Читать книгу «Карамельные дюны» онлайн.

— И не стыдно тебе?! — сокрушалась она. — Бедный мальчик рос без семьи, и он не виноват, что не получил должного воспитания.

Мама всячески пыталась задобрить Девида, она уделяла ему слишком много заботы и внимания и всегда делала поблажки. «Бедный мальчик» сразу почувствовал к себе лояльное отношение хозяйки дома и не преминул этим воспользоваться. Он грубил, не слушался и творил что хотел. Лишь присутствие отца кардинально меняло его поведение. Павел Анатольевич был капитаном второго ранга, и у себя на судне он пользовался непререкаемым авторитетом. В море без дисциплины нельзя, иначе можно не вернуться из рейса. Павел Анатольевич оставался капитаном и в семье. Дома никто не смел его ослушаться: ни любимая жена, ни сын. С раннего детства к Лесе капитан относился как к матросу и приучал его к жесткой дисциплине. Девид тоже попал под морской кодекс — Павел Анатольевич обоих мальчиков держал в строгости, не делая скидку «бедному ребенку». Послабление наступало с уходом отца в рейс. Раньше Лесю это событие одновременно радовало и огорчало. Можно было на полгода забыть о ранних подъемах по выходным и прочих отцовских требованиях, призванных воспитать в нем сильный характер. Зато можно было с предвкушением ждать его возвращения потому, что отец всегда привозил с моря подарки. С другой стороны, на целых полгода Леся лишался веселых игр и увлекательных прогулок. С появлением же Девида еще и не стало покоя в семье.

Из услышанного однажды разговора взрослых Леся узнал, откуда взялся его старший брат. Тогда, в шесть лет, ему сказали, что у Девида была трудная жизнь, лишенная родительской любви. Вдаваться в подробности не сочли нужным.

Раньше Павел Анатольевич имел другую семью. Официально не зарегистрированную, что не помешало появиться на свет Девиду. Мать Девида Илона увезла малыша в деревню к дальней родне, где тот жил до семи лет. Бабушка, на которой лежала основная забота о ребенке, стала слаба здоровьем, о чем и сообщила Илоне. Мать не была готова поменять привычный образ жизни и принять сына. Недолго думая, она решила отдать Девида в детский дом, но то ли это дело оказалось слишком волокитным, то ли была еще какая-то причина, Илона вспомнила об отце ребенка. О том, чтобы отдавать сына в приют, и речи не шло. Павел Анатольевич сказал как отрезал: Девида они возьмут себе, и он будет расти в полноценной семье.

Леся честно пытался подружиться со старшим братом. В ход шли все средства: от банального заискивания и лести до старания заслужить уважение в его глазах. Подношения в виде сладостей, которые Леся отрывал от сердца, гордо отвергались, выгораживания перед родителями воспринимались как должное. Уважать младшего брата было решительно не за что — его третье место в городском чемпионате по плаванию заслугой быть никак не могло. Напротив, Девид счел выступление братца провалом. Кто домой приносит такие награды? Либо медаль должна быть за первое место, либо вообще никакой: спрячь и не афишируй своего позора.

Они так и жили: в ругани и драках, с затаенной ненавистью друг к другу. Как-то незаметно оба повзрослели. У Девида появились свои подростковые интересы: песни под гитару, дворовая компания, девушки. Леся с головой ушел в спорт. Он окреп физически и догнал по росту брата. Теперь это были два бойца-соперника одной весовой категории, но к этому времени смысл в драках пропал. Братья перешли к дипломатическому равнодушию. Они демонстративно не замечали друг дружку, хотя по-прежнему продолжали жить в одной комнате. Между ними по умолчанию был заключен пакт о ненападении, предписывающий их параллельное существование. Лишь присутствие Павла Анатольевича кардинально меняло линию поведения обоих: юноши вдруг прозревали, обретали речь и даже обменивались рукопожатиями.

Баба Таня как в воду глядела: без того невысокий рейтинг «Звездной пыли» устремился вниз со скоростью гранд-экспресса. Рекламодатели перестали обращаться на радиостанцию, чья аудитория таяла на глазах. Вследствие этого прибыль предприятия заметно упала и на пороге замаячило банкротство. Напрасно экономисты пугали Смолина мрачными прогнозами и убеждали его незамедлительно принять меры по устранению кризиса: программный директор оставался несгибаемым оптимистом и верил только во все светлое. Алик, как Наполеон, запретил докладывать о поражениях и сам продолжал отправлять на Майорку радужные отчеты.

Он не переставал искренне верить в свое могущество и не задумывался о восстановлении рейтинга «Звездной пыли» — успех от назначения вскружил голову до беспамятства.

Отрезветь заставило известие о приезде шефа. Барсик намеревался вернуться в Питер через месяц. Но не как раньше, на день-два, в этот раз Борис Михайлович планировал задержаться надолго и подвергнуть ревизии деятельность радиостанции.

С огромным нежеланием Смолин переключился с отчетов на реальное положение дел на радиостанции, которое с его приходом значительно пошатнулось. Алик бесился, много курил, запирался в своем кабинете и никого не принимал. Программный директор уже который день решал головоломку: как исправить ситуацию? Какой бы путь он ни избрал, ничто не обещало быстрого поднятия рейтинга. Дело сильно усложнялось рвением Грекова устроить глобальную проверку. Оставался один выход — неоригинальный и рискованный: в очередной раз пустить пыль в глаза. Но и в этом случае требовалось сделать что-либо, способное отвлечь на себя внимание собственника радиостанции. Нужен был мощный и успешный проект, который привел бы в восторг Грекова и увел его от «мелких» недочетов в управлении. Был у Смолина один вариант, но он имел одну неприятную сторону: как ни круги, а без помощи талантливого и профессионального специалиста не обойтись. Паршивость ситуации заключалась в том, что все профи давно уволились и осталась одна Снегирева — склочная и заносчивая выскочка. Преодолевая неприязнь и наступая на собственную гордыню, Алик решил ее потерпеть, ибо цель оправдывала средства.

