Мимолётный контакт наших взглядов — и Аслан раскрывает мои губы языком, заставляя захлебнуться эмоциями и подчиниться напору. Агрессивно впуская в меня свой вкус и слюну. Без лишних вопросов и компромиссов. Опять уступая, но на каких-то своих непоколебимых условиях.
Когда его язык находит мой, в животе взрывается проклятый фейерверк, разлетаясь яркими всполохами до самых кончиков пальцев. Зажигая меня изнутри и заставляя светиться от счастья — пусть даже ненадолго.
38
Я просыпаюсь от ощущения влажного, тёплого прикосновения к щеке. Несколько секунд пытаюсь сообразить, что происходит, прежде чем осознаю: кто-то меня облизывает. Резко открываю глаза — и встречаюсь взглядом с маленькой мохнатой мордой.
— Боже, Луна!
Я отталкиваю её, но собака принимает это за игру — виляет хвостом и снова тычется в меня, высунув розовый язык.
— Мы, конечно, с тобой помирились, но не настолько, чтобы целоваться!
Тело тяжёлое, непослушное, но в кровь впрыскивается адреналин, и я резко сажусь на кровати. Чужая комната. Чужой ремонт. Чужая постель. Сердце гулко колотится, а мозг лихорадочно прокручивает события вчерашней ночи.
Мне сложно охарактеризовать в двух словах, что это было, но… Это было слишком. Слишком хорошо. Слишком приятно. Слишком абсурдно. Слишком — чтобы не хотеть повторить при первом же удобном случае.
Но желания упираются в дурацкие препятствия и обязательства, и, скорее всего, этого никогда больше не случится.
Как я и думала, Ами проснулась среди ночи с громким, душераздирающим плачем — как раз в тот момент, когда я сползала со стола, натягивая бельё и штаны. Амелию не пришлось долго успокаивать, но из спальни я больше не вышла.
Сходила в душ, созвонилась с Владом. Он был вне себя от ярости. Требовал видеозвонка, рвался приехать. К счастью, я знаю, что лучшее средство, чтобы привести его в чувство, — это нападение. Даже если я виновата.
Упав на подушку, я смотрю в белый потолок.
В комнате нет часов, но, ориентировочно, сейчас около девяти. Судя по отсутствию Ами, она уже проснулась и занята сборкой конструктора со своим отцом. Если прислушаться, из приоткрытой двери доносятся её детский голос и смех. Главное преимущество среди множества минусов — мне не нужно срываться и срочно готовить завтрак, потому что ответственный Аслан наверняка уже с этим справился.
Я кутаюсь в одеяло и свожу вместе колени, когда кручу на языке имя Тахаева. По коже пробегают мурашки, стоит только вспомнить, что между нами был поцелуй. Самый настоящий. Глубокий и страстный. И как бы Аслан ни убеждал себя в том, что это не измена, — тот факт, что он не сунул в меня член, ни о чём хорошем для него не говорит.
Лезущая под руку Луна всё же заставляет меня выбраться из постели. На стуле висят штаны и майка. Бельё я постирала и высушила в ванной, поэтому украдкой перемещаюсь из комнаты в комнату, чтобы прополоскать рот, привести в порядок волосы и одеться.
В глазах блеск, губы пылают. Стоит прикоснуться к ним пальцами — буквально горят и пульсируют.
В таком настроении я захожу в гостиную, где царит идеальный порядок, и ничто не напоминает о недавних посиделках у камина. Я по-прежнему в состоянии полной растерянности, смятения и эйфории.
— Доброе утро, — хрипло здороваюсь.
Ами и Аслан сидят на ковре, разбираясь с деталями конструктора. Как по команде оба поворачиваются в мою сторону. Дочь улыбается, показывая фронт проделанной работы, а я даже похвалить не могу — в горле ком, потому что один наблюдательный взгляд особенно сильно будоражит сознание. От него сложно отмахнуться. Его невозможно игнорировать.
Я не знаю, что будет дальше. Как мы будем встречаться, договариваться и ладить. Но сегодня в воздухе трещит от дискомфорта.
Единственное, что поможет мне прийти в себя, — кофе. Только оно. Поэтому я треплю дочь по волосам и, зайдя за барную стойку, направляюсь к кофемашине.
— Давно проснулись? — буднично спрашиваю.
— Я гулял с собакой в семь, — отчитывается Аслан. — Когда вернулся, Ами как раз вышла из спальни.
— Вы завтракали?
— Да. В холодильнике есть еда. Вернее, остатки вчерашнего ужина — если ты хочешь.
— Я не хочу, спасибо.
Отвернувшись, нажимаю кнопку питания, и кофемашина тихо гудит, разогреваясь. Выбираю нужный режим, ставлю чашку под носик и наполняю контейнер молоком. Машина сначала выпускает порцию крепкого эспрессо, затем шипит, взбивая молочную пену, которая мягкой, воздушной шапкой оседает поверх кофе.
Сев на высокий стул, я грею руки о чашку и смотрю на тёмный, коротко стриженный затылок. На крепкие плечи. На руки с выступающими венами. На отросшую за ночь щетину. На профиль. На улыбку. На всё — пользуясь возможностью остаться незамеченной.
Столько, сколько Аслан улыбается Ами, — он не улыбается никому больше.