— Может, оставишь?
Я не отвечаю категоричным отказом, но хмурюсь и задумываюсь. Под ногами валяются интерактивные карточки — с яркими цифрами и рисунками, шахматы, цветные карандаши и носок с принтом динозавра.
Излишним педантизмом Ами явно пошла не в меня. Каждый раз приходится заставлять её наводить порядок под строгим надзором. Аслан, похоже, не считает это нужным и совершенно не переживает из-за хаоса, который она оставляет после себя.
— Мы собирались открыть конструктор и построить замок, — сообщает Тахаев, поднимая с пола закрытую коробку. — Я обещал Ами.
— В следующий раз, — бросаю я.
— Обещал сегодня.
— Сегодня — закончится через два часа, а Амелия вряд ли проснётся до полуночи. Так что сама виновата.
Аслан рвано выдыхает, складывая руки на груди и покачиваясь с пятки на носок. Я знаю, что в такие моменты в нём слишком много эмоций, с которыми он не справляется, и слишком много слов, которые ему сложно озвучить. Я, чёрт возьми, до сих пор знаю его жесты наизусть.
— Останься и ты, — предлагает он после короткой паузы. — Первая ночёвка будет под твоим контролем. Ляжешь вместе с Амелией, а утром, после завтрака и сборки конструктора, я отвезу вас домой.
— Уверен, что у тебя из-за этого не возникнет проблем?
Мои щёки начинают гореть, и я отворачиваюсь. Между лопаток давит его настойчивый, сверлящий взгляд. Меньше всего я думаю о последствиях, потому что они уже давно перестали пугать.
— Нет. А у тебя?
36
Этим вечером решения принимаются быстро и спонтанно — что совсем на меня не похоже, ведь с тех пор, как я стала матерью, я привыкла всё планировать и тщательно взвешивать.
Пока Аслан едет в ближайший супермаркет, я доедаю фастфуд, полный трансжиров и холестерина, напрочь забывая о правильном питании, которого обычно придерживаюсь. Но это самый вкусный ужин минимум за последнюю неделю, потому что в нарушении правил есть ни с чем несравнимое удовольствие.
Мы держимся на расстоянии, разбирая покупки с алкоголем, сыром, виноградом и бельгийским шоколадом. Я занимаюсь посудой и нарезкой, а Аслан обустраивает место у телевизора и камина.
Дело не в романтике и не в дружеских посиделках. Мне вообще сложно определить наш статус. Больше, чем бывшие. Меньше, чем любящие родители. Я просто хочу утонуть в мягкости кресла и разгрузить мысли вином.
Не знаю, предупредил ли Аслан Сабину, что не приедет ночевать, но после первого бокала, который я залпом выпиваю за готовкой, мне становится на это плевать. Не только на это, но и на всё остальное: ошибки, прорывающуюся стервозность, эгоизм и полное отсутствие женской солидарности.
Эта дружба с самого начала была обречена. Не потому, что я не умею дружить, а потому что в наших отношениях слишком много пунктов, с которыми невозможно смириться.
— Ты что-то подсыпал собаке? — указываю на мирно лежащую на ковре Луну, которая перегородила проход из кухни.
— Нет, почему?
— Она стала вести себя тише. Смирилась с тем, что сегодня вместо хозяйки другая? Или ещё будет меня тиранить?
Аслан достаёт охлаждённую бутылку из холодильника и направляется к столу с закусками. У нас два бокала. Пить планирую не только я. Но почему-то к Аслану у меня нет тех претензий, что были к Владу.
Видимо, потому что пока он проявляет себя более собранным родителем. Это мой муж засыпал рядом с маленьким ребёнком, не слыша ни плача, ни истерик из-за лишней дозы алкоголя. Это он чуть не пропустил момент, когда Ами в новорожденном возрасте срыгнула и едва не захлебнулась, пока я просила его присмотреть за ней.
И почему-то я верю, что Аслан никогда бы так опрометчиво не поступил. В нём с самого детства была ответственность. Иногда кажется, что она заложена в его базовых настройках, а не выработалась со временем.
— Она не тиранит, — поясняет Аслан, устраиваясь в кресле и широко поставив ноги. — Луна хочет от тебя больше ласки.
— Хм-м. Ласки? Я думала, она хочет меня выгнать.
— Ласки, да.
Прежде чем начать вечер, я присаживаюсь рядом с собакой и, как это делал хозяин, чешу её за ушком.
Ретривер непонимающе смотрит, слегка приподняв голову с пола. Нюхает руку, тычется носом в ладонь. Когда шершавый язык касается моей кожи, я признаю — кажется, мы помирились.