Это что-то из прошлой жизни. Наши шутки, глупости, рассуждения и провокации. В настоящей — мне не смешно.
— Начиналось всё довольно неплохо, но в процессе меня накрыло ощущение неотвратимости, — уточняю сиплым голосом. — Всё, что он делал — как трогал, целовал, пах, — казалось противным и непривычным. Он пах не тобой. Он не был тобой. Это почему-то вызывало непринятие. Когда всё закончилось, я закрылась в ванной и долго плакала. Извини, что не призналась сразу. Мне показалось, что раз ты не включил верность в список обязательных требований, это было совсем неважно.
— Я просил тебя не делать глупостей. Не ради себя — просто не хотел, чтобы ты набивала шишки.
— Я набивала, — неловко пожимаю плечами. — Мало того, что сам секс мне категорически не понравился, так позже выяснилось, что с предохранением были эксцессы.
— Ясно.
Аслан кивает, стискивая челюсти. Я смотрю на его брови, длинные изогнутые ресницы, появившуюся морщинку на лбу и борюсь с желанием коснуться чего угодно — руки, лица, губ или густой колючей щетины. Вспомнить, каково это. Хоть на минуту.
— Эту информацию я вытрясла из него уже после того, как сходила на УЗИ, — добавляю тише. — Ты, в отличие от него, был гораздо ответственнее в этом плане.
— Надеюсь, секс с мужем у тебя намного приятнее, — участливо говорит Аслан.
— С ним всё иначе, не волнуйся. У меня крепкая, стабильная семья. Мы не сразу притёрлись, потому что этот брак был договорным, но позже полюбили друг друга. Я искала стабильности для себя и Ами, а Влад отбывал наказание дядей Колей, чтобы не попасть за решётку. Гончаров-старший сильно с нами намучился, но это было не зря.
— Я рад.
— Я за тебя тоже, — озвучиваю полуправду, потому что за грудной клеткой горит огнём дикая, необузданная ревность. — Сабина красивая девушка. Вы прекрасно смотритесь вместе — я наблюдала за вами вчера на празднике.
— Я не сразу тебя отпустил, но когда получилось, жизнь начала налаживаться. Сабина определённо её скрасила.
Мы смотрим друг на друга, замолкая. Аслан, одним невинным, но нетерпеливым жестом, проводит ладонями по моим бёдрам, слегка надавливая пальцами, и поднимается во весь свой двухметровый рост, пряча руки в карманы.
Я ёжусь — зубы отстукивают, мне холодно. Холодно от того, что в память пролезли моменты, которые за шесть лет я изо всех сил старалась вытравить и заполнить другими. Но сейчас они почему-то кажутся недостаточно яркими на этом фоне.
— Я верю, что всё обойдётся, Аслан, — признаюсь, устало откидывая затылок на спинку кресла.
— Может, и обойдётся. Но тест нужно сдать завтра, Алин. Я уверен, ты замечательная мама и найдёшь слова для Ами, чтобы не делать акцент на процедуре. Владу тоже необязательно пока рассказывать. Какое-то время нам удастся соблюсти конфиденциальность.
Сердце грохочет в ушах. Впереди новые взрослые решения, для которых нужно найти смелость, чтобы принять их.
— Что будет потом?
— Экспресс-тест делают сутки. Я дам тебе знать, если результаты будут выше девяносто девяти процентов.
Если нет…
Я пока не думаю, что, если нет. Ами — моя девочка, вне зависимости от того, кто её отец. Если теория провалится и Аслан исчезнет с горизонта, это никак нас не коснётся. Более того, возможно, даже принесет долгожданное облегчение после исповеди.
20
Накануне сдачи анализа я пишу Аслану с идеей — посодействовать в том, чтобы помимо мазка персонал осмотрел Ами зубки. Так будет проще объяснить дочери цель визита в клинику.
Мою просьбу выполняют сразу, как только мы попадаем в просторный светлый кабинет. Амелию совсем не смущает отсутствие базового стоматологического кресла, потому что медсестра искусно играет свою роль и делает всё так быстро и незаметно, что я сама не успеваю опомниться.
После этого начинается отсчёт. Томительные двадцать четыре часа, которые, возможно, разделят жизнь на «до» и «после».
Я жалею, что не отменяю клиенток на этот день. Жалею, что не прошу няню о помощи. Жалею, что не обращаюсь к Владу за пониманием и поддержкой, пусть даже в форме молчания.
Я слишком бурно реагирую на любую претензию, на непослушание Ами, на задержку поставщика, брак аксессуаров и даже на случайно пролитый кофе в студии. Кажется, нервы на пределе, а любые мелочи превращаются в повод для жуткого раздражения.
За сутки я скидываю два килограмма, потому что ничего не могу проглотить из-за постоянного чувства тревоги и сжавшегося в комок желудка. Оторваться от телефона невозможно, как и перестать проверять, когда в последний раз Аслан был в сети и не пишет ли он личное сообщение прямо сейчас. В эту секунду.
Я паранойю.
Я не смыкаю глаз ночью.