Камил неожиданно явился с работы раньше обычного — полседьмого, а он уже дома. Ира озадаченно вглядывалась в лицо мужа: что бы это значило? С пассией поссорился, что ли?
На неделе она обнаружила в кармане его пиджака ключи от Севиной дачи. Как хорошо ей была знакома эта связка с металлическим брелоком в виде Эйфелевой башни. Камил привез брелок из Парижа и вручил своему другу.
«Открывалка для бутылок», — окрестила Ира про себя сувенир. Потом эта открывалка стала вестницей беды: она часто появлялась в разгар очередной любовной интрижки мужа. Обычно в такой период Камил приходил домой очень поздно, довольный, с озорным блеском в хмельных глазах. А это его раннее появление в совокупности со скорбью на физиономии выпадало из привычной схемы. «Точно, поссорились», — удовлетворенно отметила Ирина. Еще одна деталь не поддавалась логическому объяснению: зачем Камил притащил в дом акварельные краски и прочие принадлежности для рисования? Он решил переключиться на студенток Мухинского училища, прикинувшись начинающим художником-любителем? Вполне в его стиле. «Когда же ты угомонишься, ловелас престарелый?» — рассердилась Ирина. Она знала наверняка: горбатого могила исправит. Или паралич. Ира живо представила себе мужа, прикованного к постели. «Он такой никому не будет нужен, кроме меня. Слабо верится, что кто-нибудь из его подружек станет ухаживать за ним во время болезни. Эти вертихвостки зарятся только на нечто здоровое, материально обеспеченное и перспективное. Мой кобелина мнит себя мачо и думает, что девки от него без ума исключительно из-за его личных качеств. Если разобраться, то кто к нему липнет? Иногородние студенточки, которым нужен спонсор на первое время. Старые девы либо кандидатки в них — такие цепляются за любого более-менее приличного мужчину. Ни с одной стоящей женщиной романа у него не было и не будет. Камилу никогда не заинтересовать умную, красивую и самостоятельную — такие слишком горды и знают себе цену, чтобы опускаться до связи с женатыми. Ничего не вышло у него со Снегиревой. Отшила его звезда радиоэфира и правильно сделала!» Успокоив себя таким образом и порадовавшись фиаско на любовном фронте мужа. Ирина уселась пить ароматный чай с морошковым вареньем.
Алекс
Ему показалось, что Соната не рада звонку. Она согласилась встретиться, но в ее голосе Алекс уловил нотки сожаления. «А ведь была в меня безумно влюблена», — разочарованно подумал он. К подруге своей юности он давно не испытывал никаких романтических чувств, но сделанное открытие его огорчило: ему, как любому самонадеянному мужчине, было лестно являться предметом чьей-то страсти.
Соната осталась верна себе: она не смогла обойтись без ностальгии и устроила вечер памяти, притащив его в какую-то убогую забегаловку с пластиковыми столами, где продавалось мороженое «такое же, как и тогда». Алекс давился безвкусным пломбиром и старался смотреть на свою даму нежным взглядом. Ему было необходимо расположить к себе Сонату, чтобы она по своей дурацкой привычке не напустила тумана и сказала ему то, что он хотел знать: действительно ли по радио транслируют их историю и как она туда попала?
Алекс знал, как действуют на Сонату его зеленые глаза, и поэтому смотрел на нее, не отрываясь. Мороженое, одноразовая посуда, воспоминания… Соната совсем растаяла и сама заговорила о радиопередаче.
— Со Снегиревой мы учились на одном курсе университета. Майка на радио работает, и недавно ей поручили интересный проект — программу «Закрома души». По замыслу, в ней должны рассказываться подлинные истории обычных людей. Народ устал от подробностей из жизни знаменитостей, приятнее слушать про то, что с самим может произойти. Майе понравилась наша лав-стори, и теперь о ней узнает весь регион. Правда, здорово?
— Да, неплохо, — поперхнулся мороженым Алекс. — Ты ей рассказала все? Про зайца, про наше место, про то, что там произошло… — задал он вопрос, откашлявшись.
— Ну да. А что такого? Когда это было! Не переживай, с тебя никто ничего не спросит, — улыбнулась Соната.
«Эта идиотка решила растрезвонить на всю округу о моем скелете в шкафу. Неспроста она мне вручила „подарочек“ при нашей последней встрече. Не иначе как намекала. Теперь кроме нее появилась еще одна посвященная — радиоведущая, которой Сонка все растрепала, как на духу».
— Леся, — назвала она Алекса прежним ласковым именем, касаясь его ладони своими длинными прохладными пальцами, — давно хотела узнать, почему ты тогда меня оставил?
