Какая разница?
Боже, шесть лет прошло. Какая уже, нахрен, разница?
Пусть Сабина рожает ему дочерей — она этого хочет. Действительно хочет. Она никогда не поступит с Асланом так, как поступила я. Она не станет скрывать его или стесняться, а будет ценить и уважать. Она не позволит себе играть чувствами хорошего парня. Сабина Умарова никогда не спутает привычку или удобство с настоящей любовью.
— Не знаю, — едва слышно шепчу.
— Ты хочешь выйти отсюда или нет?
— Хочу.
— Я задал вопрос, Алина. Чья. Амелия. Дочь. Она копия ты, я давно видел в соцсетях, но у неё не твой характер. И не Влада. И дата рождения — сентябрь. Если отсчитать девять месяцев, то…
— То что? — несдержанно кривлюсь. — Ами могла родиться преждевременно. Ты мог быть не единственным в тот период. А об остальном — даже смешно, Аслан. Черты характера, предпочтения и интересы могут быть результатом как генетики, так и воспитания или окружающей среды. Это может быть просто совпадением. Просто. Дурацким. Совпадением!
Я вижу, как в чёрных радужках, слившихся со зрачком, мелькают самые разные эмоции — от нетерпения до надежды, от понимания до презрения.
Дерзкая стерва во мне снова прорывается наружу. Не только Влад получает словесных пощёчин, но и Аслан, потому что я буду до последнего защищать себя и свою дочь. Как могу и умею.
— Теоретически… Алина, теоретически Ами может быть моей? — задаёт очередной вопрос Тахаев.
Зажившие шрамы начинают ныть, будто их вскрыли заново, когда в тоне проскальзывает что-то между горечью и отчаянием.
Мне сложно. Мне кажется, что я вот-вот окончательно сломаюсь после этого долгого, бесконечного дня.
— Пожалуйста, давай не здесь.
Беготня детей в коридоре и по лестнице заставляет напрягаться каждый чёртов раз. Мои ладони потеют, виски мокнут. Губы, наоборот, становятся адски сухими. Я быстро облизываю их и отвожу взгляд, не в силах выстоять под жестким давлением.
— Алина…
— Обсудим в другой раз, — почти умоляю.
— Одно, блядь, слово. Просто скажи. Да или нет?
Тишина комнаты оглушает и тяжёлым грузом давит на плечи. Аслан разжимает мои запястья, слегка качает головой и глубоко вдыхает густой, насыщенный воздух. Я не знаю, какого ответа он ждёт, но набираюсь решимости и сразу признаюсь. Я никогда не хотела, чтобы Аслану было плохо. Я… думала, что поступаю правильно.
— Теоретически — да.
Буквально в нескольких сантиметрах от моей головы кулак с глухим стуком врезается в декоративную венецианскую штукатурку, сопровождаясь яростным «Сука». Я вздрагиваю и мгновенно прижимаю руку к губам, подавляя крик.
Перед глазами плывёт от дикого страха, потому что в этот момент я вижу Аслана таким, каким никогда раньше не видела: взбешённым, на грани, готовым окончательно потерять контроль, который держится на волоске.
— Отец не Влад. Мы с ним поженились уже после того, как я узнала о беременности. Тогда было слишком поздно для аборта, — растерянно лепечу, хотя меня уже никто не спрашивает. — Я собиралась избавиться от Ами, потому что не была уверена, что ребёнок от тебя, а не от случайной связи.
— Продолжай.
Обонятельные рецепторы улавливают металлический запах крови. Меня начинает мутить, но я заставляю себя удержаться.
— Я не хотела тебя ждать. Хотела вытравить и забыть, потому что ты был в моей голове постоянно, а я не верила в любовь на расстоянии.
— Я не верил в то, что у нас что-то получится, — откровенно признается Аслан. — Хотел. Но не верил.
— Ну вот…
Это цепляет, хотя я прекрасно понимаю, о чём идёт речь. У нас не получилось. Мы не справились. Я не справилась.
— Ты пропадал со своей командой. Тебе больше не было интересно со мной. У нас были разные часовые пояса. Мне не хватало тебя, твоего внимания, твоих чувств. Я хотела, чтобы всё было как раньше, или никак. Но тебе было не до меня. Ты сам подталкивал меня найти кого-то, если я в чём-то сомневаюсь.