– Вы, Верона, ваша страна и ваше солнце! Я вам кое-что скажу Тарчинини: я про эту Джульетту и думать забыл!
– Тем лучше!
– Не знаю, что на меня нашло... Наверно, был не в себе. Чуть повеяло весной, и я вообразил, что мне снова двадцать! Я люблю и буду любить одну лишь Валерию Пирсон, которая народит мне многочисленное потомство, нравится вам это или нет!
– Да что вы, Билл, я ничего не имею против!
– И не пытайтесь сбить меня с толку этими вашими Миками, Джульеттами и прочими женщинами, которых Господь собрал в Вероне во искушение своих верных! Ромео, если вы еще об этом заговорите, клянусь, что я собью вас с ног и немедленно уеду в США. Ясно?
– Ясно!
– Теперь имейте в виду, что я не пойду к вам обедать, но вы позвоните синьоре Тарчинини, чтобы она вместе с вами отобедала со мной в ресторане Филиппи на виа Каттеано, где я буду ждать вас в восемь. Если вы откажетесь, даю вам слово, что напьюсь... и тогда покажу этому проклятому городу, где раки зимуют!
Тарчинини встал и изрек с преувеличенной торжественностью:
– Синьор Сайрус А. Вильям Лекок, моя привязанность к родному городу, равно как и забота об общественном порядке, не оставляют мне выбора: от своего имени и от имени моей жены я имею честь принять ваше приглашение!
Случаю было угодно, чтобы американец, слоняясь по улицам Вероны в ожидании того момента, когда пора будет идти в отель переодеваться к обеду, остановился перед витриной часовщика полюбоваться стенными часами саксонского фарфора. Стрелки этого предмета роскоши показывали без четверти шесть. Этот безобидный факт вызвал мгновенную реакцию в сознании Лекока, и, не задумываясь о причинах и следствиях своих действий, он кликнул такси и подъехал к виколо Сорте. Служащие Маджина и Хольпса уже выходили. В отличие от прошлого раза, он не боялся пропустить Джульетту. Он знал, что встретит ее.
Они увидели друг друга одновременно. Она свернула, чтобы разминуться с ним, но он успел преградить ей дорогу.
– Джульетта...
– Прошу вас, синьор, и повторяю: оставьте меня в покое!
– Джульетта, я хотел сказать...
– Нам абсолютно не о чем говорить.
– Но ведь...
– Нет!
Свое "нет" девушка выкрикнула так громко, что привлекла внимание сослуживцев. Один из них подошел:
– Что-нибудь неладно, Джульетта?
– Да вот синьор ошибся и не за ту меня принимает...
Лекок сделал последнюю попытку:
– Если в вы выслушали меня...
Молодой человек встал между ними:
– Раз она говорит, что вы ошиблись, синьор, вам лучше уйти.
Сайрус А. Вильям колебался. Его так и подмывало сцепиться с этим нахальным дураком, но что бы от этого изменилось? Он молча повернулся и ушел.
В ресторане Сайрус А. Вильям заказал спагетти alla hapoletana[26], угождая тайной склонности четы Тарчинини и желая иметь случай сказать синьоре Джульетте, что она готовит это блюдо куда лучше. Хитрость удалась блестяще, и в благодарность за признание ее кулинарных талантов синьора пустилась в нескончаемый монолог, которого ни scampi fritti[27], ни piccata di vitello[28] не сумели прервать настолько, чтоб мужчины могли вставить хоть слово. К удивлению американца, Ромео, казалось, не испытывал недовольства, слушая поток речей своей супруги по поводу и без повода. Наоборот, он воспринимал ее слова с улыбкой, то подбадривая каким-нибудь замечанием, когда она выдыхалась, то выражая одобрение, то уточняя какую-либо деталь. Сайрус А. Вильям никак не мог привыкнуть к двойственности своего друга. В Бостоне фараон остается фараоном и вне службы; а здесь они все, казалось, забывали о своей профессии, едва покинув контору. Только к десерту Джульетта притихла. Она дала друзьям перекинуться несколькими фразами, а потом снова завелась. Теперь она принялась за Билла:
– Пишет вам невеста?
Застигнутый врасплох, он чуть не подавился куском pasta frolla[29], который жевал. Ему пришлось срочно запить ее водой во избежание удушья.
– Последнее время нет... одна телеграмма.
– С ней что-то случилось?
[26] По-неаполитански (ит.).
[27] Жареные лангусты (ит.).
[28] Жареное мясо в мадере (ит.).
[29] Слоеный пирог (ит.).