Однажды Альмира проснулась и поняла: какая же все-таки Сергей сволочь! Она сердилась на него безмерно. Обида, ненависть, злость — все это переполняло ее и грозилось выплеснуться наружу, чтобы накрыть испепеляющей лавиной предмет неприязни.
Видеть Сергея она не могла. Всякий раз, когда они случайно встречались в широком вестибюле «Никса» или в общем коридоре, Альмиру трясло. Сергей смотрел на недавнюю возлюбленную, словно той и вовсе не было, демонстративно отворачивался и спешил исчезнуть.
Альмире казалось, что все вокруг обсуждают их неудачный роман и смеются над ней. От этого становилось еще противней, и ненависть к Сергею возрастала, минуя всякие пределы. Она очень хотела сделать недавнему пылкому поклоннику что-нибудь такое, от чего тому небо показалось бы с овчинку. Но, к ее огромному разочарованию, ничем навредить Сергею она не могла, разве что устроить мелкую пакость, но мелкая Альмиру в качестве возмездия никак не устраивала. Осознание собственного бессилия угнетало, и черная злоба бурлила все сильнее, возбуждая мыслительный процесс. Результатом напряженного обдумывания стал план мести — жестокий и коварный.
Когда была произведена эксгумация тела Смолина и проведена экспертиза, выяснилось, что причиной смерти послужил вовсе не сердечный приступ, а проникший в организм яд. Алик умер мгновенно, испив минеральной воды, которую ему поднесла Снегирева. Эти выводы оперативников озадачили: вместо того чтобы внести ясность, дело обрастало еще большей паутиной загадок.
— Бутылка, из которой отхлебнул Смолин, предназначалась Казакову — он один из всех присутствующих предпочитал минералку без газа. Остальные либо пили газированную воду, либо им было все равно, — сообщил Юрасов, которому «посчастливилось» копаться в интригах «Звездной пыли». — Я вижу следующие варианты. Первый. Кто-то намеревался свести счеты с Казаковым. Он человек при должности, и недоброжелатели ему «положены по штату». Зная его вкусы, шефу радиостанции подсунули отравленный напиток. Внезапный сердечный приступ Смолина, во время которого его напоили из бутылки Казакова, спас того от смерти. Второй. Убить хотели того, кого убили, — Олега Смолина. За время своего недолгого руководства он проявил себя порядочной сволочью и наломал кучу дров, в результате чего многим сотрудникам пришлось покинуть «Звездную пыль». У Снегиревой со Смолиным был серьезный конфликт, и, вполне возможно, она расправилась со своим врагом. Майя могла носить с собой яд в ожидании подходящего момента, и он настал, когда бывшему программному директору сделалось дурно. В суматохе она подсыпала в минералку отравы и протянула ее Смолину.
— Первая версия мне нравится больше, — отозвался Атаманов. — В ней мотив налицо — Смолин мог ненавидеть Казакова за то, что он его подсидел на руководящем посту. Смена должности с высокой на низкую для некоторых личностей бывает очень болезненной, и они винят в случившемся кого угодно, только не себя. Как раз случай Смолина. А Майя? У нее, конечно, имелись причины для неприязни к своему бывшему начальнику, но, думаю, мстить она бы не стала. Он и так получил сполна — был переведен в менеджеры и в одночасье стал на радиостанции никем.
— Я тоже сомневаюсь, что Смолина убила Снегирева. Майя вообще не стала бы кого-либо травить, она нашла бы другой способ поставить на место врага. Снегирева была сильной личностью, какие не опускаются до низких поступков.
— Получается, что кому-то помешал Казаков. — подытожил Андрей.
— Тогда почему он до сих пор жив? — невинно поинтересовался Миша Костров.
— Сплюнь, накаркаешь еще! Скорее всего злоумышленник затаился и решил повременить с воплощением своего черного замысла.
— А что говорит сам Казаков?
— Он-то? Молчит как ни в чем не бывало. Нет у него врагов и никогда не было, он вообще считает себя безгрешным.
— Нужно приглядеться к этому святоше, — предложил Атаманов. — Такие как раз чаше всего оказываются при делах.
— Угу, только времени на этого деятеля уйдет вагон, — пожаловался Антон, которому уже надоело копаться в дрязгах «Звездной пыли».
— Сочувствую, но ничем помочь не могу.
Юрасову повезло: трясти Казакова с целью отыскать связь с убийством Майи ему не пришлось по причине того, что наметились сдвиги в более перспективной версии.
— Это в корне меняет дело, — широко улыбнулся Мостовой, кладя трубку телефона. Начало дня ему определенно нравилось. Валентину доложили, что вещество, обнаруженное в ящике рабочего стола Снегирева, оказалось тем же самым ядом, которым была отравлена Майя.
— Пусть он теперь нам голову не морочит. Замазан дружочек по самую маковку.
На предъявленное заключение экспертов Сергею возразить было нечего: он лишь смотрел изумленным взглядом и не понимал, откуда в его тумбочке мог взяться какой-то порошок? Снегирев не верил в происходящее — это абсурд, нелепое недоразумение, которое непременно должно быть развенчано в ближайшее время, а его отпустят с глубочайшими извинениями.