Алекс пожал плечами — он не знал, что ответить.
— Любовь вообще штука непонятная.
Алекс. Литва. 90-е годы
Она танцевала фламенко. Чувственно, неистово, страстно. Плавные движения изящных пальцев, гордо поднятая голова, царственная осанка и волна ярко-красного шелка. У нее было красивое испанское имя — Иоланта, и она сама походила на испанку: магнетический взгляд шоколадных глаз из-под прямых, как стрелы, бровей, темно-каштановые локоны и губы цвета вишни. Леся завороженно смотрел на танцующую девушку, не в силах отвести взгляда. Он влюбился сразу и навсегда, как это бывает в шестнадцать лет.
В зале давно закончилась репетиция и на смену танцорам фламенко пришла другая группа, но Леся продолжал стоять в коридоре студии, бездумно глядя сквозь широкие стеклянные вставки в стене танцевального зала. Он пришел сюда встретить Сонату после репетиции. Она в этой студии занималась ирландскими танцами. Заранее они с Соной не договаривались — он знал ее расписание и решил прийти без предупреждения. Группу «ирландцев» перенесли на другое время, но Леся ничуть не расстроился, что не увидит Сонату, напротив, он поймал себя на мысли, что этому рад.
Премьера состоялась через неделю. Леся сидел во втором ряду торжественный, с двумя букетами: белых и красных роз. Он не был любителем танцев, но сюда примчался со всех ног: в программе после ирландского соло значилось исполнение фламенко.
Соната нежная, светлая, легкая, как тростинка. Когда она вышла на сцену, Леся не мог налюбоваться ею. Она очень органично смотрелась в танце. Рил, исполняемый в мягких балетках, как нельзя подходил ее характеру: строгий, холодный и в то же время экспрессивный и яркий. Иоланта — полная противоположность Соны. Соната приняла белые цветы со сдержанной улыбкой и легким наклоном, Иола обожгла волнующим взором цыганских глаз. Вместе с пурпурным букетом она забрала его сердце.
Леся очень удивился, когда Иоланта приняла его приглашение. Он и не надеялся, что девушка всерьез воспримет записку, вложенную в букет. Звезда сошла с небес и оказалась так близко, что ее позволено коснуться рукой. От ее прохладных кистей и легкого дыхания поплыла земля.
— Так мы пойдем куда-нибудь или будем стоять в этом холле? — улыбнулась она уголками губ. Леся пришел в себя и растерянно протянул три бархатные розы, в суете уронив две из них на пол. Девушка звонко рассмеялась и одарила его теплым взглядом.
Идя под руку, они покинули студию танцев, где Лесе хватило смелости напроситься на встречу со своей мечтой.
Леся терзался выбором недолго. Сначала он метался между двумя девушками, позже стал подумывать о том, чтобы остаться с обеими. Иола затянула в омут, закружила, заманежила, и все решилось само собой, избавив его от мучительного выбора. О Сонате Леся и не вспомнил.
Майя
Алик не мог не съязвить. Такова уж была его натура — даже когда все идет отлично, он все равно отыщет плохое. Новая передача Снегиревой пользовалась успехом, и это сразу же отразилось на количестве заключаемых договоров с рекламодателями. Смолин как бы между прочим заметил:
— Голосу надо придавать больше трагизма, раз повествуете о драматических событиях. А вы птичкой щебечете — никак из образа пионервожатой не выйдете.
Майя не сочла нужным что-либо ответить, она давно привыкла к хамской манере программного директора все огульно хаять. Тем более что возражать себе дороже — Алик считал, что его слово должно быть последним.
— Тему надо углублять. Эта история про… Как там ее? Прибалтийскую любовь-морковь имеет конец. У вас есть наготове нечто подобное? Нет? О чем вы думаете? Ваша передача стоит в квартальном плане, и меня не волнует, есть ли у вас материал или нет. Он должен быть. Я так сказал! Чтобы к концу недели представили проспект следующего цикла программ.
— Откуда берутся такие идиоты?! — этот риторический вопрос Майя задала в очередной раз, когда вернулась за свой стол. В последнее время такой вопрос возникал особенно часто — Смолин стремительно съезжал с катушек. Сейчас Снегиревой совершенно не хотелось думать о том, где взять материал для будущих программ. Она устала и поэтому позволила себе на сегодня забыть о делах. А следующая история как-нибудь состоится — всегда что-нибудь подвернется или, на худой конец, она сама ее выдумает и выдаст за подлинную.
— Все, на сегодня достаточно, — сказала Майя сама себе и собралась уходить домой. Она уже надела шубу и погасила свет, как раздался телефонный звонок.