Читать книгу «Элвис и я / Elvis and Me. История любви Присциллы Пресли и короля рок-н-ролла» онлайн.
Вернон и Лиза, 1973 год
Пятилетний контракт Элвиса с «Метро-Голдвин-Майер» закончился в 1968 году, и он наконец был свободен пробовать себя в чем-то новом. Даже Полковник признавал, что карьера Элвиса нуждалась в новом толчке. Компания «Эн-би-си» предложила ему снять его собственный телеконцерт, режиссером которого выступит новичок по имени Стив Биндер. Не был установлен четкий формат, но идея звучала соблазнительно, да и деньги предлагали хорошие. Тот факт, что там не было никакого сценария – он был в «открытой разработке», – заставил Полковника сильно усомниться в этом предложении. Он потребовал больше контроля, но Элвис хотел встретиться со Стивом, посмотреть, сработаются ли они, говорят ли они на одном языке.
Элвис уже много лет не появлялся на телевидении и очень нервничал. Стив оказался намного моложе, чем ожидал Элвис, очень внимательным, не говорил на повышенных тонах – совсем не как представители студий, с которыми он привык работать; то были мужчины намного старше, с прочно сформировавшимися мнениями о том, в какую упаковку запечатывать Элвиса и как его продавать. Впервые за много лет Элвису хотелось творить. Стив Байндер заручился его доверием и сумел позволить Элвису просто быть Элвисом. Стив наблюдал, мотал на ус, изучал повадки Элвиса, запоминал, что расслабляло звезду, а что напрягало.
Во время встреч Стив чувствовал страх Элвиса, который уже много лет не выступал перед живой аудиторией, но замечал, что Элвис слово оживал в гримерке перед выходом в зал, репетируя с музыкантами.
Каждый день он чувствовал все больше уверенности и радости в связи с новым проектом, снова гордясь своей внешностью – он стал следить за весом, следовать диете, тесно сотрудничать с дизайнером шоу, Биллом Белью; вместе они создали такой костюм, в каком его никто не видел уже много лет – из черной кожи.
К моему удивлению, он сказал:
– Сатнин, я так глупо чувствую себя в этом костюме. Как ты считаешь, я нормально выгляжу?
Элвис знал, что это шоу невероятно важно для его карьеры. У него не было права на ошибку. На протяжении двух месяцев он работал усерднее, чем на всех своих фильмах, вместе взятых. Это было главным событием в его жизни.
В тот период я открывала для себя совершенно новую музыку: Андрес Сеговия; Blood, Sweat and Tears; Чайковский; Santana; Мейсон Уильямс; Равель; Сержио Мендес; Герб Алперт… и мне безумно хотелось поделиться новыми радостями, музыкой и танцами, с мужем. Мне хотелось вернуть энергию в наши отношения, я надеялась укрепить наш брак. Разговоры за столом теперь велись о Леонарде Бернстайне[25] и Карлосе Монтойя[26], но они совершенно не интересовали Элвиса; все его мысли были поглощены телеконцертом.
Его подолгу не было, а когда мы все-таки виделись, наше общение было совершенно поверхностным. Каждый из нас был погружен в свои отдельные дела, у нас не было ничего общего, кроме ребенка. Я старалась быть деликатной с Элвисом – я знала, что мы отдаляемся друг от друга. Но поскольку он был настолько погружен в свой концерт, я понимала, что последнее, что ему сейчас нужно, – это мои слова, что я боюсь, будто мы отдаляемся друг от друга.
Когда его не было, я занималась воспитанием Лизы, а также посещала занятия танцами по утрам, балетом – по ранним вечерам, джаз – по вечерам (иногда он заканчивался только в час ночи). Теперь я занималась с новым инструктором, который использовал меня в качестве модели, чтобы показывать движения на вечерних занятиях. Многие ученики были профессиональными танцорами. Я очень старалась стать частью танцевального коллектива, репетировала каждый день по четыре часа, чтобы освоить новый номер, постоянно добиваясь новых успехов, и в конце концов меня взяли в коллектив, и я инкогнито выступала по выходным в колледжах в районе Лос-Анджелеса.
Телеконцерт Элвиса прошел просто прекрасно, он получил самые высокие рейтинги из всех выпусков этого года, а его финал – If I Can Dream, стал его первой за много лет пластинкой, которую скупили миллионами. Мы все устроились вокруг телевизора, чтобы посмотреть шоу, нервно ожидая реакцию публики. Элвис все время был нервным и напряженным, но как только стали поступать звонки, мы сразу поняли – это новый триумф. Он не утратил свои навыки. Он по-прежнему был королем рок-н-ролла.
Это стало подарком для нас обоих. Часы, которые я посвящала танцам, освобождали его от обузы – моей от него зависимости. Мой новый интерес не представлял угрозы в том смысле, в каком представляла бы моя работа. Я по-прежнему всегда была рядом, чтобы удовлетворять все его потребности, чего он и ожидал от жены, но при этом могла создавать свой мир, больше не чувствуя угрозы от величины мира Элвиса. Я росла, училась, развивалась как личность.
