Разрубленный на две половины Бобринский продолжал дергаться. В его изуродованной плоти среди внутренностей копошились сотни личинок полозов. Я призвал перед ладонью печати, и тень за спиной сделала то же самое. Ревущее черное пламя охватило то, что осталось от графа Бобринского и превратило его в пепел, который тут же подхватил воющий ветер и остервенело разметал по округе.
Тень за моей спиной исчезла, а сам я, лишившись сил, припал на колено. Кое-как дохромавший до меня Нечаев уселся прямо в грязь. Он порылся в кармане, достал оттуда смятую пачку папирос, сунул одну из них в рот и попытался зажечь зажигалкой. Но вымокший табак наотрез отказывался гореть.
— Михаил Семёнович, — пробормотал он, не оставляя попыток закурить, — помнится, вы говорили о том, что нужно по-человечески…
— А вы о том, что лучше скрытно, — выдохнул я, чувствуя, как силы понемногу возвращаются.
К нам подбежал Гришка и помог Петру подняться. Я от помощи отказался и выпрямился сам. Мальчишка смотрел на меня со смесью ужаса и восхищения. Пришлось выдавить из себя измученную улыбку и взъерошить его мокрые волосы.
— Мда… — Нечаев рассеянно достал изо рта мокрую папиросу и отбросил ее прочь. — Не знал, что вы умеете… — он неопределенно указал пальцем куда-то вверх и за мою спину.
— Сам не знал, — признался я. — Но получилось очень кстати.
— Воистину, — серьезно кивнул Нечаев и задумчиво повторил. — Воистину.
16. Три девицы под окном
Я проспал до следующего вечера, но поднялся с кровати все еще усталым. Заниматься ничем не хотелось. Будь в этом времени телевизоры, я бы провалялся в постели весь вечер. Но технический прогресс еще не достиг нужной точки, так что пришлось искать иные занятия.
За окном все еще моросил неугомонный дождь: уже не такой сильный, как вчера, но и не слабый. В воздухе пахло летней свежестью. Этот запах помог мне избавиться от остатков сонливости и взять себя в руки.
Одевшись и умывшись, я спустился вниз, где застал только Дею. Горничная ловко орудовала пипидастром, уничтожая пыль на тех предметах интерьера, что когда-то бедствующий граф Воронцов еще не успел продать. Цыганка узнала о моем приближении еще до того, как увидела меня, поэтому встретила с уже учтивой улыбкой.
Барин, — девушка чуть склонила голову.
— Добрый… вечер. — Я немного рассеянно осмотрелся. — Нечаев уже проснулся?
— Около полудня он выпил чаю, потом долго беседовал с Дарьей Сергеевной, после чего за ними приехали. — Будничным тоном сообщила мне Дея. — Петр Аркадьевич просил передать вам, чтобы вы не волновались — они убыли осматривать место вчерашнего происшествия.
— А этот паренек, Гришка?
— Уехал с Петром Аркадьевичем. Он за ним теперь хвостом ходит.
— Бедный ребенок, — я подошел к окну и посмотрел на хмурый и дождливый, но все же прекрасный пейзаж. — Он теперь сирота. Стоило ли брать его с собой туда, где он пережил настоящий кошмар?
— Иногда стоит взглянуть в глаза собственным кошмарам, — Дея вернулась к своему занятию: пипидастр снова зашуршал по немногочисленной мебели. — К тому же, мальчик сам захотел поехать.
Мне оставалось лишь развести руками — захотел, так захотел. Пацана, конечно, жалко, но он уехал несколько часов назад, так что думать об этом теперь бессмысленно. Как вернется — предложу ему остаться у меня, куда-нибудь пристрою. А может у него какие родственники в окрестных деревнях остались?
— Барин, — Дея закончила смахивать несуществующую пыль, — желаете отужинать?
— Пожалуй.
Цыганка снова поклонилась и вышла. Кажется, роль горничной ее забавляла. Более того, Дея отлично справлялась с обязанностями по дому. Если она вскоре «наиграется», я, пожалуй, даже немного расстроюсь. А еще придется искать замену.
— А может, просто повысить ей зарплату? — пробормотал я себе под нос.
С деньгами сейчас стало намного лучше. Прикончу еще пару-тройку полозов, и будет совсем хорошо. К тому же мне, как агенту Тайной канцелярии, теперь и денежное довольствие полагалось, так что одной головной болью меньше.
— Барин! — на пороге появился Прохор. — Вам тут бумаги вчера передали.
— Кто передал? — я взял из рук дворского красивый конверт, от которого пахло цветочными духами. Края тисненной бумаги скрепляла восковая печать с причудливым гербом.
— Хлыщ какой-то на коне, — пожал плечами Прохор. — Важный, напыщенный, как петух. Дал мне бумажку эту и велел вам в руки передать, опосля ускакал.
— Угу, — я вскрыл конверт и достал оттуда письмо, которым оказалось приглашение на званый ужин в поместье некоего Уланова сегодня вечером. — Прохор, фамилия Уланов тебе о чем-нибудь говорит?
— Старый граф, — кивнул дворский, — его земля недалече от Бобринского. Там на развилке только по левую руку надобно свернуть, а не по правую. Эх, хороший мужик был Уланов. Простой люд его уважал очень. Два года, как схоронили…