– Есть хочется. Джо, закажи мне стейк, только обязательно полностью прожаренный. А ты что будешь, детка?
– Черт, Эл, – сказал Джо. – Я всегда им говорю – полностью прожаренный.
– Значит, еще раз скажешь, – парировал Элвис. – Будь я проклят, если вру, но эти стейки всегда чуть ли не с кровью.
«С кровью» для Элвиса было все мясо чуть розового цвета. Когда для него заказывали, обычно уточняли – мясо должно быть «горелым».
Элвис повернулся к Алану и сказал:
– Ушастый, – (у него было прозвище для каждого сотрудника), – организуй все для шоу Реда Скелтона, и узнай, есть ли кто в отеле, кто мог бы сделать Цилле укладку и макияж.
– Укладку и макияж? – переспросила я. – А что не так с моими волосами?
У меня были длинные темно-каштановые волосы, обычно причесанные. Но мало того что я подумала, что ему не нравятся мои волосы, теперь мне казалось, что ему не нравится и мое лицо.
– С ними все хорошо, сладкая. Просто это же Лас-Вегас. Тут все делают укладку. И тебе нужно больше накрасить глаза. Чтобы они больше выделялись. Они от природы не очень яркие. Я люблю, когда много макияжа. Он подчеркивает естественные черты.
Подчеркивает естественные черты? Тогда это прозвучало весьма логично, да и Элвису ведь виднее.
В ожидании ужина Элвис поставил одну из своих пластинок и уселся рядом со мной, подпевая самому себе на записи. В этот момент я снова в него влюбилась. Когда он пел о любви или о жизни, полной боли и скорби, он пел с таким чувством, что мне самой становилось больно. Он был любителем кантри-музыки задолго до того, как она стала популярной, и всегда поражался искренним сильным эмоциям этих песен.
После ужина мы стали готовиться к вечеру. По просьбе Элвиса Армонд, парикмахер, работающий в отеле, пришел к нам в номер и провел около двух часов за созданием моего нового образа. Он натягивал и накручивал мои волосы, оставив один длинный волнистый локон на моем левом плече. Потом он наложил на меня такой толстый слой макияжа, что нельзя было понять, какие у меня глаза – синие, черные или сине-черные. Классический макияж 1960-х, доведенный до экстрима. Именно то, что хотел Элвис.
Когда я надела мое новое платье из парчи, завершилось мое перевоплощение из невинной шестнадцатилетней девушки в утонченную сирену. Я выглядела как одна из главных танцовщиц «Фоли-Бержер»[11].
– Черт побери, что стало с малышкой Циллой! – воскликнул Элвис, увидев меня. – Выглядишь прекрасно. Джо, иди сюда. Смотри, что я нашел.
Джо подошел и, не веря своим глазам, дважды окинул меня взглядом.
– Совсем не похожа на ту девчонку, которую мы встретили в Германии в матросском платье, – сказал Джо.
Все посмеялись, и мы отправились на полуночное шоу Реда Скелтона.
Мы прибыли ровно после того, как в зале выключили свет, и метрдотель, используя фонарик, провел нас к нашему столику. Элвис всегда старался прибывать незаметно, чтобы не перетягивать внимание с главной звезды. Но по зрительному залу всегда расползался слух, что Элвис здесь, и через несколько секунд начиналось шептание, и все головы поворачивались в его сторону.
В конце шоу Элвис обычно пытался уйти до того, как включится большой свет, но той ночью у нас это не получилось. Свет включился, и мы вдруг оказались в центре толпы энтузиастов, толкающихся и пихающихся в надежде получить автограф.
Меня, высотой всего метр шестьдесят, снесло и стиснуло толпой, у меня началась кружиться голова. Я потянулась к Элвису, чувствуя нарастающую панику, и сказала:
– Я задыхаюсь. Я не могу здесь находиться.
Сначала он широко улыбнулся, но потом, когда увидел мое отчаяние, на его лице появилось беспокойство. По-прежнему улыбаясь и раздавая автографы, он сказал Алану:
– Срочно уводи Циллу. Я выйду, как только смогу.
Алан взглянул на меня, все понял, схватил за руку и стал продираться сквозь толпу, чтобы выбраться из отеля.
Оказавшись на свежем воздухе, я смогла успокоиться и прийти в себя. Этот момент научил меня всегда искать глазами выход, когда мы с Элвисом заходим в набитое помещение.
Когда он через пару минут вышел к нам, лимузин уже его поджидал. Мы запрыгнули в него и отправились обратно в отель «Сахара» на мое первое приключение в сфере азартных игр. Элвис играл не всерьез – ему было не важно, победит он или проиграет. Он играл, потому что это было весело. Сигара впечатляюще выступала из его рта, одной рукой он держал стакан, другой – карты, подозрительно щурился на них, идеально пародируя Кларка Гейбла или Ретта Батлера. А я гордо восседала рядом с ним, его личная Скарлетт О'Хара.
Я никогда раньше не играла в блэкджек, но после нескольких партий Элвис решил, что я достаточно во всем разобралась. Он протянул мне пятьсот долларов и, усмехнувшись, сказал:
– Ну все, детка, теперь ты сама по себе. Все, что выиграешь, – по праву твое, а что проиграешь… ну, это мы потом обсудим.
Я улыбнулась и сказала крупье включить меня в игру. Я посмотрела на свои карты и принялась считать на пальцах под столом. Девять плюс восемь – это семнадцать, и плюс еще пять…
– Двадцать один! – воскликнула я. Опуская карты, я посмотрела на Элвиса, надеясь увидеть одобрение.
[11] «Фоли-Бержер» (фр. Folies Bergère, «Безумие пастушки») – известное парижское кабаре; его пик популярности пришелся на 1890-1920-е годы, но оно работает и по сей день. (Прим. пер.)