— Ну зачем? Мы живем нормально. Приспособились. И какая может быть зимою зелень?
— Что?
— Приспособились, говорю. А вы как там? Говорят, у вас с продуктами плохо.
— Да, но мы тоже перестроились, то есть приспособились, и вообще, не твое это дело.
Она бросила трубку, а может быть, разъединили. Ох, грузины! Что за люди!
Вспомнилось, как выступала я у них во Дворце культуры. Зал плотно набит зрителями. Концерт идет академически-торжественно. И вдруг объявляют меня. Я выхожу и чуть не сбиваюсь с намеченного пути к микрофону. Весь зал встал — стулья затрещали, как грома обвал, — зааплодировал. Это получилось быстро и неожиданно. Я стояла в растерянности, сдерживая слезы. Ведь грузин, я приметила, так просто со стула не встанет. Только если перед стариком, перед отцом, матерью. А здесь стояли все — и пожилые, и совсем молодые. Еле-еле остановила зал. Такая теплота шла от зрителей, такой восторг! Это значит, что вожди будут разделять Россию и Грузию, а мы, простые люди, никогда не смиримся с отчуждением, всегда будем родными друг другу.
Потом пошли, положили цветы на могилу Бори Андроникашвили — сына Пильняка. Его сынок Сандрик — точный портрет отца.
— Я не Сандрик, я уже Сандро!
Действительно, ведь он уже закончил киноинститут в Тбилиси. Красивый и по-особенному, по-грузински, добрый.
Не успела погрустить о Грузии и грузинах, как снова звонок телефона.
— Нонночка Викторовна! Здравствуйте! Это Иветта Федоровна.
— Здравствуйте, Иветта!
— Только не отказывайтесь, умоляю!
— Что такое? — бурчу недовольно.
Конечно, мы попали впросак с этой перестройкой. Были какие-то деньги — вырвали из рук, облапошили без спросу. Приходится подрабатывать. Несмотря ни на что — ведь давление мое уже не всегда бывает «на месте», как прежде. Я и сверстники мои стали зависеть от разных атмосферных явлений, магнитных бурь… Бывает и так, что валидол под язык — и на сцену. Смотришь, раздухарилась, разогрелась и будто здорова — отпустило. Чувствуешь себя семнадцатилетней. Скорей, скорей домой! Там таблетку коринфара — и в койку, чтоб эта нахлынувшая молодость не обернулась чем-то совсем уж плохим. Сколько раз бывало и так — наутро после подобного омоложения совсем скверно себя чувствуешь. «Последний раз, последний раз, — говорю себе, — больше не поеду, хоть убейте!»
— Вы меня слышите?
— Слышу, слышу! Что там?
— Тут такое! Соревнования!
— Соревнования? А я-то при чем? Соревнования… — Ох, не на ком зло сорвать! Не хочу ничего. — Да я у вас уже была.
— Ой, ой, Нонночка Викторовна, общественность города и слышать не хочет о другой кандидатуре.
— А что надо?
— Как обычно, творческий вечер.
— Для кого?
— Для всех. Молодежь съехалась со всего Советского Союза, то есть — Эс-Эн-Ге. Со всех республик до одной…
— Мне только спорта не хватает!
— Да все будет хорошо, все путем.
Обе замолчали, и она поняла, что я начинаю склоняться к согласию.
— У меня завтра поезд из Грузии, посылку послали, понимаете?
— Утром?
— Да.