— Нет?
— Пф-ф… Нет, никогда, — резко вспыхиваю, переключившись на болезненную тему. — Влад хочет, конечно. Но ты даже не представляешь, каким потрясением для меня было забеременеть в восемнадцать. Я осталась одна, и каждый день был как сражение — с собой, с обстоятельствами, с новой реальностью, в которую меня швырнуло без предупреждения. Я боялась, что не справлюсь и не смогу дать Амелии всё, что она заслуживает. Эти воспоминания до сих пор иногда всплывают, и я точно знаю: больше я через этот ад не пройду.
Сделав ещё один быстрый глоток, я занимаюсь фруктами и протягиваю Аслану виноградину, аккуратно проталкивая её между его твёрдыми губами.
— А ты хочешь детей? — спрашиваю.
— Я хочу ещё, да.
— Я сделала полный апгрейд после родов, чтобы не было пути назад. Почти убрала шов от кесарева, довела фигуру до идеала и обзавелась новой грудью.
— Не знаю, насколько это удобно — ходить с инородными предметами, но в том, что это красиво, можешь даже не сомневаться.
— Спасибо. Мужчины всегда обращают внимание.
— Уверен, так и есть.
— А муж говорит, что по ощущениям её не отличить от настоящей.
Вместо того чтобы долить мне вина, Аслан забирает у меня бокал и ставит его рядом со своим. Его плечи рывком опускаются вверх и вниз, а руки действуют чётко и без промедления. Я планирую возмутиться, но вместо этого смелею и спрашиваю совершенно другое:
— Хочешь потрогать?
Тепло в карих глазах внезапно сменяется ледяным, пугающим холодом, а рваный выдох рождает у меня в животе странное ощущение — будто всё внутри вспыхивает и замирает одновременно.
Аслан Тахаев стал моей прихотью, глупостью и увлечением. Моим первым и верным другом, моей первой любовью, первым мужчиной и отцом моей единственной дочери. В этой характеристике слишком много всего, чтобы хотеть, чтобы он остался… последним.
Сердце дико колотится, когда Аслан подаётся вперёд и решительно отодвигает бокалы в сторону. Я пытаюсь вернуть свой, касаясь его запястья, покрытого жёсткими тёмными волосками. От одного невинного прикосновения по нервам пробегает ток.
У него горячая и упругая кожа. В нём столько сдерживаемой силы, что оставаться равнодушной просто невозможно. Напор, желание и влечение пленяют больше любого алкоголя.
— Блядь… Я немного запутался, — сипло произносит Аслан, мотнув головой. — Это вопрос от Леры или твоё предложение?
37
Люстра в гостиной гаснет, и единственными источниками света остаются мягкое мерцание телевизора и теплый, живой свет камина, отбрасывающий отблески на стены.
В воздухе сгущается почти осязаемое напряжение, в котором переплетаются неуверенность и ожидание одновременно.
Аслан смотрит в сторону выключателя, играя желваками на скулах. Затем переводит взгляд на меня, откидываясь затылком к спинке кресла. Его грудь высоко вздымается и заметно опускается.
Я точно знаю, каким заботливым и преданным он может быть. Если он кого-то выбирает, то делает это до конца — без колебаний и сомнений, оставаясь верным своему решению. Проблема в том, что эти привилегии теперь принадлежат не мне, а Сабине. И это не даёт мне покоя. Ни сегодня, ни завтра, ни в принципе.
Судя по сведенным к переносице бровям, я рискую наткнуться на отказ или грубость. Даже в свой первый раз я не волновалась так сильно, как сейчас, устраиваясь у него на коленях.
Короткая щетина, тёмно-каштановые волосы, внимательные карие глаза, выпуклый шрам и неровная текстура кожи после пожара справа… Этот мужчина знаком мне до каждой черты лица, но в то же время остаётся чужим и далёким.
Расправив плечи, я отбрасываю волосы за спину. Под бедрами очень твёрдо, но это ничего не значит. Абсолютно ничего из того, что бы я хотела знать наверняка.
Приходится цепляться за малейшие проблески надежды — в словах, движениях, тоне. Потому что свои эмоции Аслан всегда умел мастерски скрывать.
— Как тебе? — наконец спрашиваю.
Грохочущий пульс заглушает звук работающего телевизора, прерывистый свист ветра за окном и тихое, тягучее молчание, окутывающее комнату.
По плечам сползают бретельки майки, и кожа покрывается мурашками прежде, чем я делаю глубокий вдох. Прежде чем сильные руки, скользнув с подлокотников, ложатся на мои рёбра, поднимаются выше и болезненно-приятно сжимают грудь, вырывая из горла приглушенный стон.
Я загораюсь, как спичка — резко и неудержимо. С полным ощущением того, что вспыхнувший огонь прожигает меня изнутри. Уничтожая страхи и сомнения. Наполняя решимостью и желанием быть ближе и чувствовать больше. Чувствовать всё, что было шесть лет назад, — и ни капли не меньше, потому что меньше — кажется для меня катастрофой.