И что-то в его тоне заставило ее посмотреть на него.
Посмотреть ему прямо в глаза.
Это было все равно, что рухнуть с обрыва.
Глаза тарианца блеснули двумя расплавленными звездами.
Неистовый поцелуй смял ее губы.
Его язык скользнул внутрь, вынуждая ее принять этот голод. И она сама потянулась к нему, жадно, настойчиво, желая вложить в свой ответ все, что бурлило внутри нее. Все свои страхи, надежды, отчаяние…
Разделить их хотя бы на краткий миг.
Кровь кипела в жилах расплавленной лавой. Точно в бреду, охваченные одним безумием на двоих, они слились в поцелуе.
Руки Сингха были везде. Горячие, жадные, они гладили, мяли, дразнили, заставляя ее изгибаться всем телом, приникать к нему в отчаянном желании стать одним целым. Оторвавшись от ее губ, он скользнул вниз. На секунду его зубы сжались вокруг ее затвердевшего соска. Язык зализал укус. Второй сосок сжали пальцы.
Еще мгновение – и она почувствовала его руку у себя между ног. Задохнулась, когда он подхватил ее под колени и приподнял, насаживая на свой член. Так глубоко он в ней не был еще никогда.
Она застонала, принимая его и закрывая глаза.
– Смотри на меня! – резкий окрик прозвучал как приказ.
Она подчинилась. Распахнула ресницы.
Расплавленное серебро его глаз захватило ее.
Прижав Марину спиной к столбу, не давая отвести взгляд, Сингх с диким рычанием вколачивался в ее тело. Жадно. Остервенело. Заставляя погружаться в это безумие вместе с ним. Желая завладеть ею полностью. Сделать своей навсегда.
И вместе с его плотью в нее входило что-то еще.
Некая сила, что жила в нем самом.
Когда наслаждение стало почти нестерпимым, Марина увидела. Ее руки, вцепившиеся в плечи аркхая, светились. На коже расцветали тонкие серебристые линии, от которых шел этот свет.
В тот момент, когда ее тело взорвалось в оргазме, она поняла.
Ее словно разорвало на части. Горячая лава выплеснулась изнутри, обжигая кожу огнем. В глазах потемнело.
Марина забыла, что нужно дышать.
На долю секунды она умерла…
Чтобы через мгновение снова ожить и услышать, как Сингх глухо стонет, вздрагивая всем телом и изливаясь в нее:
– Арайя… аль мейн арайя… хилльеах!
***
В эту ночь они соединялись еще много раз. Пока, наконец, над шатром не забрезжил рассвет. Только тогда они разжали объятия. Мокрые от пота, задыхающиеся, но не обессилевшие вопреки бессонной ночи.
Сингх поднялся первым с истерзанной циновки. Подобрал с пола рваную тряпочку, недавно представлявшую собой набедренную повязку, покрутил в пальцах и хмыкнул, отбрасывая прочь.
Марина молча наблюдала за ним, лежа на животе. Вопреки ожиданиям, она не испытывала ни малейшего дискомфорта. Только одно тревожило ее душу: что за слова шептал Сингх каждый раз, когда возносил ее и себя на вершину блаженства?
Она искоса бросила взгляд на свои руки. Они все еще слабо светились, и под этим свечением были четко видны тонкие линии, словно прочерченные иглой. Казалось, они были заполнены ртутью, сверкающей и переливающейся, будто на солнце.
Ночью Сингх сказал, что это сама амуэ – священная кровь амонов – избрала ее своей хозяйкой. Не бесправным сосудом, не покорным носителем. А хозяйкой. Но что это значит – не объяснил. Он сам был удивлен, когда это увидел.