— Слушай маму, — просит свёкор, вмешиваясь в наш разговор. — Кушай хорошо, не то унесёт ветром, как только выйдешь на улицу.
— На улице нет ветра, — парирует дочь.
— На ночь обещали, что начнётся. Причём сильный.
Метод запугивания мне не слишком импонирует, но я сцепляю зубы и молчу. Взять Амелию в ресторан было не лучшей идеей. Здесь шумно, а разговоры крутятся вокруг политики и бизнеса.
Первую половину вечера Ами и вовсе просидела с планшетом. Теперь Николаю Ивановичу наскучило обсуждать взрослые темы, и он переключился на внучку.
— Или ты фигуру для балета бережёшь?
Амелия макает пельмень в сметану, погружая его полностью, так что мелкие капли попадают на стол. Я тут же хватаю салфетку, чтобы исправить неловкую ситуацию.
— Я не хожу на балет.
— Правда? — удивляется свёкор. — Как давно?
— С прошлой недели.
— Почему?
— Лев водит меня на шахматы. Там интереснее. У нас есть фигуры: слоны, ферзь, ладьи. И они сражаются, как настоящие рыцари.
Гончаров-старший выдавливает из себя улыбку, с грохотом ставя на стол бокал вина. Недавно Влад сообщил ему новость, что наша семейная жизнь с некоторых пор… изменилась. Я чувствовала, что должна извиниться лично, но, честно говоря, настолько устала перед всеми оправдываться, что предпочла прибегнуть к тактике страуса.
— Значит, тебе там нравится? — допытывается Николай Иванович.
— Да, — кивает дочь, потянувшись за салфеткой. — Лев говорит, что я уже лучше многих играю.
— Шахматы — это полезнее, чем планшет. Мне кажется, ты слишком много времени проводишь за ним. Знаешь, что зрение от этого портится?
Амелия пожимает плечами.
— У меня всё нормально.
— Пока да. Но если слишком долго смотреть в экран, зрение может не просто испортиться, а так ухудшиться, что ты будешь видеть всё размыто, как будто смотришь через грязное стекло. А потом, чтобы прочитать буквы в книжке или разглядеть, кто на улице идёт, тебе придётся надевать очки. Знаешь, какие? Большие и толстенные, как дно у бутылки.
— Хватит, — негромко, но настойчиво прошу, хлопнув ладонями по деревянной столешнице.
Телефон на диване начинает вибрировать, и я отвлекаюсь, чувствуя, как Влад сжимает мою руку в знак поддержки. Свёкра не нужно просить дважды, поэтому вскоре я чувствую вину за свою нервозность и несдержанность.
С ним даже Лиза почти не спорит. А я-то куда лезу?
Взглянув на экран и убедившись, что это Аслан, я сразу снимаю трубку и прижимаю телефон к уху. Из-за гула и музыки в зале мне сложно расслышать, что он говорит, поэтому я тороплю Ами, прошу прощения у остальных и встаю с места.
Звонкий цокот каблуков тонет во взрыве смеха за соседним столом.
Забрав из гардеробной пальто, я набрасываю его на плечи и толкаю тяжелую дверь, ведущую на улицу.
Как и говорила дочь — ветра нет. Ни сильного, ни слабого. Погода на удивление гладкая, тихая и умиротворяющая. Удивительно, как взрослые в суете дней не замечают таких мелочей, которые сразу подмечают дети.
Я повторно набираю номер, глядя на освещенную улицу вдоль набережной, где, несмотря на осеннюю прохладу, гуляет много людей. Мой взгляд замирает, когда среди многих я выделяю того, кому пытаюсь дозвониться.
Аслан сворачивает с каштановой аллеи, похлопывая себя ладонями по карманам куртки. Решительная походка, быстрый темп. Я сбрасываю вызов, позволяя себе спрятаться под навесом и открыто на него смотреть. На фигуру, движения. На напряжённые, слегка сгорбленные плечи. На выражение лица с тенью задумчивости.
До того, как наши глаза встречаются, я успеваю заметить, что густые волнистые волосы стали коротко острижены. Но эта стрижка Аслану тоже идёт, особенно на фоне небрежной щетины, подчёркивающей резкие линии его скул.
— Привет, — говорю, делая несколько шагов навстречу. — Извини, я не поняла, что ты говорил.