Читать книгу «Победа моря (неполная версия, без окончания)» онлайн.
Большая часть команды "Владимира" — из Севастополя, поэтому провожающих было немного.
Проводив взором пароход, пока он. вея из высоких труб легким траурным крепом антрацитного дыма, не скрылся за Русским мысом, Бутаковы под руку пошли домой, а Полли и Степан сели рядом на скамью; оба они обливались слезами. Тесно прижимаясь к девушке. Степан ее утешал:
— Лучше бы Григорий Иванович не Никифора, а тебя на корабль взял. Ни ты бы, ни я бы не плакали. Просилась бы лучше у Железнова — он бы тебя к пушке приставил…
Полли сквозь слезы рассмеялась:
— До чего же ты еще глуп, скотинка! Ничегошеньки не понимаешь…
— А ты растолкуй, я, может, и пойму.
— На словах этого не скажешь. Я лучше напишу тебе письмо!
— Письмо?! — У Степана сразу высохли слезы, но он нахмурился я запел на голос дедушки Бутакова: — "Житейское море зря воздвизается напасти бурею…"
Григорий Иванович писал отцу подробно о плавании "Владимира". Письма эти почти полностью воспроизводили записи в шканечном журнале парохода-фрегата и отличались только некоторыми замечаниями о вещах, которым нет места в таком важном, поистине историческом документе, каким является шканечный журнал корабля.
Почерк у Григория Ивановича был такой замысловатый, что его с трудом разбирали в штабах, и это даже вынудило покойного адмирала Лазарева отдать по Черноморскому флоту приказ о внимании к разборчивости в письме. Грешил не один Бутаков, но ему было адресовано особое, личное предписание: писать разборчиво; "в особенности начальная буква вашей фамилии более имеет вид ракушки, чем литеры "Б".
Родителям Григорий Иванович писал, еще меньше заботясь о каллиграфии; он знал, что письма его читаются вслух матерью, а для нее не было загадок в затейливой вязи почерка Гриши, который и вправду своими завитками напоминал бусы из мелких морских раковин, нанизанные на нитку строк. "Малютка Мини" читала адмиралу письма сына бойко и связно, без запинок; ей "ракушки" были даже наруку — она вплетала очень искусно в текст письма свои собственные замечания, так что Иван Николаевич иногда дивился смелости суждений сына. Мабуля Мини не сочиняла фактов, а только освещала их, пользуясь для подкрепления своих суждений авторитетом сына. Сказать от себя, так адмирал отмахнется.
— Нуте-с, матушка моя!
— "…Наша эскадра под флагом вице-адмирала Корнилова отправилась двадцать девятого октября из Одессы искать турецкий флот — он, по слухам, вышел в Черное море. Третьего ноября в сорока милях от мыса Калиакрии Владимир Алексеевич прислал ко мне на "Владимир" Железнова с приказанием осмотреть рейды Коварны и Варны Бургасский залив. Погода была пасмурная, и дело шло к ночи; чтобы хорошо обозреть бухты, нужно было входить в них на близкое расстояние. Турки между своими большими пароходами имеют несколько однотрубных, с белыми полосами на борту, а "Владимир" — черный и двухтрубный. Поэтому я приказал сделать фальшивую белую полосу. Куски старой парусины длиной в сажень прибили гвоздями вдоль парохода снаружи его так, что промежутки между ними имели вид пушечных портов…"
Мельком, метнув на мужа взор, "малютка Мини" тем же голосом прочитала:
— "Мама, наверное, скажет: я всегда говорила, что наш мальчик остер на выдумку…"
— Нуте-с! И точно, Григорий придумал остроумно, — согласился адмирал.
— "В исходе шестою часа мы усмотрели берег и различили мыс Калиакрия. Идя вдоль берега, мы видели только одно купеческое судно около самого Бальчика. Без огней, с трубами, закрытыми фортриселем, мы прошли вдоль самого борта, а потом мимо шаланды на якоре, не будучи узнаны. и взяли курс на Варну. Имея людей по местам и орудия заряженными, мы шли вдоль северного берега Варнского залива. Трисель, закрывавший трубы, пришлось убрать, так как ветер был совершенно противный… Мама сказала бы: "Как жаль, но что же делать — иначе турки сразу бы догадались, видя пароход с поставленным парусом при противном ветре, что дело неладно…"
Адмирал заметил:
— Мальчик знает, что ты у меня, моя малютка, тоже молодец!
Мабуля Минн улыбнулась и продолжала читать:
— "…А папа тут прибавил бы: "Молодец!.." Вдруг невдалеке на берегу, с правой стороны, вспыхнули два ярких больших сигнальных огня. Вслед за тем на левом фасе уже ясно видной крепости загорелся фальшфейер. "Владимир" продолжал итти. Мы рассмотрели стоящие на якоре суда: все купеческие. Остановив машину, положили руль право на борт. Из крепости раздался предупредительный выстрел. На Ганатском мысе опять фальшфейер. В крепости еще пушечный выстрел. Кончив свое дело, то есть убедившись, что в Варне нет военных судов, пустили машину полным ходом и пошли уведомить эскадру установленным сигналом, что турок в море нет. Вице-адмирал Корнилов, сдав эскадру Новосильцеву, пересел, взяв с собой и Железнова, на "Владимир"…" (Нельзя сказать, чтобы это было очень приятно!)
— Неужто Григорий так и написал? — изумленно пошевелив бровями, спросил Иван Николаевич. — Нуте-с? К
— "…и пошел, — продолжала, не останавливаясь, мабуля Мини. — к мысу Керемпе — навестить эскадру Нахимова. (Сам не нашел турок — боится, что Нахимов найдет и управится с ними без него!) На рассвете пятого с "Владимира" увидели впереди Анатолийский берег, вправо на горизонте — эскадру, похожую на эскадру Нахимова, а по левую руку на горизонте — дым парохода. Положив право на борт, я пошел доложить Корнилову. Он вышел наверх и заключил, что это эскадра Нахимова, а пароход, преследуемый нами. — "Бессарабия", посланный Нахимовым зачем-либо в Севастополь…" (Попал пальцем в небеса!)
— Мини, матушка моя!
— Что. мой ангел?
— Так и написано? Нуте-с?
— "По-пал паль-це м в не-бе-са, — по складам повторила мабуля Мини, постукивая правым мизинцем по строке письма, а глазами забегая вперед: — сказала бы. наверно. милая мама — она так любит русские поговорки!.."
— Ах, так! Нуте-с, дальше…
— "Корнилов приказал повернуть к эскадре, видимой на горизонте, считая ее за нахимовскую. (Вот бы влопался!) Железнов присоединился к мнению Корнилова. Я упросил адмирала продолжать погоню до девяти часов — уже видны были мачты и рея. Открылись кожуха парохода, и мы наконец увидели, что пароход чужой. Это тем более сделалось ясно, что он вдруг переменил курс вправо, потом влево, то есть засуетился, увидев наконец, что к нему идет несвой, а увидеть этого ранее он не мог, потому что наш антрацит — вещь самая военная: дыму нет! В исходе десятого я спросил пароход, кто он. На опознавательный сигнал не было ответа. Я поднял флаг при звуке барабанов и горнов и пустил ядро перед нос парохода. Он поднял турецкий флаг, принимая вызов на бой. Я ответил выстрелом. Завязалась по сближении перестрелка. Третьим выстрелом с "Владимира" сбит турецкий флаг с флагштоком. Наши обрадовались и давай кричать "ура"…" (Ура! Ура! Ура!)
— Мини, матушка моя!