Читать книгу «Бастард рода Неллеров. Книга 7» онлайн.
С плаца мы сразу направляемся в мыльню, тётка Валя там уде нагрела воды. Сегодня наша с Карлом тренировка прошла намного позже обычного, а всё потому, что я позволили себе поспать подольше, накануне завершили дела далеко за полночь.
С пленёнными разбойниками — их оказалось почти четыре десятка — вчера разобрались быстро, их всех загнали в подземелья, в тюремные камеры, благо мест там и на кратно большее количество узников имеется.
Для чего мои предшественники так позаботились? А я знаю? Спрашивал как-то у своих помощников, так те тоже не ведают. Глазами в ответ на мои вопросы только хлопали, да мычали нечто невразумительное. Может в старые времена братья подумывали работорговлей заняться? Ну, как вариант. Другого-то в голову ничего по этому поводу не приходит.
Женщин и детей, кроме жрицы, разумеется, схваченных при разгроме шайки, разместили в предместье. Там восстановили большой овощной склад, работы в нём, правда, не завершены ещё, но крыша и стены есть, вот и хорошо. Натаскали с гостевых конюшен сено, так что, будущим нашим крепостным работникам есть на чём спать, пока мы не определимся, кого из них куда направить.
Вариантов немного — пашни Монастырки и Гутово или виноградники с оливковыми рощами. Остальные места у нас все заняты, и даже с избытком желающих у нас в обители поработать. Особенно это касается мелюзги.
Каждое утро в дополнение к детям нашей обслуги из предместья и деревни приходит и другая ребятня в надежде получить хоть какую-нибудь работу за остатки еды с монашеского стола. Тут вообще повсеместно реальна проблема постоянного голода, большинство людей только и живёт с мечтой наесться досыта, на большее их фантазии уже не хватает.
Чего я на детях зациклился? Ну, во-первых, вчера так и не решили, оставлять ли их захваченных с матерями или распределить по разным участкам работ, а, во-вторых, вижу, как возле нашей коптильни её заведующий брат Яков крутит ухо мальчонке, одетому в длинную до колен холщовую рубаху, рваные портки и босому.
Рядом стоит дородная словно торговка рабыня, главная в хозяйстве Якова по разделке рыбы и мяса. Отъелась на своей работе-то. Кстати, копчёности в Готлинской обители такие же славные, как наши сыры, оливковое масло и вино. Надо отдать должное моим монахам, в чревоугодии они знают толк. Переработка продовольствия в монастыре на достойном, очень достойном уровне.
— Брат Яков! — кричу громко. От бани, к которой мы с Карлом уже подошли, до места экзекуции мальчишки ярдов пятьдесят. — Не оторви ему, смотри. Брату Симону не доставляй лишних забот!
— Так он негодник не убрал мусор, а по углам размёл, господин! — объясняет рабыня своим басистым голосом.
Монах после моих слов парнишку всё же перестал мучить, но посчитал нужным мне сообщить:
— Навоза он кусок получит, ваше преподобие, а не лепёшки! Бездельник!
— Да ладно, брат, — машу рукой. — Покорми уж. И так непонятно, в чём у него душа держится. Тощий. И это, пошли его потом к миледи Сильвии. Та штат слуг себе подбирает. Говорила, ей мальчонка на подхват в лечебнице будет нужен!
Вдруг мальчишке повезёт и выпускница университета сочтёт его для себя полезным? Тут ведь такая жизнь, что для кого-то продать себя в рабство на приемлемых условиях и на длительный срок — это как у нас было в лотерейный билет выиграть.
Мои слова и решение не вызвали у коптильщиков никакого удивления. Все в обители привыкли, что их настоятель не только великий маг и целитель, а и добрый господин. Уж не знаю, хорошо ли это. Макиавелли вон считал, что лучше пусть правителя боятся, чем любят. Любовь людская проходит быстро, страх же изживается очень сложно. Прав тот итальянский мыслитель или не прав, судить не берусь. Своего опыта в управлении пока нажил мало, но я стараюсь.
В бане помывшись с удовольствием полюбовался своим крепким телом, прессом с кубиками, налитыми мышцами. Не эталонный атлет ещё, однако уже близко к тому. В здоровом теле здоровый дух. Вслух такое произносить не следует, слишком близко к ереси, ибо дух даден Создателем независимо от состояния телесной оболочки, так что, некоторые мысли придержу.
Карл вытирает тканью волосы с таким остервенением, будто на что-то злится. А вот брал бы пример со своего сюзерена, стригся коротко, было бы легче и удобней, а то отрастил кудри словно девица на выданье. Ладно хоть не завивает подобно столичным модникам, у него они сами вьются.
