Читать книгу «Сладкая отрава (сборник)» онлайн.
– Вы слишком добры, синьор, право!
Она расхаживала в своем дезабилье, колебавшем основы элементарнейших приличий, казалось, совершенно этого не сознавая. Сайрус А. Вильям уже сам не понимал, шокирован он или нет. По своей привычке он перенесся мыслями в Бостон и вообразил чопорную миссис Пирсон – мать Валерии – принимающей его в подобном туалете. Он расхохотался, и хозяйка, ничуть не обидевшись, последовала его примеру. Привлеченный весельем, на пороге появился Тарчинини.
– Вот и отлично! Я вижу, вы поладили!
Вытирая выступившие на глаза слезы, Лекок выдавил сквозь смех:
– Синьора Тарчинини оча... очаровательна...
В благодарность за комплимент синьора Тарчинини сделала что-то вроде реверанса, отчего ее пеньюар распахнулся чуть ли не до пояса. У американца перехватило дух, а комиссар ласково заметил жене:
– Может, тебе теперь переодеться, голубка?
С заключительным пируэтом голубка скрылась под звонкий аккомпанемент собственного смеха.
– Джульетта – совершенный ребенок... Всякий пустяк ее забавляет, а ей еще не приходилось принимать никого, такого... такого торжественного, как вы, дружище. Под ее веселостью скрывается застенчивость.
Сайрус А. Вильям попробовал вообразить, как же тогда синьора Тарчинини встречает близких друзей.
– Немного вермута?
Лекок согласился, потому что уже не мог ни от чего отказаться. Друзья чокнулись, и комиссар объявил:
– Вам, без сомнения, интересно будет узнать, что расследование, проведенное в фирме, где служил Росси, не дало нам как будто ничего особенного – исполнительный малый, но замкнутый; честный, но звезд с неба не хватал – если б в запертом ящике его стола не обнаружили письмо, вот это. Прочтите.
И Тарчинини протянул Лекоку письмо, в котором тот прочел:
"Ваша жена очень любит парикмахеров, но отвечают ли ей взаимностью? Говорят, что да, и что тому есть доказательства. Что думает об этом муж?"
Американец вернул записку комиссару.
– Классическая анонимка... международный стандарт. Росси хотел удостовериться, Ланзолини это не понравилось, и он убил его, сговорившись с Микой.
– Да... Но кто же в таком случае прислал Росси записку? Не думаете же вы, что его жена, ведь неверные жены как раз такие вещи и скрывают, – ни тем более Ланзолини, которому нет никакой выгоды вызывать скандал?
– Конечно... Досадно, что нельзя дать заключение о самоубийстве мужа, узнавшего о своем несчастье, это бы всех устроило!
– Особенно убийцу! Но хватит о делах. Выпьем за скорейшую поимку преступника, это все, что я сейчас могу сделать для успокоения вашей совести!
Друзья выпили отнюдь не немного вермута за дружбу, за процветание в Италии искусства, поэзии и любви, за могущество Соединенных Штатов и за мир. Тут Сайрус А. Вильям вспомнил, что еще не предлагал тоста за здоровье синьоры Тарчинини, в ответ на что подвыпивший комиссар разрыдался на плече американца, до того растрогало его это проявление симпатии. Они выпили по стакану за то, чтобы Джульетта была счастлива по гроб жизни, и Тарчинини предложил выпить за ту, которая осталась в Бостоне. Лекок начисто забыл о Валерии и не сразу понял, кого имеет в виду комиссар. Раскаяние побудило его выпить под этот тост два стакана подряд, так что, когда вернулась хозяйка, она застала мужчин братски обнявшимися, причем Тарчинини клялся, что Соединенные Штаты – благодетели человечества, тогда как американец призывал в свидетели херувимов Лукки делла Роббиа (гипсовых), висевших против него над камином, что лучше бы было Христофору Колумбу сидеть дома и не открывать Америку, потому что тогда он, Лекок, мог бы иметь счастье родиться в Италии и даже – кто знает? – в Вероне! И одновременно с разрешения синьоры Тарчинини друзья скинули пиджаки, так как бутылка вермута, выпитая до последней капли, чрезмерно разогрела окружающий воздух. Лекок, правда, заколебался было, вспомнив об остальных гостях. Он поделился своим беспокойством с комиссаром, который ответил удивленным взглядом:
– Какие гости?
Американец указал на приборы на столе.
– Так это же дети! Джульетта, зови ребят.
Синьора Тарчинини раскрыла дверь и с порога издала клич, напомнивший Лекоку военные клики индейцев из голливудских вестернов:
– Avanti, bambini![17] Звуки галопа, приближающиеся на этот зов, усугубили атмосферу вестерна. Пятеро ребятишек сбились у входа в бесформенную кучу, на которой высовывались руки, ноги и головы, где чьи – непонятно. Тарчинини извлек из этого клубка одного мальчишку, поднял повыше и гордо объявил:
– Дженнаро, четырех лет, мой младший!
Он поставил мальчика на пол, и тот на четвереньках уполз под стол. Теперь куча-мала рассыпалась, и отец вытянул за руку следующего:
– Фабрицио, семи лет, будущий инженер!
Потом настала очередь девочки:
[17] Дети, вперед (ит.).