Читать книгу «Карамельные дюны» онлайн.

Майя посмотрела на табло — вызов был городским. Если бы звонил Смолин, ни за что бы не сняла трубку: пусть катится к черту — рабочий день давно закончился.

— Добрый вечер! Я могу поговорить с Майей Снегиревой?

Она словно напророчила: материал пришел в руки сам.

Звонивший представился Дмитрием, он заверил, что его история — как раз то, что ей надо: динамичная, интригующая, увлекательная. Сжатый пересказ сюжета Майю заинтересовал. Возможно, что из этого что-то получится. Они договорились встретиться в конце недели. Дмитрий хотел немедленно, но идти куда-либо сегодня у Майи не хватало сил, а завтрашний день был заполнен под завязку.

Алекс залез в Интернет и очень скоро нашел интересующую его информацию. Снегирева Майя Леонидовна, диджей радиостанции «Звездная пыль». Там же фото.

«Если у вас есть что рассказать нашим слушателям, свяжитесь с нами», — обращалась Снегирева. Телефон, адрес электронной почты.

— Отлично, — удовлетворенно хмыкнул Алекс.

Радовало, что передача «Закрома души» выходила только по воскресеньям, а в субботу повторялись предыдущие записи. Он прикинул, что время у него еще есть.

Перед тем как звонить на радио, Алекс изучил репертуар «Звездной пыли». Он выдумал сентиментальную историю и предложил ее для эфира.

Камил

Чем меньше оставалось времени до возвращения Сонаты из Вологды, тем воодушевленнее себя чувствовал Камил. Он с нетерпением ждал встречи, чтобы окунуться в теплое море ее обаяния, смотреть в ее светлые глаза и слышать волшебный голос. Сона была лекарем его души, его отрадой. С ней он мог быть бесконечно откровенным. Камил никогда не думал, что ему, сильному мужчине, занимающему не последнее место в этой жизни, станет необходимо общение с простой и бесцветной, ничем не примечательной женщиной. Без Сонаты он задыхался, был разбит и потерян. И стоило только приблизиться заветной дате — дню окончания командировки Соны, — как Камил снова ощутил прилив бодрости. Уже накануне он тихо напевал задорные частушки и улыбался споим мыслям.

Еле дождавшись утра, Камил набрал Сонин номер. К его разочарованию, абонент был недоступен. «Ну, правильно. Выключила телефон, чтобы отоспаться с дороги», — укорил он себя за бестактность раннего звонка. Ему повезло ближе к обеду. На этот раз он услышал долгожданный голос Сонаты, отчего почувствовал себя счастливым.

— Когда мы сможем увидеться? — нетерпеливо поинтересовался Камил.

Ответ его огорчил. У Соны на весь день были запланированы дела, и лишь завтра она могла выкроить для него время. Но Камила устроил и такой вариант.

Ирина

Рано Ирина обрадовалась: Камил снова расцвел и светился от счастья — налицо все признаки любовной эйфории. «Я за тобой заеду. Лучше заберу тебя у „Звездной пыли“», — ворковал он по телефону, излучая безграничное блаженство.

Снова «Звездная пыль». У Иры опустились руки. Не успела она успокоиться, как беда снова постучалась в их дом. Развлекался бы со своими пустышками, менял бы безликих девок пачками — кто ему мешал? С загулами мужа она смирилась, знала, что все эти дешевые девицы не опасны. Они не способны всерьез увлечь Камила, чтобы тот ушел из семьи. А Майя Снегирева — совсем другое дело: красивая, интересная, умная и просто потрясающая. К тому же популярная, что, несомненно, прибавляло ей баллы.