— Снегирева, зайдите! — приказал Алик по телефону.

Через две минуты перед ним сидела Майя.

Смолин смерил ее покровительственным взглядом сверху вниз и снисходительно изрек:

— Несмотря на неблагоприятные отзывы о вашей работе в последнее время, я решил дать вам возможность проявить себя. Вот, возьмите, — глядя в сторону, он протянул тонкую папку.

Майя открыла первый и единственный лист, на котором было написано что-то среднее между планом и приказом — всего несколько строк. Как она догадалась, сей документ являлся результатом напряженной работы мозга программного директора. Идею она поняла правильно: Смолин решил взяться за ум, и ему нужна новая передача, которая удержит на плаву уходящую ко дну радиостанцию.

Алекс. Питер

От неожиданности Алекс чуть не въехал в бампер поворачивающего впереди «Лексуса». Он припарковался у обочины и прибавил звук магнитолы.

«Плюшевая фигурка зайца одиноко лежала на песке. Пластиковое сердце, приколотое к туловищу игрушки, плакало кровавыми слезами, сочувствуя героине. Девушка стояла одна посреди пустынного пляжа. Она смотрела на заходящее солнце. Совсем скоро оранжевый диск нырнул в море, оставив после себя яркие полоски на темнеющем небе. Они, словно следы уходящей любви, растворились, и побережье погрузилось во тьму. Она подняла брошенную игрушку и направилась в сторону дюн. На душе было темно и пустынно».

Затем зазвучала музыка Бетховена, и мелодичный женский голосок сообщил:

— Продолжение следует. С вами была Майя Снегирева.

Алекс оторопел: услышанное не могло быть простым совпадением. Такие подробности и их большое количество указывали на события, касающиеся лично его. Отрывок не давал покоя. Дюны, вечер, заяц с пластиковым сердцем, кровь — все совпадало. Как эта история просочилась в радиоэфир, Алекс не понимал. Она известна только одному человеку — Сонате, и нужно будет осторожно ее расспросить. Тем более что своим недавним подарком Соната воскресила в его памяти то, что он старательно пытался забыть.

Настроение было испорчено, карточным домиком рухнули планы и беспорядочно перемешались. Алекс с полминуты просидел неподвижно, тупо уставившись на снежинки, ложащиеся на ветровое стекло. Затем решительно повернул ключ зажигания и резко тронулся с места. Его «Шкода» полетела по проспекту в сторону, противоположную той, куда он собирался ехать. Нужно было срочно разобраться в ситуации и принять соответствующие меры.

Камил

Рабочий день начинал тяготить своей бесконечностью еще до обеда. Первые два часа, занятые решением срочных вопросов, пролетели незаметно. Расправившись с делами, Яцкевич отвлекся на чаепитие и чтение новостей в Интернете. Помешивая в чашке кусок рафинада, он безразлично смотрел в монитор. Сайты, блоги, обзоры — ничего не интересовало. Сона в командировке, сеть ей недоступна, а это значит, что в уголке экрана не появится от нее сообщение — жди не жди. Электронные послания от Сонаты радовали и скрашивали рабочий день. Без ее, пусть даже виртуального, присутствия было одиноко и тоскливо. Еще целых две недели продолжится этот вакуум. Камил с трудом представлял, как он проживет так долго без нее. Ему даже показалось, что за окном темнее, чем обычно бывает в это время. На самом деле погода часто стояла пасмурная, и оттого улицы быстро погружались в темноту, только раньше Камил этого не замечал — Соната превращала любое ненастье в ясный день. Он хотел, чтобы скорее прошло это невыносимое время, когда нет Сонаты. Впервые стены офиса стали чужими и неуютными, и захотелось скорее их покинуть. Казалось, если уйти с работы раньше, день закончится быстрее. Только домой не тянуло совершенно. Он мысленно перебрал варианты, куда можно податься, и с грустью понял, что некуда. У друга Севы дела, а идти в бар в одиночку пить пиво не было никакого настроения. Помучившись, Камил решил отправиться домой и, во избежание общения с женой, сразу лечь спать.

Войдя в квартиру, он бросил печальный взгляд на тубус с бумагой, заготовленной для пейзажей. Шершавые листы так и остались девственно-чистыми. Их не коснулся карандашный грифель, не появились причудливые разводы акварельной краски, отображая красоту пейзажа. Они с Сонатой собирались приступить к живописи в воскресенье. Камил договорился с другом, и тот дал ключи от своей дачи в Отрадном. Лес, овраги, рядом Нева огибает поселок широким рукавом — красотища! Места, словно созданные служить искусству. Но эта внезапная командировка нарушила все планы. Камил мечтал свернуть шею начальнику Сонаты — это же надо с бухты-барахты сослать ее к черту на рога, в какую-то Вологду! Хотя бы предупредил за неделю, а не за два дня — можно было бы перенести выезд на пикник.

Из кухни вышла Ирина. Она посмотрела на мужа как на привидение — так рано он не приходил давно.

— Что-нибудь случилось? — поинтересовалась она, вытирая руки о вафельное полотенце.

— Нет, с чего ты взяла? Я что, не могу закончить работу вовремя?

Ира ничего не ответила на его раздраженный тон. Устало вздохнув, она отправилась жарить котлеты.

Ирина