Это тебе, брат, не железо добывать!
Интересно, в Трансваале на алмазных шахтах тоже такие меры безопасности? К самим шахтам-то ни разу не довелось подойти, всё больше по округе носились.
Да, по-любому, такие же!
Некоторое время ничего не происходило. Потом дверца мягко открылась, и давешний бас прогудел:
— Проходите, господа. Вас ожидают. Следуйте за провожатым.
Внутри оказалось неожиданно светло. Вообще преддверие шахт больше походило на коридор госпиталя средней руки — белая плиточка, лампы под потолком… Провожатым оказался субтильный паренёк. Чего-то я его в роли шахтёра слабо себе представляю. А вот охрана — прям загляденье. Таких парочку на входе в шахту посадить — и не пройдёт никто. Что поставь, что положь! Уставные винтовки в руках смотрятся несерьёзными игрушками. А глазами-то ишь как зыркают!
Тоже медведи.
Понял.
Но мы сильно больше. Вот и нервничают.
Ага.
Мы прошли за провожатым несколько коридоров, пару раз сворачивая на перекрёстках, пока не упёрлись в дверь. Что характерно — совершенно обычная дверь, такая деревянная, с небольшой ручкой.
— Пётр, а где все? Пока шли — вообще никого, это шахта или чего?
— Это не шахта, господа хорошие, — вместо Петра ответил сопровождающий. — Это заводоуправление. Тут только администрация сидит. И в рабочее время они по коридорам не ходют.
— Ясненько.
Витгенштейн постучал и толкнул дверь.
Мы зашли в кабинет. У Афанасия в «КТК» вточь такой же. Деревянные панели стен, несколько шкафов, диван, здоровенный стол. А вот сидящего за этим столом хотелось бы назвать заморышем, если бы не взгляд стальных глаз. Уж такой взгляд я видал только, пожалуй, у Харитонова, когда тот чем недоволен бывал. Серьёзный дядечка, даром что щупловат.
— Старший помощник управляющего, Яков Борисов. Чему обязан, господа?
— Я — князь Витгенштейн, — представился Пётр. — А мой спутник — его светлость герцог Топплерский. Как вам, должно быть, доложили, мы являемся представителями комиссии…
Помощник управляющего драматически вздохнул:
— Я прекрасно понимаю причины недовольства господ из Министерства природных недр. Но мы с самого начала предупреждали, и в этом у меня есть копия докладной записки, что выйдем на предполагаемый объём добычи не раньше чем через два месяца. Кроме того, пользуясь моментом, хочу ещё раз подчеркнуть: охрана объекта категорически недостаточна. Это уже вопрос к Военному ведомству. И об этом я писал неоднократно. Проще говоря, вы требуете невозможного…
— Стоп! — поднял руку Витгенштейн. — Я ещё ничего не требовал! По-моему, вы меня с кем-то спутали.
— Подождите, но вы же сами сказали, что вы — проверка? Вот формуляры…
Петя бегло глянул предложенные бумаги:
— М-гм! Я вижу уведомление о скором прибытии объединённой комиссии, так-так… Как раз горнорудники с армейскими прибудут… Как только не подерутся? Учитывая, что армейским придётся проверять иррегуляров…
— Позвольте… — начал Борисов.
— Согласно вот этим бумагам, — Витгенштейн раскрыл портфель и выложил на стол папочку (точную копию той, что осталась на столе у атамана), — официально мы являемся представителями активной общественности в лице Иркутского общественного собрания. Это версия, так скажем, для всеобщего пользования.
О как интересно!
Дядечка за столом тоже сверкнул глазами.
— А настоящее основание нашего здесь пребывания, — Петя достал вторую папку, совершенно непримечательного вида, — Императорская канцелярия требует проверки. Не все довольны результатами производимых здесь действий. Вот уведомление, которое должны видеть только вы и ваш непосредственный начальник.
А потом мне стало скучно. Я сидел на диване и краем уха слушал, о чём, перебивая сам себя, взахлёб толкует Борисов. Какие-то нормы выработки, утечки, проблемы персонала, состояние сводов… Витгенштейн ещё и вопросы наводящие задавал, будто в добыче рубинов что-то соображает. Потом была вытащена целая куча папок, разложены какие-то документы, и оба этих ненормальных принялись тыкать пальцами в бумаги.