Он молчал. Рядом молчал и друг Вовчик, сидя рядом с Катериной. Каждый «молчал о своём». О чём думала Катя понять было нельзя; вот только она часто посматривала на тускло освещённое огоньками приборной панели задумчивое лицо Вовчика.
Владимир же думал, как там, на Пригорке, оставленный на попечение Отца Андрея Женька «Диллинжер». Он реально опасался за него, — увидев мёртвую Алёнку, он, казалось, сошёл с ума. Это была не показуха, он действительно был вне себя. Он, Владимир, и не ожидал, что пацан испытывает такие чувства к своей «боевой подруге». Ну, знал, что он ревнует его к ней; но всё это было как-то… Собственно, потому и не взяли его в эту «экспедицию в деревню». Женька легко мог, и даже обязательно, наломал бы дров… Вместо этого, посовещавшись, решили, что его по возможности нагрузят в общине тяжёлой физической работой. Выход горю нужно было дать; и лучший выход — физическая усталость. Нужно было таскать воду, рубить дрова. Главное — нужно было копать могилы.
Хотя всех «чужих», как и сказал Вовчик в деревне, решили закопать в окопах; «своих» решили похоронить даже не на общем, Озёрском кладбище, а возле стены церкви. В одной, пусть братской, общей, но именно могиле; а не в окопах и стрелковых ячейках, как «дружинников» и «отрядовцев». Вот на эту тяжёлую работу и отрядили в том числе и Женьку. Как он там?..
И как Наташа? Как Гузель?.. Вот тоже вопрос… что делать…
Вовчик думал, что максимум через несколько дней «тройка из Мувска» — Толик, Крыс и Бабах, — конечно же, уйдут. Было бы хорошо оставить у себя такую спаянную умелую команду бойцов — но где там!.. Даже Бабах, скорее всего, не останется, хотя он не с «Башни», — у него какие-то обязательства в своей «общине». Очень возможно, и даже наверняка, что вернётся в Оршанск и друг Вовка «с командой»… Что после этого с «боевым составом» на Пригорке станет очень не густо! — и хотя основной «вызов» общине ликвидирован, возможно всякое… нужно наращивать силы! Для этого нужен личный состав… Не старики и старухи, а бойцы.
С бойцами сложно… Бойцами не рождаются; бойцов нужно растить, воспитывать!.. Нет, не стану строго наказывать Андрюшку и Саньку! решил он — хотя они и сосвоевольничали, но это действительно смена! Из них, как раз, бойцы и получатся; особенно из Андрюшки. Надо будет их больше задействовать именно в «военных» мероприятиях… Опять же, недостаток личного состава можно теперь компенсировать оружием и техникой! Шесть пулемётов с достаточным боезапасом, переданные Владимиром общине, несомненно, очень укрепят обороноспособность! Как и гранатомёты. Как и два ящика новеньких, в масле, автоматов, — не считая трофейного оружия. Надо восстановить перевёрнутую машину отрядовцев. Надо восстановить хотя бы один из БМП — чтобы был на ходу и с вооружением; благо что и топливо Вовка привёз. Тогда можно будет на обозримом временном отрезке чувствовать себя уверенно… Но люди, люди, «личный состав»!.. Надо будет приглядеться к тем, кто захочет остаться в Озерье и при общине в качестве «кандидатов». Из них можно будет набирать будущих солдат…
В кунге мерно покачивало; под убаюкивающее подвывание двигателя и мягкое тепло от топящейся в углу печки хотелось дремать.
Но дремал только Крыс, привалившись к борту, и обхватив обеими руками трофейный Калашников, сегодня так и не выпустивший сегодня ни одной пули. Свой ППС он оставил на пригорке, — патронов мало; да и, правильно говорил Толян — для каждой задачи свой инструмент.
Толик и Белка остались охранять продукты в доме старосты — если раньше тот мог оставить дом вообще без присмотра, и никто бы и не подумал даже подойти к калитке без острой необходимости — страх перед тем, кто назвался Борисом Андреевичем был слишком велик, — то сейчас, можно было не сомневаться, ночью вынесли бы всё! — и отрубленные вместе с ногами берцы Хронова тому порука. Конечно, надо было сторожить! — хотя теперь в дом вернулась и Галина с девочками. Она занялась хозяйством; ну а Толик с Белкой… ну что ж, в том числе, и поохраняют. В том числе… Пулемёт, гранаты, два автомата; вдоволь патронов — нормально.
Толик вообще ничерта не боялся; но вот когда бывшая «жена» Артиста пока ещё только мельком и коротко рассказала, что за человек был тот, кто назвался Борисом Андреевичем; и кого она знала как Артиста; какие дела творились в его доме; и сколько тел, неглубоко закопанных; или вообще, просто пока что зарытых в снег, лежит на задах их огорода, — Крыс подумал, что он бы один там бы на ночь нипочём не остался! Впрочем, если б с Зулькой — то можно б…
Возле печки сидел, ссутулившись, Илья; а сидевшая рядом Адель, для которой случившееся воистину было, наверное тем же, что для первых христиан было воскрешение Христа, сидела рядом, одной рукой обнимая его за плечи; другой гладя его по плечам, по лицу — и что-то тихо-тихо и безостановочно шептала ему. Рядом сидела Лика, и думала о чём-то своём, далёком. К ней прижалась худенькая девочка, по сути спасённая Ильёй — всё, что осталось от семьи Степановых.
