Оставшиеся в капсуле омраны переглянулись.
— Вам нужно перевязать рану, — тихо заговорил Дайген на тарианском.
Лейтенант Марайнэ выдавил слабую улыбку:
— Это уже ни к чему.
— Приговор еще не вынесен.
— Это лишь дело времени. Ты видел ее синяки?
— Это моя вина, лейтенант. Вы здесь ни при чем.
— Это не имеет значения, Дайген. Мы с тобой смертники, оба, и мы знали это с самого начала операции.
— Ратсова баба! — прошипел тот, сжимая кулаки. — Надо было ее силком заставить надеть…
— Это вряд ли бы помогло.
Один за другим, они поднялись по трапу в стыковочный рукав, где уже ждала девушка.
Инга слышала весь разговор, но ни слова не поняла. Тарианский язык оставался для нее недоступным секретом. И все же, каким-то шестым чувством она поняла, что речь шла о ней.
— Могли бы и побыстрее, — процедила она, нервно передернув плечами. — Раз уж вам так не терпится доставить меня вашему господину!
Возвращение на «Аламаут» прошло намного быстрее, чем неудавшееся бегство, и все это время Инга просидела на заднем кресле маленького разведывательного аппарата, в котором кроме нее, раненого лейтенанта и Дайгена, оказалось еще двое пилотов. Ей даже не позволили помочь в перевязке, хотя она сама предложила, чтобы хоть так загладить свою вину перед Марайнэ.
Наоборот, предельно вежливо, но твердо экипаж попросил ее не вмешиваться. Инга будто заново услышала странные слова лейтенанта: «Вы и так сделали все, что могли». В этих словах скрывалась тайная недосказанность, смысла которой она не могла понять.
Мужчины старались на нее не смотреть, но напряжение, возникшее в воздухе с ее появлением, было вполне осязаемым. И Инга чувствовала его, будто тысячи крошечных ледяных иголочек, то тут, то там вонзавшихся в ее кожу.
Омраны тихо переговаривались. Девушка не понимала ни слова, но почему-то была твердо уверена, что они говорят о ней. И это раздражало ее даже больше, чем собственный проигрыш.
Не выдержав, она звонко шлепнула по подлокотникам кресла:
— Эй! В приличном обществе принято говорить на языке, который понятен всем присутствующим!
Ее возмущение повисло в тишине. Омраны как по команде замолчали, и до конца пути никто из них не произнес ни слова. Но Инга чувствовала, что они ей вовсе не рады.
Уже во время стыковки на ксанар Марайнэ пришло сообщение. Прочитав его, лейтенант поднял голову и отыскал взглядом Ингу.
Девушка с трудом сдержалась, чтобы не съежиться под его немигающим взглядом. В его глазах она увидела сожаление, причина которого оставалась для нее такой же загадкой, как и отчужденность остальных мужчин.
— Госпожа, — произнес он таким тоном, будто заранее ждал сопротивление и готовился к нему, — я только что получил приказ от амона Сорн Дайлера доставить вас на гауптвахту.
— Что? — опешившая Инга даже привстала. — Куда?
— Вы арестованы. — Он опустил голову, отводя взгляд. — Извините, это приказ адмирала.
По лицу девушки разлилась мертвенная бледность, от чего ее кожа стала похожа на пепел.
Сжав руки, чтобы унять нервную дрожь, она сглотнула слюну, ставшую вдруг горькой, как яд, и еле слышно произнесла:
— Это… какая-то шутка? Он меня арестовал? Как преступницу?
— Боюсь, это не шутка, госпожа. По нашим законам вы действительно преступница.
Инга попыталась растянуть пересохшие губы в насмешливой улыбке.