Читать книгу «Побег из Рая» онлайн.
— Почему ты оскорблял офицеров на границе при выдаче? — продолжала она всё тем же холодным тоном, от которого пахло сильно горячим лечением.
— Потому что на меня стали кричать, что я — изменник, одели наручники и солдаты затворами щелкали. Это меня так сильно задело, что я и наговорил там всяких глупостей.
Я пытался представить себя в её глазах истеричным молодым человеком, но при этом большим патриотом Отечества.
— Ничего, — словно угадав моё сокровенное желание, сказала врач, — ты по своему развитию похож на четырнадцатилетнего мальчишку, вот как повзрослеешь, так и выпишем.
— Как долго мне придется здесь лечиться?
— Думаю, за пятилетку вылечим, — серьёзно сказала она.
Я вышел из кабинета, а в голове звучало: «Пять лет! Пять лет! И отсчет только начинается с сегодняшнего дня».
Санитар завел меня в надзорную палату и забрал халат. Несколько человек ходили взад и вперед в проходе. Я пристроился к ним. «Три шага — вперед, три шага — назад, — и так пять лет!» — с ужасом думал я.
На кроватях лежали люди, некоторые из них громко стонали, кого-то вызывали в процедурный кабинет на уколы. Санитар-зек в белой куртке сидел на табуретке в дверном проходе и читал газету. Не находя себе места, я то перелазил через спинку кровати и лежал в окружении больных, то снова ходил в проходе, пока в коридоре не раздались голоса санитаров.
— На обед… Руки мыть!… Куда пошел? Вернись, скотина!
Больничный обед был приготовлен поварами по рецепту из анекдота. На первое был суп — полмиски воды с перловкой, на второе — перловка без воды — это была лепешка клейстера на дне миски, и на третье — полкружки слегка сладковатой воды без перловки с приятным названием «компот». Я съел этот обед и ждал, когда скажут вставать.
— Новенький! Где ты? Тебе тоже назначены лекарства, — увидев меня, сказала медсестра.
Рядом с процедурным кабинетом под стеной стояла очередь на прием лекарств. Возле медсестры на тумбочке стоял поднос с мензурками, заполненными разноцветными таблетками.
Больные подходили, брали мензурку, на которой было написано их имя и быстро опрокидывали содержимое в рот, запивая водой. Потом они с широко открытым ртом поворачивались к санитару, и он шпателем искал непроглоченные таблетки. Меня ждали всего две большие белые таблетки тизерцина. Я сразу отметил, что для начала это совсем неплохо, сравнивая с двадцатью, а то и со значительно большим количеством таблеток, которые принимали другие. Я знал действия тизерцина. Это — сильный невролептик, но от него не выкручивает тело наизнанку так, как от галоперидола и трифтазина. Санитар проверил шпателем у меня под языком.
— Смотри, найду таблетку, — сразу на инъекции переведут, — предупредил он меня.
От одного слова «шприц» мне становилось плохо. В процедурном кабинете огромного размера стеклянные шприцы с толстыми иголками, как стержень шариковой ручки, постоянно кипятились и стерилизовались. Мне таким шприцем только что брали кровь. Медсестра тупой иглой ловила мою вену, которая в страхе исчезала под синей кожей и проколы заливались кровью, образуя огромные синяки. Больше всего на свете я боялся попасть в этот кабинет, и это было бы чудом, если бы в ближайшие пять лет я избежал б этой участи.
Лекарство подействовало быстро. Я почувствовал сильную слабость и, боясь потерять сознание, поспешил залезть на кровать, где тут же заснул.
Меня кто-то толкал. Очнувшись, я ничего не мог понять. Рот и нос пересохли, язык онемел и очень хотелось пить. Духота в палате спала, но подушка и простыни влажные от пота прилипали к телу.
— Вставай, на оправку, — тормошил меня сосед.
Я встал в строй, ноги не хотели стоять, и темнело в глазах. В туалет не хотелось, но на оправку должна идти вся палата. Если бы в эти секунды мне предложили идти в Америку или лечь на кровать я, не задумываясь, выбрал бы второе.
На ужин была каша-овсянка без воды, опять похожая на клейстер, есть не хотелось. Я выпил только чай и с ужасом ждал вызова на лекарства, мечтая поскорее упасть на кровать и уснуть.
Удары швабры об ножки кровати разбудили меня. Дежурный больной мыл полы. В окне за толстой решеткой летали и громко кричали стрижи. Розовые зайчики от восходящего солнца висели на потолке. Это было моё второе утро. Мне хотелось снова заснуть, отключиться, не видеть день, проспать до самой выписки. За дверями кричали:
— Вставай! Оправка! — и… потянулись будни.
— Одевай халат! Пошли к врачу, — вызвал меня после завтрака из палаты санитар.
Посещение врача ничего хорошего не обещало, но мои опасения оказались напрасными. Врач вызвала, чтобы уточнить некоторые вопросы о назначении мне второй группы пенсии по инвалидности. Вторую группу назначали больным, за которыми нужен был постоянный уход и присмотр, в категорию которых попадал теперь я.
— Утреннюю дозу лекарств я тебе отменяю, — сказала врач на прощанье.
38
ПЕРЕВОД В ОБЩУЮ ПАЛАТУ
Медленно и мучительно тянулись дни. Из отделения я только раз выходил в каптерку у лестничной площадки, где фотограф запечатлел меня на память для личного дела. Он надел мне на шею манжет с белым воротничком и галстуком, а сверху — засаленный черный пиджак и попросил держать в руках дощечку с моей фамилией.
Я проходил десятидневный карантин в надзорной палате, где лежали самые больные люди из отделения, наказанные нарушители порядка и новички, вроде меня.
Нарушителей режима сажали на больно действующие уколы, такие как сульфазин и нейролептики. От четырёх инъекций сульфазина, две под лопатки и две в ягодицы, вызывавших страшную боль, эти люди лежали неподвижно в кровати и выли или стонали от нестерпимой боли и высокой температуры; другие или топтались на месте, или замирали с перекошенной гримасой на лице и несколько минут так стояли молча.