– Я.
– Зачем мне это знать? – Мэри пожала плечами и почувствовала боль в ключице, поморщилась. – Ваша медлительность когда-нибудь будет стоить мне перелома.
– Почему вы думаете, что знать мое имя необязательно? – Он вздернул вверх правую бровь.
Мэри рассмеялась.
– Меня поражает ваше самомнение! Обязательно! Да это пустая информация!
– Смею вас уверить…
– Уверяйте свою мисс Синклер, а я пусть не все, но кое-что вспоминаю. По имени вас могут звать близкие друзья, жена, невеста, но только наедине, или любовница, ситуация с уединением повторяется. С меня достаточно запомнить, что вы граф.
– Ваша светлость, – сказал тот. – Для вас «ваша светлость».
– После того, как назовете меня миледи.
Она улыбнулась. Миледи – не только правильное обращение к ней согласно титула, но и игра слов. Моя леди. Ей нравилось смотреть в глаза этого высокомерного сноба и чувствовать себя на равных. Нравилось злить его, выводить из себя, заставлять смотреть так, как сейчас: недоуменно, немного растерянно, задумчиво.
О чем он, черт возьми, так задумался?!
– Миледи, – повторил он, словно смакуя на языке, – вам бы это понравилось.
– Вряд ли, – огрызнулась Мэри, – у вас неприятный голос.
Он рассмеялся, будто услышал остроту или раскусил ложь. Но он не мог знать, что голос – это, пожалуй, единственное, что ей в нем нравилось.
– Вам бы понравилось почувствовать себя моей леди, и понравилось настолько, что вы бы сорвали голос, называя меня милордом.
Милорд… Мой господин, хозяин… Мэри окутало жаром.
– Вы горите, – с усмешкой сказал граф. Подлец! Мог бы сделать вид, что не заметил. – Все-таки доктора не зря вызвали.
Он встал, открыл дверь, позвал Джо, – позвал ее слугу! – и вскоре в комнату вошел доктор. Невысокий, пухленький мужчина, в костюме, с кожаным чемоданчиком, в очках. Увидев его, Мэри расслабилась. Во-первых, ее утомила беседа с графом наедине, во-вторых, она почему-то была уверена, что этот доктор в очках не станет ее мучить кровопусканием или пиявками.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он, взяв руку Мэри в свою. Нащупал пульс, приложил вторую ладонь к ее лбу.
– Неплохо.
Мэри попыталась встать, но доктор ее остановил.
– Пока лежите. Вы переутомились, достаточно будет покоя и сна, и все придет в норму.
– Я так и думала. Простите, что зря потревожили вас.
– Пустяки, – он обернулся к Блэкберну. – Покой и сон.
Тот кивнул, и доктор, пожелав приятного сна, вышел.
– Это наш семейный врач, – зачем-то пояснил граф. Ожидал, что она рассыплется в благодарностях?
– Вы еще долго пробудете в моей комнате?
– Вы как-то выборочно помните о приличиях. Не поленюсь и напомню. Выставлять меня за дверь верх неприличия.
– А находиться в комнате дамы один-на-один?
Он усмехнулся. Определенно, эта женщина могла быть интересна, хотя, кажется, сама об этом не подозревала. Раньше он мог сказать о ней: невыносима, занудна, скучна, высокомерна, холодна, чопорна, стара, и не думал, что хоть один из эпитетов кто-то решится оспорить. Но леди Элфорд неожиданно стала открываться с другой стороны, и теперь он мысленно оспаривал свое же мнение.