— Вчера, — говорит. — видел, как здоровенный куб из бронзы делали. Зачем?
— Любопытный какой. — усмехаюсь и протягиваю руку к вошедшей в предбанник с чистой одеждой Вале за своим исподним. — Это для перегонки. Ну, ты знаешь. А размер необычайно большой, потому что количество вина на переработку увеличим во много-много раз.
Карл тоже взял у банщицы свежее бельё и принялся одеваться вслед за мной.
— У Симона своего перегонного куба что ли нет?
— Это не для лечебницы. — объясняю. — Это будем делать новый продукт. Для питья.
— Что⁈ — изумляется милорд Монский, от удивления даже попав ногой не в ту штанину исподнего. — Ты собираешься делать пойло для быдла? — он смешно запрыгал на одной ноге и, чтобы не упасть, сел на скамью.
— Нет. — не могу сдержать улыбки, наблюдая за неуклюжестью друга. — Неллеряк — так станет называться напиток, по названию нашей провинции и рода — будет совсем иным. Только, попробуешь ты его года через три, не раньше. Мне тут ночью приснилось, как можно сделать изумительный продукт. Мы после перегонки разбавим полученное намного меньше, чем смешивают с водой сейчас. А затем зальём в дубовые бочки и будем в них выдерживать несколько лет. Уверен, всем понравится.
Ага, мне бы ещё придумать спиртометр, чтобы определять нужную пропорцию чачи и воды. Термометр-то я уже придумал, хотя сделать его у мастеров брата Георга ещё, что называется, руки не дошли. Надеюсь и с этим получится. К тому же, сбор первого урожая винограда у нас через три месяца, время терпит. Ну, а нет, так буду на вкус пробовать. Не сопьюсь поди, лечебная магия поможет, алкоголизм тоже ей подвластен.
— Ох, и выдумщик же ты, Степ. — приятель наконец-то победил подштанники и шёлковую безрукавку, может теперь себе позволить ткани доступные только богатым аристократам, ростовщикам и крупным торговцам. — Впрочем, все твои предыдущие идеи, вроде бы казавшиеся, ну, прости, почти безумными, потом оказывались восхитительными. Даже твои котята, я всё думал, ты же не ребёнок уже, чтобы играться с иноземными зверьками, а вот поди ж ты, и тут здорово придумал. Забыл, как мыши по углам шуршат. Знаешь, впервые вижу, что по крови рода передаётся не только магия, но и мудрость. Степ, ты мудр. Нет правда. Чего смеёшься?
— Быть льстецом тебе не следует, Карл. — я действительно смеюсь. — Однако у тебя здорово получается. О карьере придворного не задумывался? Ладно, шучу. Пойдём. Меня ещё философские труды ждут.
Не вру. Не стал я откладывать в долгий ящик свои мысли об издании и переписке в большом количестве экземпляров своей фундаментальной работы «Размышления милорда Степа Неллерского, настоятеля Готлинской обители, о сути данного нам Создателем бытия в иносказаниях, практических примерах и моральных наставлениях».
Сергий уже всё приготовил, на столе в моём кабинете стопка листов, полная чернильница и пучок остро наточенных гусиных перьев. Мурзика я с кресла сбросил, ишь, повадился хвостатый дружок повсюду занимать моё место, тут, в кровати и даже на стуле в столовой. Подсидеть хочешь? Пока не выйдет. Если же придётся уехать, то в моём кресле окажется другая задница, не твоя, но, уверен, кого-то из нашего же рода. Зря что ли моя прекрасная мачеха Гутово и виноградник монастырю подарила? Нет, здесь теперь всегда будет наш человек. Что называется, костьми ляжем, а обитель больше из цепких лап Неллеров не выпустим.
Итак. Берём листок и перо. Окунаем кончик в чернила. Пишем. Создатель послал вороне кусочек сыра. На ель ворона взобралась, позавтракать уж было собралась. Жанр басни в Паргее не известен, во всяком случае, на нашем материке, а стихи существуют лишь в песенном варианте. Что ж, кому-то нужно быть первым. Почему я не должен стать здешним Вергилием или Байроном, Пушкиным или Блоком? Не вижу оснований себе отказывать. Но сначала стану Эзопом и Крыловым в одном. Труд-то я собираюсь писать философский, с жанрами тут не густо. Приключения исключаю, в этом мире я ничего не видел, а рассказывать о своём настоящем прошлом, разумеется, не буду.