— Пожалуй, соглашусь, — как обычно скупо улыбнулся Петр.
Мы пошли в столовую. Здесь уже ждал накрытый стол. Дея добавила посуду и приборы для гостей. Я велел ей отнести еду Дарье в комнату, а сам сел во главе большого старого стола. Нечаев разместился слева. Дея поначалу обслужила нас, после чего отправилась выполнять мое указание.
— И где вы нашли такую служанку? — Нечаев проводил бесшумно передвигающуюся девушку задумчивым взглядом.
— На дороге подобрал, — вроде как отшутился я, на самом деле сказав абсолютную правду.
— Интересными дорогами вы ходите, граф Воронцов.
— Как-то само собой получается.
Мы поужинали в тишине. Я решил дать гостю спокойно поесть, а вопросы отложил на потом. Нечаев это оценил и, едва закончив с едой, заговорил сам.
— Благодарю, что не дали волю любопытству, — он аккуратно вытер губы салфеткой и принял из моей руки бокал с коньяком. — Итак, вы наверняка желаете узнать, чем же закончился наш разговор с графом Бобринским?
— Судя по лицу Дарьи — ничем хорошим.
— Дарья Сергеевна, — покачал головой Нечаев, — бедняжка. Она всем сердцем стремилась облегчить страдания дяди, но тот лишь сильнее оттолкнул ее. Весть о гибели дочери его слишком потрясла.
— Оно и немудрено, — мне все еще было немного не по себе от того, что именно мой клинок лишил жизни Наталию. — Вы сказали графу правду?
— Конечно же нет, — Нечаев отпил коньяку и прикрыл глаза. — Списал все на разбойников, дескать, они украли девицу и хотели потребовать выкуп, да только она попыталась сбежать, из-за чего и… потеряла голову, — в этот раз губы Нечаева растянулись куда сильнее обычного. Улыбка у него вышла весьма мрачной, даже пугающей.
— От вашей шутки, Петр, даже за окном потемнело, — поморщился я.
— По моему разумению, дорогой граф, — задумчиво протянул Нечаев, каждый, кто выступает против своей же Родины и ее защитников — недостоин ничего, кроме порицания и справедливой кары. Надеюсь, вы не корите себя за то, что избавили нашу Родину от очередной сектантки?
— В сложившейся ситуации мне больше жаль Дарью. Она очень тяжело перенесла гибель двоюродной сестры.
— Дарье Сергеевне придется с этим смириться, как и с тем, что может случиться дальше.
— Считаете, граф Бобринский обо всем знал? — догадаться, к чему клонит Нечаев, не составило труда.
— Если и знал, то ничем не выдал этого. Но я отправил своих людей следить за его имением.
— Так сразу? — я вскинул бровь. — Может, стоило дать убитому горем отцу время проститься с дочерью?
— Я решил иначе, — безразлично пожал плечами Нечаев, а его обычно спокойное лицо приобрело жесткое выражение. — Мы не станем ждать похорон и траура.
— Вам не кажется, что это… — я помолчал, подбирая слово, — как-то не по-человечески?
— Граф, — глаза Нечаева за линзами холодно сверкнули, когда он привычным движением поправил очки. — Мне не раз доводилось выбирать между человечностью и благом для Российской империи. И каждый раз мой выбор оставался неизменным.
— Понимаю, — кивнул я и предложил. — Еще коньяку?
— Пожалуй, — Петр едва успел подвинуть мне свой бокал, как в столовую вбежал Прохор.
— Ваше сиятельство, — выпалил он и махнул рукой себе за спину, туда, где находился выход из имения. — Там на небе… это…
— Что «это»? — не понял я.
Следом за Прохором в столовую вбежал и взволнованный шофер Нечаева.
— Там… — не успел он и рта раскрыть, как Петр вскочил.
Он дернулся настолько резко, что опрокинул свой стул. Нечаев порывисто вышел из столовой. Я поспешил за ним. Остановились мы только на крыльце. Оба задрали головы, но не увидели ничего необычного — лишь льющий с темного неба дождь.
— Что вас так взволновало? — поинтересовался я у Петра.