На полу, возле правой лавки лежал большой свёрток из одеял, из которого торчали берцы — тело невезучего студента Матюшкина, тоже, кстати, Ильи… Когда его «упаковывали», прежде такая испуганная тётка вдруг начала кричать, что «вот это одеяло моё; это не ихнее, не можите брать!.». и прочую чушь. Что «одеялов на вас не напасёшься»! Идиотка. Пришлось даже пригрозить ей пистолетом. Тело застреленного бойца и труп Хронова решили не тащить к Пригорку — вот и будет первая задача тем, кто претендует на ежедневный суп, — выкопать где-нибудь на задах огородов яму и закопать там и этого бойца, и Хронова, и всех тех, кто до сих пор под снегом мёрзлой грудой лежал возле конторы.
Бабах сидел слева у самого выхода; где немного дуло и сильно подбрасывало на кочках. Думал, что вот, всё не то и не так… Когда залазили в машину, Адель, на секунду оказавшись с ним рядом, только и сказала:
«— Прости».
А что тут ещё скажешь? Неужели он будет требовать «Ты обещала!.». Или капать ей на мозг «- Ты что делаешь; он ведь полный инвалид; ты с ним только горя хлебнёшь! — поехали со мной!.».
От такой мысли он негромко хрюкнул; и тайком огляделся по сторонам, проверяя, как будто кто-то мог подслушать его такую недостойную мысль. Ещё чего. Конечно никогда в жизни он не сказал бы такое. Честно говоря… честно говоря, если бы Аделька сейчас отказалась бы от Ильи, бросила б его, — потому что он калека! — он бы, скорее всего, бросил бы её. Не взял бы её с собой. Да, нравится. Да, наверное, он даже любит её. Да что там — любит! Но сейчас не те времена, когда можно было всю жить прожить рядом с человеком, который к тебе в лучшем случае равнодушен; и это ни на что бы не повлияло. Сейчас не те времена. Сейчас… сейчас многое что может потребоваться от, скажем так, партнёра. Или партнёрши. И знать, что женщина, с которой ты делишь пищу и постель, в «пиковой» ситуации просто «перешагнёт через тебя», потому что «ты стал не актуален»: ранен, болен, слаб, стар, — было бы невыносимо. Да, не те времена. Илья «воскрес». И Адель будет с ним. И это нормально; с этим нужно смириться…
Он покосился — сидевшая тут же, на лавке, Верочка пересела поближе к нему. Чего ей?..
Под потолком кунга, рядом с закрытым люком и лестницей на крышу, неярко светила лампа, бросая странные тени на лица. Верочка осторожно, готовая при любом противодействии отдёрнуть руку, прикоснулась к его руке, потом положила горячую кисть ему на руку. Чуть придвинулась к нему, и тихо, но отчётливо зашептала:
— Джон! Возьми меня с собой в Мувск. Я тебе хорошей подругой буду; верной-преверной, честное слово!.. Это неважно, что ты меня не любишь; поверь — это не главное! Я тебя очень любить буду, я смогу, честно-честно! Тебе никогда не придётся на меня жаловаться или обижаться… и ревновать не придётся, честное слово! Возьми! Не пожалеешь!
Ровно рычал мотор, слегка покачивало. Крыс дремал; Лика и девочка о чём-то переговаривались; Адель, обнимая Илью, всё что-то шептала и шептала ему.
Бабах опустил голову и еле слышно сказал:
— Я подумаю…
ВАДИМ И ДОЧЕРИ
Когда закончилась вся эта суета подготовки к «зачистке», которая длилась с раннего утра и до самого обеда, и Слонопотам (броневик теперь все называли только так) направился, неся в своём чреве десант, в сторону деревни; Вадим с дочерями забрался на такую уже знакомую колокольня, на верхнюю площадку — следить за обстановкой. Кроме того, нужно было и поговорить в уединённом месте — а колокольня сейчас и была, пожалуй, единственным уединённым местом. Весь Пригорок был охвачен хлопотами: таскали воду из колодца, топили печи; готовили еду; из Большого Дома доносились крики и стоны раненых; возле стены церкви, чуть поодаль, раздавались удары лома и кирки в мёрзлую землю — там рыли могилу для павших вчера общинников. Даже в окопах, где вчера происходило то самое сражение, мелькали головы малышни — с жадностью они собирали себе стреляные гильзы с тем чтобы вечером хвастаться друг перед другом, а также меняться.
Бывшие до Вадима на дежурстве Андрюшка с Санькой, теперь сменные, бодро сыпанули вниз; каждый уже со своим, персонально закреплённым за ним, автоматом.
Первым делом Вадим через бинокль внимательно оглядел окрестности. Всё было тихо и спокойно. Включая лежащий на боку Барс с уже снятым с него пулемётом и стоящий поодаль горелый БМП с развороченной попаданиями гранат РПГ кормой.
«— Завтра же, пока машина здесь, нужно будет подцепить тросом и дёрнуть, поставить Барса на колёса!» — сделал себе в уме заметку Вадим, — «Хорошо б и второй БМП к церкви на площадку затолкать — но их Слон… Слоно… «слоно-что-то там», к сожалению, на Пригорок не вскарабкается. А то было б славно…»
За его спиной Зульфия темпераментно рассказывала сестре о своей вчерашней встрече с давним своим недругом, Альбертом:
— …увидел меня — и за винтовку! А я же не знала, что она без патронов; я в сторону так вот падаю! Вот так вот, ага! Серёга мне показывал, как падают, «уходя от ствола» — и пистолет выхватываю одновременно!..
— Револьвер вообще-то. — поправляет её Гузель.