— Я была на шахматах, — рассказывает Амелия, аккуратно выводя кисточкой линии в своём альбоме.
— Как прошло занятие?
— Интересно. Сегодня мы разбирали эндшпиль и решали тактические задачи, — она на секунду отрывается от рисунка и смотрит на меня. — Три я решила правильно, а над четвёртой долго думала, но всё же нашла ответ. А еще успела подсказать Артёму — он не решил ни одной.
— М-м, Артём, значит. Это тот обаятельный парень, которого я видела на фотках?
— Да. Он… шумный и общительный, но не вредный, — добавляет Ами после небольшой паузы, словно тщательно подбирает слова.
Я прячу улыбку, замирая у ящика со столовыми приборами. Имея за плечами неудачный опыт общения с мамой, я стараюсь не отмахиваться от своего ребёнка — выслушиваю даже тогда, когда устала, занята или разговор кажется незначительным, потому что для дочери важно быть услышанной, а для меня — сохранить хрупкое доверие.
— И как он принял твою подсказку?
— Обрадовался. Сказал, что я очень умная. Но вообще-то я просто внимательная, — заявляет Амелия. — Тёма не сразу замечает хорошие ходы, потому что всё время болтает.
— И тебя это не раздражает? — предполагаю.
Дочь пожимает плечами, не отрываясь от рисунка.
— Иногда. Но когда он молчит, это даже… не знаю, необычно. Ему не идёт быть тихим.
Когда няня достаёт из духовки запечённое мясо с картофелем, я собираю волосы в хвост и быстро мою руки. Не помню, когда в последний раз готовила и первое, и второе, и десерт — из-за жуткой загруженности. Хотя… десерт магазинный. Я сразу узнаю свои любимые заварные пирожные с фисташковым кремом по фирменной обёртке.
— Это Лев купил, — подсказывает Ами, пока я развязываю ленты, чтобы убедиться, что не ошиблась. — После того как я сказала, что ты запросто могла бы слопать целую коробку в одиночку.
Щёки вспыхивают, когда Надежда Станиславовна перехватывает мой взгляд. Мне не пришлось ничего объяснять — я просто поставила её перед фактом, что помимо меня и Влада придётся контактировать с Асланом Тахаевым, биологическим отцом Амелии. Кажется, женщину это не удивило. Но няня воспитывала и Лизу, и Влада, она близка со всеми Гончаровыми, а значит, априори не на моей стороне.
— Насчёт целой коробки это ты, конечно, погорячилась, — нервно усмехаюсь. — Но за презент спасибо.
— Сама ему передашь.
— Угу.
Ами закрывает альбом, вытирает стол и, забрав подставку для воды с кистями, направляется в ванную на первом этаже, оставляя нас с няней в неловком молчании.
— Я могу попросить вас не говорить об этом эпизоде Владу? — спрашиваю, садясь за стол и обхватывая ладонями тарелку горячего борща.
— Разумеется.
— Не то чтобы мне было что скрывать, но ему это не понравится. С недавних пор у нас произошли некоторые перемены. Мой муж… он ревнует. И меня, и дочь.
Надежда Станиславовна, прихрамывая, перемещается по кухне и садится напротив. Её внимательные голубые глаза изучают меня медленно и цепко, словно пробираясь в самую душу.
Я струсила и не призналась Владу, что едва не переспала с бывшим. В тот момент меня даже уговаривать не пришлось — я была готова, без сомнений и угрызений совести.
Ни долгие годы брака, ни всё хорошее, что у нас было, не остановили. Будто я одним махом перечеркнула влияние Гончаровых на свою жизнь.
Муж закатил мне скандал сразу после того, как забрал от Аслана. Впервые я видела, как сильно он злился и волновался, несмотря на мои попытки сгладить ситуацию и успокоить. Уязвлённый, сломленный. И я не знала, как сказать ему о том, что хочу уйти. Единственное, на что меня хватило, — пообещать, что ночёвок с Тахаевым больше не будет.
— Если я о чём-то не поставлена в известность, это не значит, что я не замечаю, Алина Михайловна, — говорит няня.
— И… что же вы замечаете?
Женщина сцепляет пальцы в замок, грустно улыбаясь.
— Что тебе нужна передышка. От работы. От личной жизни. От всего, — резко сбрасывает формальность и переходит на «ты». — Возьми хотя бы несколько дней, а лучше неделю или две. Уедь с Амелией куда-нибудь, где не будет звонков, встреч и объяснений. Подумай, чего ты хочешь.
— А если я уже знаю, но не могу сказать?