Но никто не торопился перед ним извиняться и, тем более, отпускать, напротив, Снегирева отправили в следственный изолятор. Как ему потом объяснили, улика против него была очень весомой и являлась достаточной, чтобы подозревать его в убийстве. Известность жены не оставляла ему шансов до суда пребывать на свободе: следствию было необходимо предъявить общественности преступника, и милиционеры чувствовали себя спокойнее, когда он находился под присмотром.
Снегиреву казалось, что все это происходит не с ним: грубые сокамерники, бесконечные допросы и непрекращающаяся от духоты головная боль. Почему он, нормальный человек, не сделавший ничего противозаконного, должен терпеть этот ад? И все это вместо заслуженного счастья! Он не просил ничего у судьбы, всегда всего добивался сам: прилежно учился в институте, защитил кандидатскую, потом нарабатывал опыт и достиг вершины в своей профессии. Сергей небезосновательно считал себя хорошим специалистом и уверился, что достаточно много работает для достойной жизни. Золотыми горами Снегирев не грезил, мечты у него были куда скромнее: чтобы на работе ценили и уважали, и была бы крепкая семья, в которой царят любовь и согласие. И перед женой он вовсе не виноват: что поделать, если он потерял к ней интерес? Появилась Альмира, и она сделала его счастливым. А с Майей нужно было расстаться — он не обязан жить с нелюбимой женщиной только потому, что когда-то на ней женился. Жизнь ведь одна, и она дается для радости, а не для мучений. В том, что и к любовнице чувства угасли, его вины тоже нет — просто она не его судьба. Альмира подарила ему несколько месяцев счастья, за которые он ей благодарен. Любовь закончилась, а жизнь продолжается, и нужно искать новую возлюбленную, чтобы опять ощутить за спиной крылья.
Иногда Снегирев начинал думать, что сходит с ума. В апогее их романа с Альмирой, когда он упивался любовью, его сердце точила злоба на жену. Майя ему очень мешала: если бы не она, Сергей привел бы в квартиру любовницу, и тогда счастье стало бы полным, сбылось все, о чем мечталось: уютный дом, в котором его ждет любимая женщина. Жену Сергей возненавидел лютой ненавистью за то, что она не убиралась из квартиры. О том, что квартира принадлежит Майе, он думать не хотел — от сильных чувств Снегирев обезумел и был одержим собственным эгоизмом. «Я хочу, я заслужил, у меня одна жизнь!» — клокотало в его мозгу.
Сергей так часто и подробно представлял себе гибель супруги, что уже почти поверил в свою причастность к ее убийству. Но умом он все-таки не тронулся и знал, что Майю не убивал, разве что во сне. Но сны, слава богу, под статьи уголовного кодекса не попадают.
Внезапно в его замученную голову пришла идея. Высокий, атлетического телосложения, светловолосый зеленоглазый мужчина. В последнее время он несколько раз попадал в его поле зрения. Теперь он вспомнил, где видел этого человека, — он появлялся всегда там, где бывала Майя.
Блондин ждал его жену у дверей радиостанции. Потом они вместе уехали, правда, на разных машинах: он на своей, Майя на своей. «Любовник», — подумал Сергей и брезгливо поморщился, наблюдая за сладкой парочкой. Движимый желанием уличить жену в неверности, он стал за ней следить. Сергей хотел реабилитироваться на ее порочном фоне: вот, мол, с какой шалавой жить приходится, хочешь не хочешь изменять начнешь. «И тогда, в новогоднюю ночь, он ошивался около „Доминики“. Майя решила не знакомить ухажера с компанией, постеснялась. Старательно изображала из себя порядочную женщину. Голубки договорились встретиться за пределами ресторана, чтобы не попасться на глаза знакомым. А что, если свалить все на него, и врать ничего не придется?» — Сергей улыбнулся своим мыслям. Его обрадовали перспектива мести любовнику жены и шанс выпутаться самому.
На следующем допросе Сергей детально описал Алекса, рассказал все, что о нем знал и где видел. Возникло ощущение, что следователь ему не поверил. Но это было не столь важно: наверняка его показания проверят, а там — как повезет. Может, зацепят того типа. Во всяком случае доставят ему массу беспокойства.
— Снегирев заявил, что в новогоднюю ночь его жену поджидал около «Доминики» любовник. Вот, — Атаманов протянул фоторобот, составленный со слов Сергея.
Сыщики взглянули на ничем не примечательную физиономию молодого мужчины: высокий лоб, коротко стриженные светло-русые жесткие волосы, самые обычные губы средней величины… Особенными у незнакомца были глаза: зеленого цвета, глубоко посаженные, что делало их выразительными.
— Наш друг видел этого молодца около Майи не однажды. По его словам, любовник приезжал к ней на работу и поджидал в машине, белой «Шкоде». Номер Снегирев не запомнил. Носов, — обратился майор к Александру, — подключайся. — Атаманов вручил ему материалы и счел совещание законченным.
В запутанном деле Любавиной, в котором сыщики не знали, какие версии строить, стало кое-что проясняться. Преступник находился рядом и не собирался скрываться, так как деваться ему было некуда, и мотив имел до скуки банальный. Такой вывод напрашивался сам собой, когда оперативники получили детализацию вызовов с мобильного телефона Ирины Яцкевич.