– Эти воины, – ворчливо изрек епископ, – пришли с открытой душой, предлагая помощь, но гордые их оттолкнули, а недальновидные не выслушали.
– Что может знать солдат, – бросился в бой Манрик, – оставивший свой пост? Товарищи этих скотов погибли в бою, а они удрали. Я обошелся с ними излишне мягко, их следовало повесить за дезертирство.
– Не судите опрометчиво, – блеснул глазами Бонифаций.
– Господа, – примирительно сказал Вейзель, – раз они уже здесь, давайте их выслушаем.
– Не имеет никакого смысла, – отрезал Леонард.
– Для вас, но не для нас, – вскинулся Савиньяк. Кавалерийский генерал был старше своего брата на тринадцать лет, но Арно отличался спокойствием и рассудительностью, а Эмиль не считал нужным сдерживать свои чувства.
– Говорите, чада, – постановил Бонифаций, опустивший для такого случая кубок.
Адуаны поднялись.
– Мы, – начал северянин, – стало быть, отлучились.
– Кто это может подтвердить? – скривился Манрик. – Никто!
– Но никто не может и опровергнуть, – заметил Феншо. До адуанов Оскару дела не было, но если начальник штаба лаял, командующий авангардом в ответ мяукал.
– Сначала, – перебил Рокэ, – назовитесь. Имя, звание, где служили.
– Клаус Коннер, младший теньент таможни, пост Бакра.
– Жан Шеманталь, младший теньент таможни, пост Бакра.
– И куда ж вы отлучились?
– На охоту, – потупился Клаус, – за тушканами. Господин капитан, царствие ему рассветное, дичины добыть просили, а у нас, осмелюсь доложить, собака…
– Где собака? – поинтересовался Рокэ, отцепляя от воротника рыжий волос. Так и есть, тубероза…
– Собака? – не понял Клаус. – Наша, что ли?
– Именно, – подтвердил Проэмперадор, – я хочу ее видеть.
Зачем эру понадобилась собака этих мужланов, Ричард не представлял, но Рокэ после дневных подвигов явно пришел в игривое настроение.
Жан и Клаус переглянулись, вновь став похожи, как родные братья.
– Если господин Прымпирадор не шутют, – выдавил Жан.
– Не шутю. – Алва кивком указал Дику на вино, епископа и гостей.
– Осмелимся доложить, пес на улице ждет. Дозвольте привести.
– Ведите, чада, – велел Бонифаций, принимая из рук Дика полный кубок. Адуан, все еще сомневаясь, скрылся за дверью и тут же вернулся, ведя за ошейник большого грязно-белого безухого и бесхвостого пса с черным пятном на морде. Собака, как и хозяин, пребывала в полной растерянности, не зная, то ли ей рычать, то ли вилять заменявшим хвост обрубком.
– На охотника за тушканами он не похож, – заметил Алва, заинтересованно разглядывая куцего, – я бы сказал, что это волкодав.
– Так и есть, – подтвердил Жан, – бакранская псина, но, прошу меня простить, Лово в степи любой след отыщет. Чутье – прям как у лисицы.
– Прелестно, – маршал одобрительно взглянул на урода, в ответ нерешительно взмахнувшего обрубком, – значит, Лово… Прикажите ему лечь и говорите дальше. Тушкана добыли?
Таможенник положил руку на холку пса, и тот молча опустился на губернаторский ковер, положив морду на вытянутые лапы. Клаус и Жан снова переглянулись.
– Господин Прымпирадор, чего говорить-то? Тушкана-то мы добыли, а как возвертаться стали, – глядим – дым. Подъезжаем – заместо поста – головешки. Наших-то, прошу заметить, две дюжины, считая капитана и нас, грешных, а седунов, жабу их соловей, лапа целая навалилась.