Читать книгу «КОМ-7 (Казачий Особый Механизированный, часть 7)» онлайн.
— Там еще вот это было, — выложила она на сиденье малюсенький бархатный мешочек.
Я по-быстрому посмотрел. Ага. Как у нас говорят — каменья самоцветные. Только не простенькие, вроде бирюзы, а из тех, что подороже, чистой слезы. Несколько красненьких, пара голубых и даже зелёный проблёскивает. Последняя заначка? Возможно…
— Ну что, сестрички. Сегодня мы накупим вам столько вкусностей — съесть не сможете! Заслужили!
— Правда-правда? — Вот не ожидал, что более спокойная Сэнго примется прыгать по кабине и хлопать в ладоши. — Правда-правда, дядя герцог?
— Правда-правда!
А Хотару выпрямилась, ткнула в меня пальчиком и строго сказала:
— Дядя герцог Илья Алексеевич! Только ты знай, мы много можем съесть! Очень много. Много-много! Вот! Так и знай! И съедим всё одни, и ни с кем не поделимся!
— А чай облепиховый? — коварно улыбнулся Антон.
— А чего чай? А чего облепиховый? — повернулась к нему Хотару.
— Вы же помните, какой папа его светлости чай дивный заваривает?
— Да-да, помню! Очень вкусно! Мы его тоже будем! — притопнула ножкой Хотару.
— Тогда делиться придётся, — добил её Швец. — А то Алексей Аркадьевич тебе чай, а ты ему?
— Ой-ой… А… А тогда надо побольше купить! Чтоб поделиться было не жалко! — мгновенно нашла выход лисичка.
— Значит купим побольше, — закончил обсуждение я.
Закрыли мы ангар и на двух машинах — «Победе» с грузовиком — поехали к Сытину в кондитерскую. Чувствую, сегодня мы зятю выручку сделаем.
Действительность превзошла все ожидания. Лисы скупили весь магазин. Сладости еле-еле вошли в кузов грузовика. Да ещё в багажник «Победы» отправилось несколько коробок. Впрочем, я не жмотился. Потому как любой из тех камушков, что абсолютно равнодушно отдала мне Сэнго, с лихвой покрывал ущерб. Да, пожалуй, ещё и осталось бы. И это не беря в учёт стоимость перстня! Поэтому мы с усмешками да прибаутками таскали вкусно пахнущие коробки в машины и не жаловались.
Зато домой пришлось ехать аккуратно, чтобы вкуснятину не измять да не растрясти. А уж когда мы въехали во двор усадьбы… Это надо было видеть! Лисы с помощниками перетаскали все коробки в свою комнату, напрочь её заставив. С трудом закрыв дверь, Сэнго побежала искать папаню. А Хотару с видом неприступного стража принялась вести охрану сладких богатств.
— Да чего тебе? Чего, егоза? — удивлялся батя.
Лиса тащила папаню к дому.
— Чаю! Чаю! Чаю надо! С облепихой и малиной! И с клубникой! И с… — Тут лисичка запнулась. — С чем ещё можно? А мы вам вкусных булок дадим? А, папа дяди герцога? Дадим-дадим! Только чаю надо! Мы столько без него не съедим!
— Чего не съедим-то?
— Вкусного-вкусного! Сладкого-сладкого!
— Понятно. Вкусного-сладкого, чего ж не понятно-то? — Батя нашёл меня взглядом. — Заслужили? — Я кивнул. — Тогда пойдём! Самый большой самовар ставить будем!
— Да-да! Самый-самый! — прыгала вокруг отца Сэнго.
До сих пор непонятно. Как в пятидесятилетней лисе уживается такая мощь с мозгами и нравом подростка?
Кончилось тем, что честно поделившиеся с домочадцами сладким лисёнки сожрали почти всё, что купили. Не увидел бы — никогда не поверил бы! Сожрали, чаем заполировали и валялись раздутыми рыжими колобками на солнышке на крыше веранды…
Тем временем история со спущенным с лестницы подрядчиком получила своё продолжение. Его родители (надо полагать, наученные кем-то, а, быть может, от собственного большого ума), нажав на все возможные рычаги знакомств и подключив максимально высоких покровителей, подали жалобу самому государю императору, изложив действия Ивана Кирилловича в самом дурном свете. По писанному в жалобе (а я её тоже читал, а как же — это когда меня на первую и единственную беседу в качестве свидетеля произошедшего пригласили) всё было представлено как начальственное самодурство, необоснованная агрессия и жестокость, которая (внимание!) могла быть вызвана некомпенсированным посттравматическим синдромом. К жалобе прилагались описания полученных вследствие приступа начальственного гнева травм на нескольких листах и даже со снимками.
Не знаю уж, что сказали Кирилл Фёдорович и Андреем Фёдоровичем, а в наше училище явилась особая комиссия имперской канцелярии. Точнее, её единоличный представитель — секретарь по особым поручениям, Евгений Ильич Серёдкин, как следовало из его документов.
Вообще дядька выглядел калачом тёртым, времени был терять не намерен. Приехал, объявился у секретаря, испросил себе свободный кабинет и первым делом вызвал меня, попросив Хагена Генриховича (о, это была очередная стадия Хагеновского обрусения — присоединения к имени отчества!), Людочку и Ивана Кирилловича мест службы до беседы с ним не покидать.
— Вы не стесняйтесь, Илья Алексеевич, — сказал он, раскладывая на столе бумаги и поглядывая на меня короткими взглядами.