Наслаждалась я этой новой свободой недолго; один из новых членов команды решил самостоятельно проследить за тем, куда и во сколько я хожу. Он сообщил Элвису, что я выходила из студии танцев поздно ночью, и спросил, хочет ли Элвис, чтобы он продолжал слежку. Непредсказуемость Элвиса в очередной раз меня поразила. Казалось бы, такой нестабильный человек должен был взорваться. Но нет, он ни в чем не стал меня обвинять. Он сказал только:
– Малышка, поговаривают, что ты поздно ночью возвращаешься из танцевальной студии.
– Да, это правда. Ты же знаешь, я состою в коллективе. Я не одна оттуда ухожу. В это время кончаются занятия.
Я умоляла его рассказать мне, кто за мной шпионил, но он отказывался, говоря только:
– Давай скажем так: он новенький и он ступил на опасную территорию. Если он не полный идиот, он больше не будет лезть не в свое дело.
После успеха своего концерта Элвис посвятил несколько недель записи песен, он снова был полон энтузиазма. Впервые за четырнадцать лет его убедили записать пластинку в Мемфисе, в «Американ Саунд Студиос», афроамериканской компании, где записывали свои последние хиты звезды вроде Ареты Франклин. Студийные вокалисты оказались молодыми ребятами, и Элвис отлично с ними поладил. А главное – вместе они записали прекрасную пластинку.
Он распевался в студии и записывал песни до самого утра, а потом возвращался тем же вечером, полный сил и готовый снова петь часами напролет. Его голос был в лучшей форме за всю его жизнь, а его энтузиазм был заразительным. Каждая запись была лучше предыдущей. Мы по нескольку раз переслушивали песни, а Элвис постоянно повторял: «Вот, вот, только послушай!», или: «Черт, включи-ка еще раз».
Полковник старался держаться от всего этого подальше. Элвис был артистом, и его дела шли хорошо. В итоге он записал так много песен, что RCA смогли выпустить их все только через полтора года; среди этих песен были и такие хиты, как In the Ghetto, Kentucky Rain и Suspicious Minds.
Снова увидев Элвиса, поющего с уверенностью, заставляющего каждое слово звучать по-своему, переполняло всех нас чувством гордости. Совсем не как на старых сессиях, когда он был полон гнева, раздражения и разочарования; тогда он часто опаздывал на запись, а иногда и вовсе не приходил.
В какой-то момент он посмотрел на меня, улыбнулся и вдруг запел From a Jack to a King. Он знал, что это одна из моих любимых песен. Потом он спел Do You Know Who I Am?. Я вслушивалась в слова и понимала, насколько хорошо эта песня описывает мои чувства.
После четырех лет посредственных песен Элвис наконец вернулся в топ, и «Эр-си-эй» больше не могла на него жаловаться. Они вечно угрожали Полковнику, что если Элвис как можно скорее не сделает записей, они повторно выпустят его старые песни.
За одним успехом тут же следовал другой. После успеха спецвыпуска Элвису не терпелось снова начать выступать перед живой публикой, чтобы доказать всем, что он не растратил свои таланты. Стремясь найти лучший источник немедленного заработка, Полковник заключил сделку с почти достроенным на тот момент отелем «Интернэшинал» в Вегасе: Элвис будет давать там концерты каждый день на протяжении месяца за гонорар в полмиллиона долларов.
Вегас был испытанием: Элвис должен был показать, что по-прежнему умеет завоевывать внимание живой аудитории. Это было то, что он больше всего любил, и то, что лучше всего у него получалось. Но это все равно было испытанием.
Элвис уже много лет не напрягал голос, а теперь выступал дважды каждый вечер на протяжении двадцати восьми дней. Он волновался, переживал, выдержит ли такую нагрузку, сможет ли продать все билеты, сможет ли удерживать внимание аудитории целых два часа. Он хотел, чтобы публика приняла его новые песни – ему было что предложить, помимо дерганий под рок-н-ролл.
Помимо того, что это был поворотный период в его карьере, на Элвиса давил еще беспрецедентный гонорар и тот факт, что Лас-Вегас был единственным местом, где он провалился – на концерте тринадцать лет назад, в 1956 году.
Он был не из тех, кто мог прямо сказать: «Мне страшно». Это выражалось иначе – через его действия, через трясущуюся левую ногу, через постукивание подошвы по полу. Он держал все страхи и эмоции в себе, пока не взрывался на кого угодно, кто оказывался рядом в этот момент. Однажды вечером за ужином Элвис сказал, что переживает из-за своей прически, а я упомянула, что видела билборд с Рики Нельсоном на Сансет-бульваре. У него были длинные волосы с крупными локонами, мне это показалось весьма привлекательным. Я невинно предложила Элвису самому на это взглянуть.
– Ты совсем сдурела? – закричал он. – Столько лет Рики Нельсон, Фабиан, вся их компания повторяла за мной, а теперь я должен их копировать? Ты совсем уже ума лишилась, женщина.
[25] Леонард Бернстайн (1919–1980) – американский композитор, дирижер и популяризатор академической музыки. Дирижировал многими ведущими оркестрами мира, впервые исполнил многие произведения американских композиторов.
[26] Карлос Монтойя (1903–1993) – один из известнейших композиторов и гитаристов фламенко в послевоенные годы.