Майя нравилась и самой Ирине: речь ведущей плавная, спокойная, передачи ее интересные, с индивидуальными авторскими чертами. Недавно в эфире стартовал новый проект Снегиревой, посвященный историям из жизни обычных людей. Истории выбирались с интригами и неожиданными поворотами, рассказывались они легко и увлекательно. «Закрома души» выходили в девять вечера по воскресеньям, и их так приятно было слушать за чашкой ароматного чая. В доме Яцкевичей имелся только один приемник, стоявший на кухне, и Камилу ради «Закромов души» приходилось присоединяться к обществу жены. Супруги вместе чаевничали под мерное мурлыканье Снегиревой, и в такие минуты Ирине казалось, что в их семью вернулось согласие.

Соната не могла сказать, что Яцкевич ей понравился сразу: он производил впечатление самовлюбленного типа и прожженного ловеласа. Таких она не любила и старалась обходить стороной. Но было в Яцкевиче нечто, что притягивало магнитом и западало в душу. Манера ли держаться, лукавый взгляд, или тембр голоса, а может, все вместе и еще что-то неуловимое приковывали внимание к этому мужчине. Относительно себя она знала точно: Камил околдовал ее зелеными глазами, поразительно похожими на глаза Леси.

Их внезапная встреча около радиостанции с последующей беседой в кафе позволила увидеть Камила в другом свете. Там, на Петроградской, за чашкой кофе, Яцкевич выглядел беззащитным и настоящим, без напускной важности и неприступности, и разительно отличался от того высокомерного сноба, который предстал перед ней на конференции. Его искренность располагала, юношеский идеализм умилял. С ним было интересно, и Соната вдруг почувствовала родство их душ.

Несомненно, Камил занимал в уголке ее сердца особое место. Странное чувство испытывала к нему Соната. Что это было, она объяснить не могла. Не любовь и не страсть, что-то иное. Он для нее много значил, Камил стал частью ее жизни и ее самой, напрочь поселившись в ее мыслях. Она не желала думать, во что разовьются их отношения и разовьются ли вообще, но ей очень хотелось не терять с ним связь как можно дольше. Она знала наверняка: у Камила к ней непростое отношение, он ее воспринимает иначе, чем других своих подружек. Это радовало, даже немного льстило и одновременно тревожило. Сейчас она служит ему лекарством от скуки, новой, необычной забавой, но настанет время, когда Камил наиграется в игру с названием «Соната» и их общению придет конец. Чтобы отсрочить этот момент, надо оставаться интересной и быть ненавязчивой, чтобы не создавать хлопот, которые Камил не любит. Иногда наедине с собой Сона бунтовала против такого несправедливого положения вещей: почему это она должна подстраиваться под него и быть ему удобной? Если быть интересной получалось само собой, то с ненавязчивостью дела обстояли хуже. Хотелось вести себя безрассудно, словно с приятелем: звонить ему без повода, просто так, чтобы поболтать, приглашать на встречи и получать приглашения в ответ. Только не подруга она ему, чтобы быть с ним на равных. Камил вообще очень ревностно относился к этому вопросу и не приемлел панибратства. Она заметила, что Яцкевич вел себя так же в отношении к ней: не решался приблизиться, спросить лишнего или ответить невпопад. Между Камилом и Сонатой лежала ими же созданная дистанция, сократить которую никто из них не решался: Камил не хотел делать первый шаг, равнозначный шагу в неизвестность. Сонату останавливало его бездействие, которое, кроме как равнодушием, она объяснить не могла.

«Лучше быть как все, — иногда сердилась Сона. — Не возникало бы столько сложностей. Наверное, приятно кокетничать и глупо хлопать ресницами, ласково называть его Камишей и нести всякую чушь. Только и в этом есть свой недостаток: так можно надоесть Камилу еще быстрее. Подружек у него полно, и меняет он их бесконечно».

