за которыми все было пугающе мирно, и обернулся. Бергер сидел, запрокинув голову, из породистого носа шла кровь.
– Что с тобой?
– Ничего особенного, если иметь в виду здоровье. Гораздо важнее причина. Почему ты бросился к окну?