В то же время в мою жизнь вошла еще одна сила, дарящая свободу и удовлетворение, – карате. Элвис увлекался карате уже много лет, и когда я впервые им занялась, это была просто очередная попытка завоевать его внимание и одобрение – как когда я стала изучать французский, потому что ему нравился этот язык, пошла на фламенко, потому что он им увлекся, и на балет, потому что он обожал тела балерин.
Он давно обожал эксперта по кунг-фу, Эда Паркера, с которым познакомился много лет назад. Я стала брать частные уроки под руководством Эда три раза в неделю. Я быстро поняла, что это глубокое искусство, а не просто жестокость. Это была целая философия. Я стала заниматься еще активнее, когда Элвис похвалил мой прогресс.
Когда мы вернулись в Мемфис, Элвис спал днями напролет, а я стала заниматься другой восточной дисциплиной – корейским искусством тхэквондо. Я стала такой же безумной, как Элвис, полностью посвящая себя этому искусству. Я должна была запомнить все позы, каты и стойки на корейском, а также выучить историю тхэквондо.
Тренировки были изнурительными. Мы раз за разом повторяли одно и то же движение, пока я не повторю его в совершенстве. Я буквально обливалась пóтом, но знала, что, если вытру его с глаз, должна буду сто раз отжаться под пристальными взорами остального класса, а мне не хотелось испытывать такое унижение, так что я каждый раз боролась с собой.
Теперь я понимала, как Элвис стал таким рабом карате. Это было великое достижение для меня – я полностью обрела контроль над своим телом. В 1972 году, когда Элвис выступал в Вегасе, я познакомилась с одним из ведущих экспертов по карате в США того времени, Майком Стоуном. В тот вечер, когда мы встретились, он работал телохранителем одного ведущего музыкального продюсера. После шоу они зашли навестить Элвиса за кулисами. Все были больше впечатлены Стоуном, а не шумным бизнесменом, которого он охранял. Элвис сделал ему множество комплиментов, он, Сонни и Рэд завалили Стоуна вопросами. За несколько лет до этого мы видели Стоуна на соревновании на Гавайях, и все остались под впечатлением от его техники.
Позже тем же вечером, когда мы уже были в его номере, Элвис сказал мне потренироваться с Майком.
– Он просто настоящий убийца. Ни один человек не сможет его победить. Я как в первый раз его увидел, сразу понял – это настоящий мастер. Он очень крут, мне нравится его кошачий стиль.
По возвращении в Лос-Анджелес я договорилась с Майком, что приеду в его студию на неделе, чтобы понаблюдать за одним из его занятий. Поездка туда заняла сорок пять минут.
Элвис был прав. Майк излучал уверенность и стиль, не говоря уже о сумасшедшей харизме и остроумии. Между нами завязалась крепкая дружба. Поскольку он был довольно далеко, я решила продолжить тренировки с его другом, Чаком Норрисом, студия которого находилась ближе к моему дому. Иногда Майк в качестве приглашенного тренера приезжал в студию Чака.
Я понемногу выбиралась из закрытого мира Элвиса, осознавая, насколько сильно я была ото всего укрыта. Майк и Чак показали мне популярные японские фильмы о боевых искусствах, например, франшизу о слепом мастере Затоичи, и мы с Майком ходили на соревнования по карате в нашем регионе (и в соседних), снимали фото и видео с лучшими каратистами. Мне хотелось запечатлеть стиль каждого, чтобы потом поделиться с Элвисом, надеясь, что у нас появится новое совместное занятие. Но в конце концов у меня появился новый круг друзей, в котором я чувствовала, что меня принимают. Боевые искусства наделили меня такой уверенностью, что я начала выражать свои чувства и эмоции, как никогда раньше. Раньше я все время подавляла гнев, а теперь могла честно высказываться, не боясь обвинений или нападений. Я перестала просить прощения за собственное мнение и смеяться над шутками, которые меня не веселили. Я проходила трансформацию, и в моей новой жизни не было места для страха и безразличия. С обретением уверенности я сбросила накладные ресницы и тяжелый макияж, украшения и кричащую одежду. Все инструменты, на которые я полагалась для защиты, больше были мне не нужны.
