— Будет плохо, если я поделюсь курицей? — спрашиваю, чувствуя жалость к Луне.
— Человеческая еда может навредить её желудку, да и привычку выпрашивать потом не искоренишь.
— Даже один кусочек?
— Лучше не стоит, — пресекает Аслан.
Я собираю волосы в хвост и убираю посуду в мойку, давая отцу и дочери возможность побыть вдвоём. Сегодняшний день окончательно убеждает меня в том, что Аслану можно доверять. Не обязательно сразу оставлять их на весь день, но на час, два или три — вполне.
Посматривая из соседней комнаты в гостиную, я замечаю, как Ами учится настольным играм, подключая смекалку. Этот дом теперь завален всяким хламом, который она не торопится забирать домой, потому что хочет играть им исключительно здесь. К слову, Аслану не пришлось объяснять, что куклы дочери не нужны. Он и сам это как-то понял.
Я заканчиваю уборку и присоединяюсь к просмотру фильма, где на экране появляется тот самый Лев Аслан. Мы случайно наткнулись на него по какому-то телеканалу месяц или два назад, идея показалась Ами невероятно захватывающей. Помню, она перерыла все шкафы в доме, надеясь найти дверь в Нарнию.
Проверяя телефон, я машинально провожу пальцами по волнистым волосам дочери. Она лежит у меня на коленях, сонно зевая. Не успеваю я заметить, как Ами засыпает. Крепко, быстро. Свернувшись клубочком.
Я стараюсь не двигаться, чтобы её не разбудить, хотя Влад должен приехать за нами с минуты на минуту.
Аслан собирает игрушки с ковра, мелькая перед глазами, и пододвигает кресло ближе, заслоняя собой экран телевизора.
Устроившись напротив, он кладёт локти на широко разведённые колени. Его взгляд скользит от меня к Ами и задерживается на ней чуть дольше. Во сне наша дочь кажется особенно трогательной и милой. Я и сама могу сидеть, глядя на неё, с чувством вины за то, что когда-то материнство казалось мне бременем.
— Она устала после балета, — шёпотом объясняю. — Обычно занятия длятся час-полтора, но перед открытым уроком — дольше.
— Почему балет? Чья это была идея?
— Я увидела объявление в интернете и предложила Амелии попробовать.
Откинувшись на спинку, Аслан меняет позу, опуская руки на подлокотники. Я завидую тому, как хорошо он себя контролирует, не переходя грань, но явно балансируя. Только это его спокойствие кажется напускным, словно за ним скрывается буря, готовая в любой момент вырваться наружу.
Луна укладывается спать у меня под ногами. При приглушённом свете в гостиной я гоню от себя мысли о том, что в какой-то параллельной вселенной мне бы сейчас не пришлось никуда уезжать, потому что этот дом был бы нашим.
— Ами по секрету сказала мне, что ей не по душе балет, — на выдохе признаётся Аслан. — Но при этом она была не против, чтобы я с тобой об этом поговорил.
— В смысле?
Мои брови резко взлетают вверх. Я ощущаю досаду: между нами начали появляться тайны, и, похоже, со временем их станет ещё больше.
— Амелия ходит туда, чтобы не расстраивать тебя. Но ей не нравится ни строгий преподаватель, ни другие ученицы, ни дурацкие прически.
— Вот как, — поджимаю губы.
— Я хотел предложить попробовать что-то новое. Если ты не против.
— Например?
— Научные кружки или шахматы.
Я фыркаю, качая головой.
— Шутишь?
— Нет, почему? В научных кружках дети проводят опыты, изучают природу и физику через эксперименты. А шахматы не только тренируют логику, но и развивают стратегическое мышление и умение прогнозировать.
Аслан рассказывает об этом на полном серьёзе. Не просто рассказывает, а настаивает, потому что его тон звучит уверенно и даже напористо!
— Ясно. Ты уже пробил информацию и что-то решил, — сухо подытоживаю. — Знаешь, я хотела пригласить тебя на открытый урок по балету, но теперь уже не стану.
— Блядь, — быстрым движением трёт лицо. — Пригласи.