Как же так сделать, чтобы оставаться собой, то есть вести себя с Камилом естественно, как сейчас, но только немного свободнее? Для этого надо всего ничего — чтобы Камил этого захотел. «Приставать бы начал, что ли», — мечтала Соната. Только Камилу и в голову не приходила подобная мысль. «Ради духовной близости можно пойти на близость физическую. Это даже интересно», — думала она, разглядывая его фото. Но это оставалось всего лишь фантазией, смелой, отчаянной, молчаливой, которой никогда не суждено воплотиться все по той же причине: Камил сам до такого не додумается. А если вдруг это произойдет, то он не отважится на непристойное предложение; Соната ни за что не предпримет ничего первой: не станет посылать ему сигналы, не явится в соблазнительных нарядах и не будет смотреть на него томным взглядом.

Камил

Камил Яцкевич всегда считал себя независимым от эмоций и настроения. Он думал, что может владеть собой и управлять своими чувствами, хладнокровно отдавая приказы собственному сердцу. Так было всегда: ничто не могло всерьез его разозлить или вывести из равновесия, если он сам не позволял выплеснуться гневу наружу. То же касалось и страсти. Ни одна женщина, даже самая восхитительная, не имела никаких шансов вскружить Камилу голову без его желания. Будучи эстетом, он ценил все красивое, его цепкий взгляд никогда не пропускал ни одного хорошенького личика и прелестной фигурки. Но предпринимал какие-либо действия он редко. Чтобы это произошло, требовалось совпадение ряда условий: его собственное желание развеяться с новой знакомой, кроме привлекательной внешности наличие у дамы изюминки и проявление с ее стороны интереса, чтобы не тратить силы впустую. Так было всегда: подруг он выбирал сам и только сам. Камил не допускал, чтобы выбирали его. Он считал своим достижением, что однажды сумел устоять перед сногсшибательной женщиной. Он не позволил себя пленить, хоть это ему едва удалось: заставлял себя не смотреть в ее сторону, когда голова сама поворачивалась, контролировал себя, сдерживал порывы ответить на кокетство и явные намеки. Соблазнить красотку не так сложно, гораздо труднее справиться с собой, не пойти на поводу у собственной страсти. Яцкевич гордился тем, что ему подвластен самый сильный человеческий инстинкт. До последнего времени было именно так.

Любовь подкралась неожиданно, без разрешения вторглась в его жизнь и не собиралась подчиняться разуму. Она вела себя возмутительно, как нахальная, незваная гостья. Камил злился на себя, не хотел мириться со своим чувством, пытался сбросить его с души, как слабость, вылечить, словно болезнь. Все было тщетно — он угодил в капкан, выбраться из которого не хватало сил. Любить Сонату оказалось неудобно — не взаимно и поэтому безнадежно. Ухаживать за ней глупо — давно не мальчик, чтобы носить цветы-конфеты и приглашать в театры. Больше всего Камил боялся выглядеть смешным. Он для нее слишком стар. Был бы богат, а то ведь и предложить ей нечего. Вдруг она воспримет все с улыбкой и будет эта улыбка жалостливая, как к убогому? Нет, к такому унижению он не готов.

Камил старался себя убедить, что все это наваждение и оно скоро пройдет. Пытался забыться в объятиях случайных спутниц, вытеснить мысли о ней работой и безудержным пьянством. Подруги раздражали, работа не шла, а с похмельем возвращалась тоска. Соната не выходила из головы, она дразнила, злила, околдовывала.

Яцкевич думал о ней всегда и чувствовал себя безнадежно пропащим. Он пребывал в сумрачном настроении, стал злым, как черт, и несчастным. Наконец-то ему, прожженному сердцееду, досталось по заслугам.

Андрей Атаманов пребывал в отвратительнейшем настроении. Сегодня стало известно о гибели Майи Снегиревой. Не успели они ее как следует допросить по делу Любавиной, как на тебе — сама Майя померла. Из всей новогодней компании Снегирева была наиболее важным свидетелем, поскольку знала Сонату больше остальных. А теперь выходило, что и дело Снегиревой отдадут в их отдел.

Майю обнаружил ее муж Сергей. Он пришел домой воскресным утром, заглянул в комнату и увидел лежащую на полу жену.