Я впервые видела себя, и мне нужно было время, чтобы к этому привыкнуть. У меня была возможность понаблюдать за супружескими парами вне нашего круга друзей, парами, в которых мнение женщины было таким же важным, как мнение мужчины и в мелких каждодневных вопросах, и в серьезных. Я была вынуждена взглянуть правде в глаза: то, что я так долго жила таким образом, было неестественным и пагубно влияло на мое состояние. Мои отношения с Майком переросли в романтические.
Я по-прежнему глубоко любила Элвиса, но я понимала, что в течение нескольких месяцев должна буду принять важное решение, от которого будет зависеть мое будущее. Я знала, что должна была взять жизнь в свои руки. Я не могла отказаться от этого озарения. Передо мной простирался огромный мир, и я должна была найти в нем свое место.
Мне хотелось бы поделиться моим опытом и личностным ростом с Элвисом. С тех пор как я была подростком, он работал со мной как с глиной, превращал меня в инструмент его воли. Я с любовью поддавалась его влиянию, стараясь удовлетворять все его желания. Но теперь его не было рядом.
Привыкшая жить в темных комнатах, почти не видя солнца, полагаться на таблетки для сна и бодрствования, окруженная охранниками, отделяющими нас от реальности, я безумно хотела испытать какие-то простые удовольствия. Я начала ценить простые вещи, которые хотела бы разделить с Элвисом, но не могла: прогулки в парке, ужин на двоих при свечах, смех.
Элвис не мог не заметить мое состояние. Парой месяцев позже, в Лас-Вегасе, я ужинала с Джони, Норой Файки и Пэт (женой Рэда) в итальянском ресторане «Хилтона» в перерыве между двумя шоу Элвиса. Метрдотель подошел к нашему столику и сообщил, что Элвис просит меня подняться к нему в номер. Я помню, что мне сразу это показалось странным. Он почти никогда не возвращался в номер между концертами.
Удивленная, я поднялась в его номер, а когда вошла – обнаружила Элвиса на кровати; он явно ждал меня. Он схватил меня и насильно занялся со мной любовью. Это было неприятно, совсем не как наши занятия любовью раньше, и он говорил:
– Вот как настоящий мужчина любит свою женщину.
Это был не нежный и понимающий мужчина, которого я полюбила. Он был нетрезв, а после моего внутреннего развития и новых открытий он стал для меня чужим человеком.
Под мои сдавленные всхлипы Элвис встал и оделся на концерт. Чтобы сохранить наш брак, Элвис должен был бы разрушить искусственную стену, ограничивающую нас как партнеров. Слишком много было поводов для сомнений, слишком много вопросов без ответов. Ему было непросто смириться с ролью отца и мужа. И поскольку никто из нас не мог взглянуть правде в глаза и признать, что угрожает нашей семье, не оставалось никакой надежды.
Больнее всего было от того, что он не прислушивался ко мне как к женщине, а попытки к примирению предпринял слишком поздно – к тому моменту я уже взяла жизнь в свои руки.
Той ночью я не сомкнула глаз, скорбя по словам, которые готовилась ему сказать. Он был моей первой и единственной большой любовью. Я смотрела на него, вспоминая, сколько раз проводила пальцами по его губам, его носу, сколько раз запускала пальцы в его волосы – только когда он спал. А теперь я ждала, когда он проснется, ждала подходящего момента, если такой вообще мог наступить. К тому времени мы уже так редко бывали вместе, что я не могла предугадать, как он отреагирует на мои новости; намного проще было это представлять.
Это случилось чуть позже двух часов дня. Я уже встала и собирала вещи, когда Элвис проснулся и достаточно четко спросил:
– Куда ты собираешься?
– Мне нужно возвращаться.
– Уже? Сейчас так рано. Ты обычно не уезжаешь так рано.
– Ты прав, – согласилась я. – Но мне нужно вернуться. У меня есть дела. – Я немного помолчала. – Но сначала я должна кое-что тебе сказать. – Я перестала собирать вещи и посмотрела на него. – Наверное, это самое трудное, что мне когда-либо придется говорить. – Я снова замолчала, мне никак не удавалось выдавить из себя нужные слова. – Я ухожу.
Элвис сел на кровати и спросил:
– В смысле – уходишь?
За все годы нашего брака я ни разу не говорила, что уйду от него.
– Ухожу из нашего брака.